Не следует делать вывод, что полигамные мужчины скрытые геи, а однолюбы (любители не себя, но единственной женщины) – это настоящие мужчины. Да, среди полигамных мужчин встречаются подавленные геи, то есть, такие геи, которые не знают, что они геи, настолько они умело это скрывают от самих себя или им не хватает ума, чтобы это понять. Но есть среди них и так называемые «насекомые», и «земноводные», и «пресмыкающиеся», и даже водятся «млекопитающие», например, «коты», «кобели» и «обезьяны». Но все они как люди несчастны, хотя многие из них не подозревают об этом. Особенно несчастны те из них, что страдают от любви к более, чем одной женщине. Почему же они страдают? Просто потому, что любят больше, чем одну женщину, разрываются между ними. Нам, потомкам Адама, естественнее любить одну женщину, похожую на Еву.
Кстати, среди мужчин меньше геев, чем среди женщин лесбиянок, так же как среди мужчин больше полигамных «самцов», чем среди женщин полигамных «самок». Это объясняется тривиальной физиологией и примитивной анатомией этих живых существ. Даже несмотря на то, что половое влечение у женщины, в отличие от животной самки, не ограничено сроком, она все равно вынуждена из-за беременности и ради материнства связывать свою судьбу с одним мужчиной. Но это никак не влияет на ее влечение к себе подобным по полу.
Другое дело мужчины. Они постоянно хотят женщину и поэтому с точки зрения желания им все равно, кто она и сколько ее, то есть, сколько женщин. Их желание ограничивается только количеством семенной жидкости. Но это так только, если смотреть на мужчину как на самца. Если нет женщин, то они удовлетворяются сами. Но таким образом не бывает полной разрядки. Большая разрядка может быть при отсутствии женщины с присутствующим мужчиной. Но такой секс является грязным. Наличие презерватива не делает такой половой акт «чистым». Он «грязный» уже с точки зрения не натуральной, а культурной гигиены. Это, во-первых. И, во-вторых, это противоречит самому принципу мужского доминирования, - оказаться в положении «крытой самки». Здесь речь идет о чисто животных отношениях. Поэтому среди обычных мужчин положение пассивного гея является неприемлемым, а активного гея - грязным. И, как правило, обычные мужчины такими делами не занимаются.
У геев есть патологическое влечение к грязи. Вообще, у всех живых существ занимающихся сексом, присутствует это влечение, но только оно подавляется и не является патологическим, потому что умеренно либо инстинктом, либо рассудком, то есть, подавляется. Откуда это влечение к грязи? Странный вопрос. Естественно, от жизни, ибо жизнь есть грязная вещь. Поэтому она всю жизнь, всю себя очищает от живущих. У геев, в отличие от всех других существ, это влечение является неумеренным. Кстати, оно мешает влечению к очищению огненным духом грязи жизни, так как идеализирует грязь, то есть извращает духовное, является его превращенной формой. Геев в большей степени, чем лесбиянок, интересует чистота грязи, то есть, чистое удовольствие без последствий в виде продолжения рода. Поэтому многие комментаторы, будучи скрытыми и даже откровенными геями и лесбиянками, неверно истолковывают платоническую любовь как любовь геев, или, если бы Платон был женщиной, то лесбиянок. Платоническая любовь – это любовь индуцированного сублимацией (сублимированного) импотента к фригидной женщине. Ему неважно, что он любит «холодную» женщину, ибо его интересует не она сама как реальная, неудовлетворенная им женщина, а ее идеальный образ. Его он вынашивает в своей душе, собственным взором проницая плоть реальной женщины в поисках неуловимого женского идеала. Он импотент потому, что для него реальна идеальная женщина, а не женщина из плоти и крови. Казалось бы, нет ничего проще, - найди идеал в реальной женщине и не обращай на ее недостатки никакого внимания. Но нет, мужчина-романтик лучше станет импотентом, чем будет искать в той, что есть, то, чего нет, но может стать, если искать в ней, а не вне ее. Зачем человеку правда, ведь не ложь, а правда убивает. Ложь же дается слабому человеку для спасения в утешении.
Но словосочетанием «платоническая любовь» можно называть и другую модель межличностных отношений. Следует понимать, что под этим наименованием скрывается не теория любви Платона, а сложившееся в истории публичное мнение либо о ней, либо о практике любви, имевшей место хождения в стенах Академии между Платоном и его учениками-академиками, ставшей парадигмой любовных отношений между академиками как учениками Платона и их учениками. Что это за теория и практика? Теория любви Платона – это теория философского эроса, то есть, философия любви. Что такое философия любви? Это философия философии, ибо философия есть любовь. Любовь к чему? Любовь к идее. Что такое идея? Это идеальное существо. Значит, философия есть любовь к идеальному существу или любовь к идеалу, каким может быть существо в идеале, по своей идее. В качестве примера можно взять речь Диотимы в диалоге «Пир». В этой речи в качестве образца философа выступает Эрот как существо, восходящее в своем стремлении от бедности (Пенни) к богатству (Поросу).
То есть, философ по идее, в идеале является существом недостатка, стремящимся к его восполнению. Восполнению чего? Конечно, ума, разума, мудрости. Тогда философия есть познание как стремление к мудрости в качестве цели. Философией занимается философ. Он любит философию в том смысле, что ему нравится, ему интересно заниматься ей. Но такая любовь служебная. Она требуется как средство для достижения цели, она служит любовной уловкой, предназначенной для уловления истины. Философ любит философию. Он любит философию как «Философию», которая может привести его в рай, как провела Данте в «Божественной Комедии». Философия его любимая. Благодаря ей как любимой любящий любит дух в качестве истины. Его любимая – Философия – является идеей истины. Любя идею, философ в мысли любит по идее саму истину. В виде истины ему является сам Дух. Если философия практически есть любовь к мудрости, то философия философии есть теория любовного праксиса. И в этом смысле она является теоретической практикой – любованием, созерцанием, интеллектуальной интуицией истины.
Вот к каким выводам пришел Петр после того, как Катя пришлась по нраву, понравилась ему, как он любил. К сожалению, он любил не любовь, а удовольствие. Обыкновенно после любовного мероприятия сознание Петра прояснялось, и голова работала лучше. И в самом деле, приятно от приятного времяпровождения. Хотя этому замечанию противоречит поговорка, что «за все хорошее принято платить», расплачиваться. В случае с Петей это звучало бы так: «от приятного времяпровождения было неприятно». Но нет, Петру было приятно. Он чувствовал себя хорошо, потому что после напряжения расслабился. Такие минуты благодатны для анализа, но пусты для творчества, ибо, несмотря на ясность в голове, нет привычной для воздержания мании преследования объекта влечения. Часто он как морковка осла манит идти вперед по дороге предвкушаемого наслаждения, добавляющего к жизни щепотку соли для остроты переживания. В такие минуты разум может снять излишнее напряжение, облагородив животную страсть, придав ей иное направление, не вниз, а вверх, иную стратегию поведения, не приближая объект влечения, а удаляя его от себя, тем самым очищая и кристаллизуя эту страсть, порой переплавляя ее в чисто человеческое чувство.
Петру, еще не ведавшему привычного для других людей чувства любви, в размышлении стал представляться ее призрачный образ. Но нет, он ускользал от его расслабленного эпикурейским удовольствием внимания, обещая в будущем открыть ему новое измерение любовной страсти.
2
Минуты прояснения сознания после испытанной страсти бывают краткими, ибо естественным итогом ее конца является сон как предзнаменование будущей смерти. Недаром у низших существ после спаривания самка съедает самца, за его ненадобностью. У людей такое встречается редко, а если и встречается то в криминальной хронике, в которой нечего делать нормальному человеку. Люди же, напротив, получают от контакта не полное удовольствие и мучают друг друга своим желанием до самой смерти или, по крайней мере, до климактерического возраста.
Заснул и наш герой. Его же дражайшая половина отправилась, куда глаза глядят, ибо ей было мало получить разрядку. Она находилась в амбивалентном, двусмысленном состоянии. Ей одновременно ничего не хотелось и хотелось, но не самого хотения, а чего-то другого, за неимением любви любимого манящего и опасного приключения. Вот чем опасно безделье выходного дня. Обыкновенно, в рабочие дни, нас спасает от глупостей нудная и тупая работа, то есть, такая работа, которая утомляет до такой степени, что после нее вряд ли можно расслабиться даже в постели. Поэтому мужчины начинают пить горькую водку, которая, к неудовольствию женщин, отвлекает их от них, - и в том, и другом случае. В одном случае (мужчин) она становится слаще, в другом (женщин) противнее. Плохо, когда горькая водка становится для женщины слаще мужчины.
Петя же пребывал в неведении (читатель, если ты мужчина, берегись оставлять любовницу после любования наедине со своими мыслями), ибо во сне получал полную разрядку. Вероятно, для того, чтобы быть готовым наяву зарядиться новыми впечатлениями от противоположного пола. Но вот незадача, - во сне ему явился ангел и сбил его с толку. Когда Петр проснулся, он никак не мог вспомнить, что такое сделал с ним ангел во сне. Но после сна Петя никак не мог прийти в себя и чувствовал себя потерянным, неуверенным в себе. Следовало немедленно найти себя, снова стать самодовольным, иначе кто-нибудь другой найдет его, подберет, обогреет и оставит себе. «Тогда поминай себя, как звали», - подумал с огорчением про себя Петя.
- Катя! – позвал свою женщину Петя, намереваясь у нее свериться, где он потерялся, но она никак, «зараза», не откликалась.
«Куда она подевалась?», - подумал Петя. Ему было еще невдомек, что он потерял не только себя. Вот, что значит, расслабиться по полной программе.
Чувство экзистенциальной тревоги овладело его душой. Но это чувство не помешало ему осознать, что даже экзистенциальное переживание утраты самости, характерное для сложных натур, способных не только иметь самость, но и догадываться о ее существовании, задаваясь вопросом о том, имеет ли смысл быть таким, каким есть, самим собой, было чересчур имманентно для него. Он слишком близко принимал это к сердцу, как свой «шкурный интерес». Было в этом что-то вульгарно жалкое и налично фиксированное, подрезающее крылья воображения, ибо оно держало его внимание в сфере повседневности, в предметной области окружающих вещей, само представляясь ему в виде некоторой вещи. Нет, он уже не мог этим удовлетвориться, он бежал
