семейное родство, но нет полного совпадения. Вы знаете теорию семейных сходств Людвига Витгенштейна?
- Дорогой профессор, я, конечно, понимаю, что вы не можете не быть учителем, даже если сильно это захотите, но можно обойтись без обучающих лекций? А то я уже наслушалась здесь таких научно-популярных сообщений о едином информационном слое или поле планетарного сознания Земли, которое является, ни много, ни мало, отдельной минивселенной, а отдельно взятый человек – хронотопом как пространственно-временной ячейкой такой вселенной в качестве структурной сетки.
- Хорошо, буду краток. Вы ведь знаете, что мадам Блаватская открыла мировой общественности эту книгу. И, естественно, как всякое начинание, это откровение не могло не породить свое продолжение, - новое откровение. Появились новые станцы, изданные так называемым «Храмом ремесленников». Новоявленные народные храмовники поставили дело откровения на поток и стали выпускать свои ремесленные поделки. Как говорят: «Дурной пример заразителен». Для чего знающие люди запретили Блаватской распространять информацию о книге и его содержании и даже потребовали, чтобы она вернула ее копию обратно в тибетский монастырь? Для того, чтобы остановить поток подражаний, обесценивающих первоисточник, доступный только посвященным. Но Елена Блаватская уже открыла «ящик Пандоры» информации.
Ну, это ладно. Я вот о чем. Насколько комментируемый Блаватской текст соответствует оригиналу? То, что это чистая копия оригинала без всяких примесей отсебятины, то есть, первая копия, говорит хотя бы то, что книга, оказавшаяся в ее руках по своему содержанию была точь-в-точь такая же, какую она автоматически записала. Или начинала записывать, находясь в состоянии ясновидения, под диктовку своих учителей. Кстати, и свои комментарии она составила в виде «тайного учения» не без их участия. Но все это доподлинно известно только со слов самой мадам Блаватской. Насколько она честна перед публикой читателей? Я спрашиваю об этом, памятуя, что ее не один раз уличали в мошенничестве. К тому же не исключено, что она могла само-обманываться, искренне заблуждаться на свой счет ясновидящей и чутко слышащей.
- Василий Иванович! Я не вижу в этом ничего удивительного. Вы поставьте самого себя на место Блаватской, как советовал это делать ваш Кант. С ней всегда приключались неприятные истории, ибо она как завзятая авантюристка искала их на свою… беду. Вот и случай с книгой. В Индии ей вручили книгу, увидев в ней посвященную. Что она сделала? Сохранила книгу? Нет, потеряла ее. Говорят, что у нее выкрали книгу. Хорошо. Можно согласиться с этим предположением. Но почему выкрали? Потому что она растрезвонила всему миру о существовании книги. Кто просил ее об этом? Она говорит, что учителя, махатмы. Так ли это? Допустим, что так. Но для чего? Чтобы публика знала не просто, что есть тайные знания, но что их можно сделать явными? Глупо. Ведь ясно, что весь секрет тайного знания, скрытого в тайных писаниях заключается в том, что они тайные, таинственные. Открой тайну и то, что скрывалось, станет скучным, неинтересным, обычным, привычным. Может быть, иногда следует открывать некую тайну, чтобы человек не привыкал к тайне, чтобы она не стала его привычкой и он, таким образом, потерял бы к ней интерес, она перестала бы его волновать. Вероятно, поэтому учителя дали ей возможность приоткрыть тайну. Но она как авантюристка чересчур увлеклась этим занятием, сделав его неприличным, нарушив меру в откровенности. Людям нельзя полностью раскрывать тайную истину. Истина сокровенна как сущность. Откровение феноменально для того, кто открывает, но не для того, кому открывается. Для первого важно дать увидеть в сущности явление. Для второго же важно увидеть в явление сущность, а не явление. Повторю: увидеть в явлении сущность, то есть, увидеть не саму сущность, а ее явление. Многие же, и среди них Блаватская, стремятся увидеть саму сущность, но находят только ее явление, видимость, выдавая ее за саму сущность. Она мнила себя ясновидящей, видящей сущность. Нет уж, хватит сочинять. Вы читаете книги так, будто их пишете. Таково ва… наше сознание. Все, что оно видит, оно воспринимает своим, даже то, что не является таковым. Да, оно называет его чужим, но уже отмыслить себя от него не может. Тогда оно пробует его спрятать в себе от себя, а не для себя, «делая» чужим, «иным», тем более, если чужое страшно для него и ему опасно. В результате образуется сознание травмы чужим, которое изживается забвением или, наоборот, объяснением, - тем, что в нем нет ничего от него, субъективного, что оно вполне объективно и существует отдельно от него. Если тайна мироздания становится твоей личной тайной, то открывая ее, ты сам раскрываешься, открывая для себя, что ты - это не ты. Тогда кто? Никто. Вот эта открытие убило Блаватскую.
- Извините, конечно, Арата Аравшетиколавна, я вас не понял. Вы хотите сказать, что основой личности является пустота?
- То, что вы спросили, вам понятно? Если понятно, то почему вы еще живой?
- Арата Аравшетиколавна, это страшная, убийственная новость.
- Василий Иванович, будьте осторожны, - не забегайте вперед, - предупредил двойник Кати своего собеседника и вдруг подозрительно уставился на стеллажи, за которыми прятался Петр Петрович. – У вас нет такого ощущения, что нас подслушивают, - добавила она и сделала шаг в сторону Петра Петровича.
Петр Петрович вынужден был, к своему огорчению, ретироваться, насколько мог бесшумно. Оказавшись в соседнем помещении, он с трудом перевел дух. Было над чем задуматься. Но не менее важно было установить, кто это такая, - Арата Аравшетиколавна, и где она живет. Ее имя и отчество напомнили Петру Петровичу что-то знакомое, но ему было недосуг именно в эту минуту догадаться об этом. Он снова заглянул в читальный зал, но там уже никого не было. Странно. Петр машинально посмотрел на часы и понял, что он стал нежелательным свидетелем таинственного разговора в обеденное время, которое подходило к концу. И действительно через входную дверь, справа от него, стали входить редкие посетители книг. Но куда делись Арата Аравшетиколавна и Василий Иванович? Он стал метаться по этажу в поисках заочных знакомых, но тут его внимание привлек переполох на первом этаже. Когда он спустился на первый этаж, то у самой лестницы заметил кучку людей, которые стояли с перекошенными тревогой лицами и раскрытыми от ужаса глазами. Те, кто были в центре, склонились над кем-то. Подойдя ближе, Петр Петрович почувствовал, как буквальное попал в поле подавленного напряжения, по которому судорожно пробегали волны тревоги. В лежащем на полу бездыханном теле он признал Василия Ивановича. От увиденного его глаза невольно расширились от животного ужаса смерти. Но тут он поймал на себе чей-то колючий взгляд и сразу обратил на него все свое внимание. К сожалению, ему удалось заметить только знакомый силуэт за дверями библиотеки. То был силуэт знакомой незнакомки, которую покойный звал Аратой Аравшетиколавной. Страшное происшествие обострило все его чувства и он представил имя и отчество таинственного двойника своей женщины прямо на бумаге и смог прочитать их в обратном порядке. Получилась «Тара Авалокитешвара». Все встало на свои места: оказывается, это была сама спасительница всех живых, буддийская богиня милосердия, аватара бодхисаттвы Авалокитешвары.
Нет, конечно, Петр Петрович не поверил своей фантазии, но ему пришла такая мысль в голову, как только он смог разгадать загадку непонятного знакомства этого имени, вывернутого наизнанку. Но почему эта Арата Аравшетиколавна оставила своего собеседника мертвым. Не она ли виновата в его смерти? Но как может быть виновна в смерти живого та, которую зовут «Тарой»? Так ее зовут совсем наоборот «Аратой». Значит, она противоположна сострадательной Таре и поэтому вполне могла быть причастна смерти Василия Ивановича, тем более она предупредила его об опасности заглядывать в глаза смерти как места для ничто.
И тут, некстати, как после позднего зажигания, Петр Петрович внезапно почувствовал, что ему стыдно за то, что вначале подслушанной беседы он, было, приревновал двойника Кати к бедному профессору, заподозрив ту, не сама ли это Катерина Ивановна, которая пришла в библиотеку изменять ему с солидным мужчиной. Только теперь Петр понимал всю глупость бредовой ревности.
- Фу-ты, черт! О чем я думаю?! Какая глупость! Надо думать о том, что со мной случилось нечто невероятное. Я стал свидетелем странного разговора между неведомым мне ученым и еще более неведомой, непостижимой женщиной, так похожей на мою Катю. Но она твердый орешек. Попробую подступиться к ней со стороны Елены Петровны.
Все это Петр Петрович говорил вслух самому себе, идя домой. Слава богу, он шел по пустынным улицам, сокращая путь, шел, так сказать «огородами». Поэтому никто не оборачивался и не крутил пальцем у виска, встречая Петра Петровича, говорящего с самим собой. Во избежание недоразумений, Он стал думать про себя. О чем же он думал?
Петр думал о том, что Елена Петровна Блаватская часто думала и много писала о Беспредельном и Беспредельности, о Вечном и Вечности. Пугало ли это ее? Не могло не пугать. Для человека это запредельно, находится за гранью жизни и… смерти. Это и ужасно. Конечно, страшно, что за гранью жизни притаилась смерть, которая умеет ждать человека. Когда он переступает порог жизни, то смерть принимает его в свои постылые, леденящие душу объятия, от которых застывает кровь и останавливается сердце. Но еще страшнее своей неизвестностью то, что находится по ту сторону не только жизни, но и смерти. Это то, что не является ни тем, ни другим, ни жизнью, ни смертью, что невозможно для человека.
Там, в Беспредельном, ему нет места, потому что беспредельное – это то, что не является местом, что неуместно в нашем мире. Между тем подражатели, имитаторы Блаватской считают человека некоторым хронотопом, то есть, местом времени, событием явления Беспредельности, Вечности в границах времени. «Но это совсем другое, иное, - вскричал в душе Петр Петрович от метафизического ужаса. – Совсем не то. Они ничего не понимают». Только теперь он понимал, что Елена Петровна не боялась смерти, потому что часто чувствовала себя местом явления неземного в нашем земном мире. Голоса махатм и были такими явлениями. Она привыкла к ним. И если они являются ей, то и она когда-нибудь явится к ним засвидетельствовать свое почтение. Зачем же ей бояться смерти, если она является дверью в иную, уже беспредельную реальность.
Невдомек было госпоже Блаватской, что там ничего нет, никаких, даже проективных форм мыслей, чистых впечатлений чувств. Это там есть, как то, чего нет, чтобы было все остальное, о чем можно подумать, представить, пережить, вспомнить и вообразить, пощупать руками. Там нет и того, кто пусть даже потенциально скоординирован с этим иным как объектом в качестве субъекта. Беспредельное и Вечное есть не то и другое вместе, но, напротив, есть не это и не то. Само по себе Беспредельное и его сущность в качестве
