универсальность как некоторую данность, свою незаданность социальным окружением. Это его радовало и придавало небывалые силы. Но это состояние универсальности было неопределенным, смутным, таинственным. Оно являлось следствием потери личной определенности. Ему казалось, что с него сняли внешний покров, обнажив его душу, его внутреннее Я. Но это было страшно. Он понимал, что надо быть осторожным, иначе можно поранить свою душу об острые углы зрения колючих взглядов недоброжелателей или запачкать ее греховными желаниями взрослого человека.
Он зашел в публичную библиотеку и прошел в читальный зал. В выходной день читальный зал был почти пуст. То ли дело было, когда он был школьником. В те советские времена, невинные, не знавшие еще мобильной связи, люди, увлекавшиеся чтением, в нем находили выход для своих нереализованных фантазий. От них не было отбоя и в библиотеке, даже в читальном зале, трудно было найти стоящую книгу, ибо она постоянно была на руках. Но сейчас здесь было «шаром покати». Тоскливое одиночество, больно уколовшее Петра в сердце, заставило тут же его ретироваться. Он вышел на улицу и направил свои стопы по направлению к университетской библиотеке. Вот там не могло не быть людей. Может быть среди них и находилась та единственная, которая ожидала его.
Пока Петр шел к библиотеке университета, он снова задумался. «Итак, - подумал он, - к чему я предназначен? Чтобы быть сильным, как мужчина? Известно, что женщина слаба. Но в ее слабости есть сила. Она проявляется в умении, как ослабить мужчину, ославить его, сделав своим подкаблучником. Ладно, это общее место. Мое предназначение не в том, чтобы быть мужчиной. Это моя данность, но не моя за-данность. У меня есть задание. В чем оно заключается? В данном случае в том, чтобы свою открытую сейчас универсальность укрепить, перейдя от ее утверждения к ее диалектическому отрицанию, - нужно свернуть ее в рефлексии, в углублении в самого себя, в росте своего внутреннего Я, которое должно появиться. Если оно покажется мне, но не на глаза, а в мысли, то затем можно будет развернуть его вовне, в трансценденцию, воплотив в своем шедевре как конечном образе бесконечной сферы творчества, «сняв» противоречие между бесконечностью возможностей и конечностью наличного положения дел, ограниченной среды обитания среди людей. Но как сделать слабое Я, которое еще не забрезжило в потемках бессознательного, сильным сознанием, высоко сознательным, чтобы в нем зажегся огонь сверхсознательного? Для этого нужно вдохновение. Оно уже есть, но еще слабое. Как его поддержать и кто будет помогать мне его сберегать и укреплять? Для этого нужна муза. Ее иду искать».
Таков был ход рассуждений Петра. Но он ли вел его навстречу своей судьбе или она сама направляла его к себе?
Зайдя в университетскую библиотеку, Петр огорчился, - в ней было мало народа. Но к счастью, он все же был. В читальном зале, в основном, сидели и занимались ученые мужи и жены, да старательные студенты, магистранты и аспиранты. Уже с порога внимание Пети привлекла одна дама чуть младше его, лет эдак тридцати пяти. Естественно, она не могла быть студенткой. Да, и зачем? Ведь она была нужна ему не для постельных утех. Не была она и магистром и аспиранткой. Кстати, последние вполне еще ничего, но неопытны, конечно, не в амурных делах. Правда, и в них они многоопытны больше на словах. Не осуждай, строгий читатель, такой манер Петра, будь снисходителен. Как и будь снисходителен ко мне. Пора уже перейти нам на язык короткого общения. Ведь мы уже подружились, - я надеюсь.
Петя, прошу прощения, Петр Петрович, думал абстрактно, вообще, понимая, что любая женщина, даже девушка интересна не только и не столько в постели, сколько в общении, даже если она глупа, тем более, если глуп ее собеседник. Так почему в общении, ты спросишь, любознательный читатель. Отвечу: потому, что женщины, как, впрочем, и мужчины, созданы для общения с точки зрения человеческого, а не животного интереса. Вот так. Поэтому заслуживает умного, умелого интереса любое существо, любой человек, любого пола и возраста. Но Петру Петровичу требовалось большее, - ему нужно было не просто общаться. Ему нужно было сообщаться с другим существом в мысли уже не как сущности, явленной в слове, а как явлению духовной сущности. Ставка была выше: речь шла о духовном существе. Дело не в том, что такое существо легче найти в ученом мире, а в том, что дух начинает проявляться значительно позже собственно телесной живости и задушевной чувствительности. Студенты были живы, магистранты – чувственны, аспиранты – чувствительны. И только ученые мужи и жены, включая даже ученых дев, «синих чулок», уже знали, что следует знать. Однако могли ли они следовать еще по пути к искомой цели или только были указателями к ней для молодежи? Ему нужна была такая многоопытная искательница научных, точнее, идейных приключений, которая еще была жива и способна быть проводницей, во всяком случае, быть провидицей на его пути. Вот почему он сразу выбрал именно ее. Так кто же она была? Разумеется, она должна была походить на Катю, на Катерину Ивановну Световцеву, ибо просто так Петр Петрович уже не мог заинтересоваться другой женщиной. Такая женщина должна была быть похожей на его Катю или быть ее прямой противоположностью. Эта была похожа на Катю. При всей внешней похожести «двойник» Кати носил не светлые, а темные волосы, имел не голубые, а серые глаза, которые смотрели на собеседника «знакомой незнакомки» сквозь «сильные стекла». Видимо, она была близорука. Именно у таких женщин чаще всего для компенсации развивается способность «видеть сердцем», что было на руку Петру Петровичу.
«О чем же они беседуют? – не мог не задаться таким уместным вопросом Петр Петрович, - это же надо, в библиотеке, где не принято разговаривать»! И в самом деле, a la Катерина Ивановна сидела рядом с солидным мужчиной красивой наружности и часто перекидывалась с ним словами, сопровождая их обворожительной улыбкой. Чтобы подслушать их разговор, Петр Петрович подкрался к книжным стеллажам, стоявшим рядом, и спрятался за ними. Вот что он услышал.
- Любезный Василий Иванович, как вы полагаете, гримуары являются настоящими руководствами для магов по вызыванию и заклинанию духов?
- Арата Аравшетиколавна, вы знаете, что у вас трудное отчество?
- Простите, Василий Иванович, что вам приходится ломать язык, чтобы выговорить его по-русски. Пожелайте что-нибудь, я компенсирую вам затруднение на словах.
- Так вы уже выучили заклинания?
- Нет еще, но я учусь. Надеюсь, не зря?
- Не знаю, что вам сказать, - я ученый, а не маг. Могу лишь сказать, что подавляющее большинство гримуаров являются апокрифами, то есть, книгами сомнительного происхождения с неверной датировкой и подложным автором.
- Но вы верите, что можно вызывать и заклинать духов?
- Я ученый и признаю в качестве реального объекта только то, что точно знаю и могу достоверно проверить. Духи не относятся к такого рода объекту.
- Хорошо, но вы, Василий Иванович, упомянули слово «достоверно», что означает достойно веры. По-вашему выходит, что то достойно веры, что можно проверить. Но разве не достойно веры то, что можно прочитать по гримуару, а потом проверить подлинность прочитанного, проведя операцию на опыте строго в соответствии с правилами ритуала? Если результаты личного опыта совпадут с результатами, сообщенными в книге, то неужели ее содержание не будет достойно вашей веры?
- Уважаемая Арата, под результатами опыта вы подразумеваете вызывание и заклинание духов?
- Естественно, Василий Иванович.
- Что вы там читаете? Я надеюсь не «Великий Гримуар»?
- Нет, «Священную магию Абрамелина».
- Да, вы заставили меня задуматься. Вы знаете, Арата Аравшетиколавна, возможно, что когда вы совершите ритуал, то вам действительно покажется, что вы вызвали духа. Вы будите его заклинать, и это заклинание окажет влияние, но не на дух, а на вас самих.
- Как это?
- А то не догадываетесь.
- Нет, не догадываюсь.
- Ну, вот судите сами. Кто такие духи?
- Как кто? Существа.
- Откуда они?
- Из иного мира, за границей земного бытия.
- Как вы думаете, что это за мир такой?
- Это мир духов, мир другого измерения, чем наше. Поэтому мы его не видим.
- То есть, это измерение перпендикулярно нам и мы его не видим. Ему нет места в нашем евклидовом пространстве. Но оно является нам как время. Мировая линия движения в нашем пространстве превращается в точку. Она сворачивается в точку. Для того, чтобы увидеть мир духов следует сделать ее точкой зрения. Мы тогда увидим мир духов и их в нем, когда обратим точку времени, момент настоящего, оставляющий нас в прошлом, а сам спешащий к нам из будущего, в точку зрения вечности, где нет смены состояний движения, где одно место есть всякое другое с точки зрения нашего времени.
Тогда как можно, будучи во времени, общаться с ними, вечно живущими? Какой напрашивается вывод?
- С духами невозможно общаться?
- Правильно. Но если с ними невозможно общаться, то их нет для нас. Вот так. Если же их нет для нас, то их вовсе нет. Так, с кем тогда мы общаемся, когда проводим спиритический сеанс? Разумеется, с самими собой. Точно! Мы общаемся с сознанием: либо со своим подсознанием, либо со всеобщим надсознанием. Оно сверхсознание, ибо является во всех индивидуальных сознаниях.
- К сожалению, вы, Василий Иванович, не учли интереса другой стороны. Если мы не можем общаться с духами, то такое нельзя сказать о них. Они могут общаться с нами из вечности, воплощаясь в нас. Они для нас потусторонни, а мы для них посюсторонни, ибо они везде и всегда. Они действуют нами, но нам кажется, что мы используем их. Я даже порой думаю, что мы и есть, но не они, а их явления. Причем такие явления, которые полагают себя явлениями самих себя.
- Интересное предположение, Арата Аравшетиколавна. Значит, вы полагаете, что мы явления духов, мнящие себя феноменами?
- Да. Представьте себе, что вы пишете письмо знакомой, а она не читает его, но, напротив, пишет свое по писанному вами.
- Хороший получается духовный слоеный пирог.
- Точнее подходит слово «палимпсест» как текст на тексте.
- Знаете, Арата Аравшетиколавна, мне тут на днях попалась довольна интересная интерпретация происхождения, наверное, вам известных «станцев цзяна».
- Да? И каким образом книга дхьяны могла появиться? Я всегда думала, что ее автор изложил то, что подумал. Тем более если автором медитации является сам Дух. Он думал, а потом делал остановку в медитации для изложения. От этого и возникло название книги «Станцы цзяна».
- Конечно, интересное соображение, но я говорю о конкретном тексте, который был опубликован в 1915 году в Сан-Диего калифорнийским издательством герметической литературы.
- И каким образом он появился, если не типографским?
- Да, я не об этом хочу сказать. Согласно той версии, которую знаю я, эта книга является документом, который переписан с оригинала. Между ними есть
