мягкими и действительно братскими. Сергей почувствовал: он здесь брат всем.
… Перед сном опять болтали. Очевидно, у Иакова с Анатолием без этого не обходилось ни одного вечера, хотя к ним часто подселяли на верхние полки очередных трудников. Брат Анатолий был любознателен и слушал соседа с уважением, брат Иаков, хотя и скромничал, проявлял большую начитанность, к тому же серьёзно изучал церковнославянский язык.
- … К тебе опять приезжали с завода? – спросил Анатолий.
- Приезжали… До чего докатились: приобретают новое оборудование для металлообработки, а установить не могут.
- Вы работали инженером? – спросил Сергей, который опять взялся за молитвослов.
- Да, пока не сократили. Вместе со всем заводом…Сказали: оборонная продукция не нужна, воевать не с кем. Странные люди. Не воюет только тот, за кем сила. Что в мире, что в душе – одно и то же: враг всегда рядом, и, если нет воинства, - будешь покорён. В душе – дьяволом, в мире – иностранцами… Но теперь вроде осознали. Восстанавливают производство…
Он, как и сосед, лёг, и Сергей переключил свет на настольную лампу.
- Это вы про наш военный завод?.. У меня там отец работал. Потом его тоже сократили. Пошёл, как и все другие, торговать на базар китайским барахлом. Токарем шестого разряда у него получалось работать, а торгашом не получилось. Мы тогда, в конце девяностых, очень бедно жили, отец запил и… спился совсем. Умер.
- Я тоже пробовал ездить в Китай. А потом пришёл сюда. Семью к этому времени всё равно уже потерял… А как твоя фамилия? Может, я знал его?
Сергей сказал.
- Помню. Твой отец работал в четвёртом цехе. Лично не знал, но то, что руки у него были золотые, - это точно. Много у нас таких трудилось. Две тысячи человек, с семьями – тысяч семь-восемь, и вдруг – не нужны. По тем временам мы всё, что угодно могли делать: хоть электрооборудование, хоть компьютеры или бытовую технику. Ничего не
29
стоило перепрофилироваться…
- Было бы желание, - прибавил Анатолий.
- Желание у руководства отсутствовало. И в результате полгорода спилось…
- И скурилось. Что не договариваешь? Все свои.
- А… - Иаков будто махнул рукой, и в этом «а» прозвучала не только грусть об утраченном, но и боль за переломленные жизни сотен людей. – Зато я здесь, и всё к лучшему.
- Вот и я снова здесь… - Анатолий помолчал и, заметив, что Сергей его слушает, продолжил. – Я, брат, уже в третий раз укрываюсь в монастыре. Излечусь от своей пагубы по милости Божией, вернусь в мир, и всё вроде бы хорошо: родные поддерживают, нахожу работу, однако бес искушения пересиливает: снова срываюсь… Ты не понял?.. Героин… Я наркоман и с большим стажем, хотя все мои приятели со стажем давно на кладбище.
- Ты не наркоман. Ты был наркоманом, - поправил Иаков. - А теперь ты монах, новоначальный монах.
- Да, послушник, исцеляющийся молитвою и общением с курочками… Вот так-то, Серёжа: в миру мне смерть, больше туда не уйду.
- Значит, пребывание в монастыре лечит? – спросил Сергей, чтобы поддержать разговор.
- Меня, слава Богу, излечивает, не знаю, как других. Дьяволу трудно проникнуть за монастырские стены, разве что внутри какого-нибудь бесноватого, но с этим отец Борис быстро разбирается.
Оба монаха усмехнулись, будто подумали об одном и том же.
- Помнишь, как к нам на воскресную Божественную Литургию пришла старушка, которая всё искала монаха с узкой бородкой?
- Да-да, - засмеялся Анатолий. – Представляешь, Серёжа, идёт старушка по дороге – дело было месяца два назад – и возле наших ворот видит человека в чёрной одежде, шапочке и с узкой бородкой, который стоит и пошатывается. Бабулька подходит ближе, думает: наверное, монах плохо себя чувствует или вообще согрешил, напился вина, а этот говорит ей: «Бабка, не ходи туда, не надо», пробует удержать её и не может… Так вот. Старушка отстояла службу, причастилась, а потом подходит к отцу Борису: где, мол, у вас такой высокий, с узкой бородкой, как у него со здоровьем? Представляешь?
- Это был…
- Понятно, кто это был, - прервал Сергея брат Иаков. – Ты читай, а то подъём в пять
30
часов, а поспать тоже надо.
- Да, спокойной ночи, братия, - согласился Анатолий.
- Спокойной ночи.
- Спаси нас, Господи.
Монахи замолчали, а Сергей нагнул светильник, чтобы не мешать им, и вернулся к своему чтению. Сосредоточиться сразу не получилось: вереницей летали события дня, воспоминания о Бочкове и его дочери, призраком маячил где-то там, за хорошо видимым из окна забором, чёрный человек, болела сгоревшая днём шея. Сергей боролся с собой и если пробегал молитву глазами, не вдумавшись, то возвращался к ней, наказывая свою рассеянность. Но вот красивая, поэтичная фраза «Господи, окропи в сердце моём росу благодати Твоея» зацепила не только ум парня, но и сердце, и он ушёл в чтение так, что через десяток минут уже не сознавал: бодрствует ли он, читая, или спит, и молитвы, читаемые кем-то другим, вливаются ему через слух прямо в душу. «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут…» - читал он и будто видел всё это в ярких видениях, похожих на иконы, и наполнялся чистым воздухом счастья.
… В пять утра чей-то вежливый, но настойчивый голос разбудил Сергея и его соседей, а в половине шестого началось утреннее богослужение. Парень опасался, что с непривычки ему будет тяжело четырёхчасовое стояние в храме, но молодой организм и крепкие ноги баскетболиста спокойно всё выдержали, тем более, что в какие-то моменты позволялось слушать чтецов сидя. Брат Анатолий этой возможностью не пользовался, он опять выбрал место впереди справа и во всё время, включая Литургию, ни разу ни на что не отвлёкся, не то, что присел. Сергей с удовольствием поглядывал на него. «Молодец, весь в молитве, не то, что я, - думал парень, - то одно лезет в голову, то другое. Хитрован вообще не стесняется: если падает на лавку, то опускает голову, закрывает глаза и, наверное, дремлет несколько минут. Бедняга, тяжело привыкает к монастырской жизни. Но зачем-то она ему нужна, сюда ведь приходят по своей воле…»
Служба закончилась около десяти. Выходя из храма, Сергей вспомнил добрую и ободряющую улыбку Пересвета, когда вечером подходил к нему со словами «Прости мне, грешному», и задержался у колоколов. Правда, теперь звонарь глядел не на него и был сосредоточен. Затрезвонили маленькие колокола, за ними средние, и, наконец, солидно подключился благовест. Звон был громким, но не оглушающим и, отлетая от колоколов тяжёлым комом, доходя до ушей, как-то сжимался и мягко вплывал в человека, не
31
раздражая слух, как громкая музыка или какой-нибудь механический шум.
«Его называют целебным, - вспомнил Сергей, прочитав, как положено, Символ веры, и попробовал ощутить внутри себя то, как распространяется звон по организму. Приятная волна звуков проходила сверху вниз, затухала, но тут же дополнялась другой. Так где-нибудь на юге изо дня в день ласкает море прибрежный песок, так игриво теребит листочки дерева тёплый летний ветерок, так гладит ребёнка по голове добрая мать…
Сергей сходил на завтрак и, переодевшись в рабочее, поторопился к своему болоту. Выложиться полностью и сделать как можно больше – такую цель он ставил себе, зная, что после обеда послушания нет и до пяти часов можно отдыхать в келье.
Болото привело молодого трудника в изумление: уровень воды спал сантиметров на десять, часть тропы, которую он отсыпал вчера, теперь выглядела высокой, а дальше все камни обнажились, и, значит, подсыпки требовалось куда меньше.
- Испарилась что ли за ночь? – спросил парень вслух, будто болото могло ему ответить. – Или произошло чудо?
Он прошёл туда и обратно по своей тропе, ничего не понял, только отметил радостно, что на той стороне, где находился родник, берега прибавилось метра три. Сергей не любил неизвестности, потому решил обойти топкое место и по старой тропе. Уже через минуту всё стало ясно: в самом низком месте кто-то выкопал канавку, и вода заполнила впадину за забором, где густо рос камыш. Действительно, левый берег был повыше, и Сергею можно было ещё вчера догадаться и проделать такой канальчик, через который бросить на время какую-нибудь широкую доску – для брата Михаила. Да и не на время, а всего на один день: сейчас уж точно всё будет готово до обеда. И конечно, канавку прокопал сам Михаил. Кто ж ещё? Другие просто не знают хорошо эту часть монастыря и, поглощённые своими делами, ничего такого не придумали бы. Даже брат Иаков, когда показывал ему вчера эти тропинки, сначала отыскивал их глазами: одну – в высокой траве, другую – в мутной и заросшей всякой всячиной воде. Так что никакого чуда не оказалось, просто работа человеческого разума… Но, с другой стороны, нужно было догадаться сделать такое, найти время, чтобы прийти с лопатой и повозиться с вязким, сырым дёрном. Разве это не чудо? Почему-то ему, Сергею, не пришло на разум. Да, молодец повар. Спасибо ему. Скоро он начнёт готовить обед, и надо, чтобы за водой он прошёл уже по новому пути – короткому и удобному. И Сергей взялся за тачку.
Действительно, его работа пошла раза в два быстрее, тем более, что битый кирпич теперь можно было не сыпать как попало, кучей, а равномерно и экономно укладывать.
32
Парень так и сделал: сначала набирал в тележку обломки кирпичей, отвозил и раскладывал их, потом грузил мелкий камень и штукатурку и насыпал сверху. Тропа прибавляла в размерах, как будто над нею работала техника. Вот только поделиться своей радостью Сергею было не с кем. Михаила, который прошёл с вёдрами и – через болото, он поблагодарил, но тот только улыбнулся, а брат Иаков так и не пришёл. После завтрака с ним разговаривал отец Амвросий, и, очевидно, монах получил какое-то другое послушание.
Когда человек увлечён чем-то и не вспоминает про время, оно проходит незаметно, стороной, а он вдруг замечает, что солнце уже совсем в другом месте. Так и с Сергеем. Только по усталости в спине он почувствовал приближение обеда, но, досыпав тропу, не удовлетворился её видом и привёз ещё три тачки того песка, смешанного с мелким камнем, о котором вчера говорил отец Николай.
Теперь всё было готово. Ожидая, что вот-вот ударит колокол у трапезной, Сергей стоял в начале своей тропы и, оглядывая её, не находил изъянов. Михаил с бидоном или какие-нибудь верующие из города вдвоём рука об руку могли свободно пройти к источнику, отдохнуть там и напиться чистой родниковой воды. Послушание парня закончилось. Ему хотелось первым пройти по новой тропе – простым пешеходом, не толкая перед собой тяжёлую тачку с камнями, но Сергей решил, что сделает это после душа и обеда да прихватит с собой молитвослов. Будет готовиться к исповеди у могилы человека, который недавно принёс сюда и исповедовал грехи целого города за последние двадцать лет.
… Брат Иаков так был занят чем-то, что даже опоздал к молитве. Он вошёл в трапезную, когда все уже разливали суп и, встав напротив иконы, проговорил шёпотом положенное и с разрешения отца Николая пристроился на краю соседнего стола. Но, поев, в келью соседи отправились вместе. Грустный монах на этот раз был чем-то доволен и сказал, что перед вечерней службой обязательно посмотрит
