все вместе готовили.
- Блин! Они ещё и целуются! – Вика резко поставила сок на стол, будто он тоже стал ей противен. – Ну, Борис!..
- А что: Борис? Вы думайте о хорошем. Посмотрите вокруг. Гарантирую на сто процентов, что здесь ни одного эфэсбэшника… Кстати, хотите прикол? Я стал уже реагировать, когда кто-нибудь обращается по имени к однокласснику Борьке. Блин, ещё чуть-чуть и скажу: «Что?» Гершуни, с тобой такого не бывает?
- Издеваешься…
- Хорошо, что у меня в классе нет Маш.
47
- Ну, про Бледного не говорю. У них в фазанке все розовощёкие, деревенские.
- Нет, у нас есть наркоманы и кто нюхает.
- Да? Вот бессовестные. Доберусь я до них! Кстати, уважаемые друзья, приготовьте свою психику: с 09.00. до 09.30. сюда захаживают наркоши. Кто за дозой, кто просто сообщить, что ночью сдохнет.
- Здесь продают наркоту?
- Её везде продают. Нет, не подумай: персонал – ни-ни. Только посетители между собой.
- Одно хорошо: музыка здесь приличная, - резюмировал Гершуни. – И несильно громкая, не мешает говорить… Бледный, ты уверен, что не оставил после себя следов возле той виллы?
- Нет, не оставил. И своё всё забрал. Ты ж меня заставил выучить наизусть свою инструкцию.
- Так и надо. Одна мелочь – и наше великое дело рухнет.не забывайте, ради чего работаем.
- Дом хорошо загорелся?
- Да, нормально. Охранник выскочил, когда я уже с забора спрыгивал. Я с трёх сторон бутылки разбил.
- Перчатки сжёг?
- В мусорный ящик выбросил. Уже в городе.
- Хорошо бы ещё тебе одежду уничтожить, в которой ходил на дело.
- Да-да, Гершуни, и пусть он совершенно незаметно ходит по городу в трусах.
Вика прыснула.
- Ребята, - продолжил Гершуни, даже не улыбнувшись. – Бледный прошёл боевое крещение и провёл куда более серьёзную операцию, чем даже мы с Борисом. Я имею в виду машины. Сгорело полвиллы крупного вора, ущерб на несколько миллионов. То есть хотя бы часть воровства не пошла ему впрок. В общем, констатирую: наш главный и
48
единственный принцип соблюдён идеально – уничтожаем только наворованное.
- Давайте выпьем за это…сока! Точнее, за этого! Дай руку! Хорошо, что ты нам тогда встретился! Это судьба!
- Бледный, - присоединилась более серьёзным тоном, чем Борис, Вика, - мало кто способен на такое. Ты сильный парень.
- А ещё умный и хладнокровный. Полиция реально роет землю, а он до сих пор на свободе.
- Сплюнь три раза, Борис.
- Сам плюйся, предрассудочный. А я православный. И я за Бледного молился. Не стесняюсь об этом говорить.
- Я тоже постоянно желала ему удачи все эти дни. Кстати, со справкой всё будет в порядке?
- Да. Завтра законно выхожу на учёбу. А почему вы говорили «машины», а не «машина»? До этого тоже поджигали?
Борис и Гершуни переглянулись.
- Будет позорно с нашей стороны после всего, что произошло, водить тебя за нос, - начал Гершуни, и Вика закивала согласно. – Тогда, у торгового центра, состоялась наша первая акция. Мы только в августе познакомились прямо на демонстрации, где поняли, что власть непрошибаемая, и начали готовиться к…сам знаешь чему. И кроме нас троих…четверых, больше никого нет. Я тебе тогда наврал. А «машины» потому, что пока ты прятался в гараже, мы тоже не отдыхали и сожгли тачку владельца «Агата». Помнишь, тогда говорили? Серьёзный вор. У него, кстати, четыре машины и, скорее всего, несколько квартир. Я ещё поработаю с информацией по нему…
- Значит, опять сожгли. Круто!
- Да, по той же схеме с отходными путями и прикрытием. Только поменялись ролями.
- И теперь моя очередь, - сказала Вика.
Гершуни поморщился.
49
- Марья, ты и так делаешь много. Бросать бутылку с горючей смесью – всё-таки больше подходит мужчине. Она тяжёлая и невкусно пахнет.
- Ты уже раз попробовал, крепкие у меня руки или нет.
- Помню, помню…
- Представляешь, Бледный, - пояснил Борис, - у Марьи коричневый пояс по тхэквондо. Смотри, не лезь к ней целоваться без спросу, отлетишь метров на двадцать. Гершуни отлетел на семнадцать с половиной, но он упитаннее тебя.
- Трепло.
- Не слушай его, - сказала Вика Серёжке. – Я ходила на секцию, но потом бросила: готовилась к экзаменам.
- Ты хорошо закончила девять классов?
- Нормально. Можно и лучше. Но ты хитрее нас: уже получаешь профессию.
- Точно. А что будем делать мы после одиннадцатого? У моих родителей денег на платную учёбу нет.
- Ты ж вроде на медаль идёшь?.. Это я разгильдяй. Только в фазанку и возьмут.
- Кому она нужна: медаль… Поступают те, у кого на шее пачка евро висит, а не медаль.
- Точно! Вот у моей собаки есть медаль, а дура дурой!
- Кабан! Не может, чтоб не подколоть.
- Да он выпил сегодня.
- Марья, сегодня у нас сбор. Я могу расслабиться, но только не тогда, когда общее дело. Так что не предъявляй.
- Ты пистолет хоть сюда не притащил? Грозил же моему жениху, что стрельнешь.
- Уже жениху? Час назад это был маньяк и развратник.
Вика не ответила. Получилось, как это бывает иногда даже в весёлой компании: говорят-говорят люди, перебивают друг друга, стремясь высказаться, и вдруг замолкают все
50
разом. Чувствуя неудобство из-за неожиданной тишины, каждый усиленно шарит в мозгу в поисках подходящей мысли или самой банальной шуточки, но ничего не находит, будто для головы отключили электричество. Наконец, звучит избитое «мент родился», и колесо разговора начинает вновь со скрипом раскручиваться в каком-нибудь направлении.
Борис, который так много балагурил в этот вечер, чтобы не участвовать в молчании и не показывать, что его остроумие может исчерпаться, встал в туалет.
-…Значит, вы все были на той демонстрации? – спросил Серёжка, у которого шум в баре вызвал ассоциацию со старым воспоминанием. – Получается, мы могли познакомиться ещё тогда…
- Ты в ней участвовал? – изумился Гершуни.
Вика, отвернувшаяся было к залу, тоже посмотрела на соратника.
- Да как участвовал… Я приехал сдавать документы в училище, потом пошёл на автовокзал, а тут толпища во всю улицу. Я даже толком не въехал, из-за чего всё было. ОМОНовцы как начали долбить народ… Завод закрыли, да?
- За этот завод Гершуни чуть не убили. Он меня спасал, - сказала Вика, и голос её дрогнул от неприятного воспоминания.
- «Спасал» - это, конечно, преувеличение. Пристыдил громилу из Москвы за то, что собирается бить девушку, он мне и заехал резиновой дубинкой по голове.
- Ни фига себе!.. Да, я видел, как били всех подряд. Мы выезжали на автобусе и медленно двигались, потому что везде толпы народа. Нас тоже два раза останавливали, проверяли всех…
- Ещё бы, врагов искали. Ты в курс, что ОМОНовцам сказали, будто в нашем городе Америка решила устроить государственный переворот?
- Оранжевую революцию, - усмехнулась Вика.
- Во-во. Их на двух самолётах перебросили к нам в аэропорт. Одни говорят: двести пятьдесят боевиков, другие – четыреста. О демонстрации же всем заранее было известно. Сначала местная полиция пыталась остановить народ возле завода, но не вышло, а когда двинулись по городу, к работягам стало присоединяться много других людей, в том числе
51
молодёжи.
- А ты от самого завода шёл?
- Бледный, у меня папа там проработал почти двадцать лет! И вот сначала появляются какие-то ушлые чужаки и делают рейдерский захват самого большого предприятия города. Но это ещё полбеды: старые владельцы большой любовью не пользовались. Просто через пару месяцев людям объявляют о бессрочном неоплачиваемом отпуске с перспективой увольнения, а на территорию пригоняют краны и грузовики, чтобы всё оборудование вывезти на металлолом. Представляешь, 2000 работников – на улицу. Народ и забастовку, и письма во все стороны – бесполезно. Мэр, собака, ни слова в защиту людей.
- Купили.
- Конечно, Марья. Вот и дошло до этой демонстрации. Тут-то власть шустро отреагировала.
- И всё равно его закрыли?
- Люди не уволены. Станки вроде на месте. Но завод не работает.
- Я вообще ни в чём не участвовала. Для меня политика тогда была чем-то…далёким, как Марс. Пошла к подружке на день рождения… Пораньше, чтоб помочь ей с причёской.
Вика стала тихо рассказывать, не глядя на парней и делая маленькие глотки. В её голосе не было никаких чувств: ни шутливости, ни обиды, ни даже удивления, только какая-то напряжённость, будто она переосмысливала тот жизненный поворот, который неожиданно увлёк её в самом конце школьных каникул. «Вот как ты повзрослела», - мелькнуло у Серёжки в голове.
-…Иду, а там полиция. Дальше не пускают. Людей уже порядочно собралось: кому на работу, кому домой. Не все поняли, почему улицу перекрыли. Я тоже. Стою растерянная. Вдруг подъезжает автобус с ЭТИМИ, и начинается натуральная бойня.
- Да, а тут как раз до этого автобуса дошла голова колонны, и всё смешалось: кто виноват, кто не виноват. Хотя в чём были виноваты мы, демонстранты? Просили не отнимать кусок хлеба…
52
- И тебе досталось? – посмотрел Серёжка на Вику, не скрывая жалости.
- Мне не очень. Нырнула между домами. Со мной ещё человек пять. Только я в босоножках оказалась последней. Слышу топот сапог за спиной…
- Берцев.
- Да всё равно. Там ещё арка такая, что мне казалось из-за эха, будто за мной целый отряд гонится и вот-вот втопчет в землю, - Вика невесело улыбнулась. – Ну, и упала. ЭТОТ подбегает и смотрит, как меня побольнее ударить.
- А я оборачиваюсь: лежит девушка, над ней боевик под два метра, сейчас начнёт убивать. Интересно: когда бежал, Марью не видел, хотя, наверное, обогнал в подворотне. А тут что-то ёкнуло, и обернулся.
- Да я же вскрикнула…от страха.
- Нет, крика я не слышал. Там на улице такой шум был… Кричу ему: «Не трогай девушку. Она тебе не противник. Хочешь, бей меня». Выпросил, как говорится. И вдруг со стороны двора выстрелы. Такие негромкие, что сразу и не понял…
- Борис? – догадался Серёжка.
- Он. Начал стрелять из своего травматика, ОМОНовец и ушёл. Мы Марью под руки – и в подъезд… Часа три, наверное, отсиживались на пятом этаже.
- Тогда вы всё и решили.
- Нет. Тогда больше эмоциями делились… тем более я переживал за отца. Он ведь тоже где-то бежал… А этот кадр Борис всё рвался в бой, грозился всех перестрелять. Мы его удерживали… Может, такие, как он и спровоцировали драку…
- Что ты говоришь! Они на самолётах прилетели, потому что знали: на демонстрацию придут пацаны с пистолетами? Так что ли?
- Нет, конечно.
- В деревне, - продолжил Серёжка разговор, видя, что оба загрустили, - чего только не говорили про вашу демонстрацию. У нас такие сплетни сочиняют, что хоть стой, хоть падай.
53
Рассказать что-нибудь веселящее он не успел. Вернулся Борис, снова оживлённо радостный и объявил:
- Сейчас будет концерт. Русский с айзером шлюху не поделили!
- Ё-моё… - скривилась Вика.
- Марья, честное слово, я не виноват. Ты хоть куда в это время пойди, везде свои приколы.
- Хорошо, хоть здесь не подвал, - поддержал друга Гершуни. – А то было бы, как в «Хромой лошади» в Перми.
