К превеликому разочарованию Расти, они начали новую партию, да ещё и в прежних командах. Но как только они приступили к игре, Капур повалился на стол, столкнув доску для каррума со стола, и уснул. Взяв его за плечи, Расти перевалил его на спинку стула. Капур тяжело дышал, в уголках губ скопилась слюна, и он слегка похрапывал.
Расти решил, что ему пора уходить. Встав из-за стола, он сказал:
— Я приду в другой раз поговорить о работе.
— Он тебе так и не сказал? — спросила Мина.
— О чём?
— Что работа твоя.
— Моя? — Воскликнул Расти.
Мина усмехнулась:
— Ну конечно! Больше за это некому взяться. Кишена непросто обучать. Фиксированной оплаты не будет, но мы обеспечим тебя всем необходимым. Ты нам не слуга. Ты окажешь нам любезность, передав Кишену хоть какую-то часть своих знаний, а также составив ему компанию, а мы отплатим тебе гостеприимством. У тебя будет своя комната, а обедать ты будешь с нами. Что ты об этом думаешь?
— О, это потрясающе!
И это было потрясающе. Расти был рад и ощущал, будто камень свалился у него с души, и все проблемы мигом улетучились. Он даже чувствовал себя успешным, ведь теперь у него была профессия.
Мина Капур улыбалась ему, из-за чего казалась ещё красивее, чем была, а Кишен сказал:
— Завтра ты должен будешь остаться по крайней мере до двенадцати, даже если папа уйдёт спать.
Пообещай.
Расти пообещал.
Кишен был полон бурного энтузиазма, что было весьма нехарактерно для его обычно угрюмой манеры. Расти итак нравился этот довольно отталкивающий мальчик, а теперь он привлекал его ещё больше, ведь Кишен привёл Расти в свой дом, толком его не зная, и не задавая никаких вопросов. Кишен был шельмец и пройдоха, вредный, избалованный, и всё же, Расти к нему привязался, и, обладая чувством собственного достоинства, он предполагал его и в Кишене.
Пока Расти шёл домой, к Соми, его разум блуждал вокруг Кишена, однако когда он пришёл, в присутствии Соми его разговоры блуждали уже лишь вокруг Мины Капур. А когда он лёг спать, она предстала перед его внутренним взором, и в первую очередь он отметил её красоту, доброту и нежность. Тогда он понял, что влюбился.
__________________
[36] 1 рупия 1945 года эквивалентна примерно 200 современным рублям.
[37] Храмовые танцовщицы — девадаси — женщины, служащие храму и религии. Помимо оправления религиозных культов и бытовой заботы о храме, занимались традиционным искусством и культовой проституцией.
[38] Алу чоле — блюдо пенджабской кухни из картофеля и нута.
[39] Лорел и Харди — англо-американский комедийный дуэт, особенно широко известный в 1920-1940-х гг.
[40] Паан — Жевательная смесь из листьев бетеля и волокнистого околоплодника ореха арека.
[41] Байя — обращение, дословно на хинди означающее «брат»
[42] Карром — настольная игра, бильярд на пальцах.
10
Мистер Харрисон оправился за несколько дней, и о варварском поведении Расти говорил:
— Если он хочет жить как животное — пускай. Он покинул мой дом по собственной воле, так что я за него больше не в ответе. И если он умрёт с голоду, это будет по его собственной вине.
Жена миссионера сказала:
— Всё же, надеюсь, Вы простите его, если он вернётся.
— Прощу, мадам, как же иначе. Я его опекун по закону. Но надеюсь, что он не вернётся.
— Ох, мистер Харрисон, он ведь просто мальчик…
— Это Вы так думаете.
— Уверена, он вернётся домой.
Мистер Харрисон равнодушно пожал плечами.
*
Мысли Расти были несказанно далеки от опекуна. Он слушал, как Мина Капур рассказывает ему о комнате, в которой он будет жить, и всё время, пока она говорила, он неотрывно смотрел в её глаза.
— Это очень милая комната, — сказала она, — но, конечно, в ней нет воды и электричества, а также туалета.
Расти утопал в её карих глазах.
Она продолжала:
— Тебе надо будет набирать воду в большом резервуаре, а что до остального, это можно сделать в джунглях.
Расти казалось, что он видит свой завороженный взгляд в отражении её глаз.
— Да? — сказал он.
— Ты можешь давать Кишену уроки утром, до двенадцати, этого достаточно, а потом ты будешь обедать.
— А потом?
Он наблюдал за движениями её губ.
— А потом — ничего, делай, что захочешь. Гуляй с Кишеном или Соми, или прочими своими друзьями.
— Где я буду заниматься с Кишеном?
— На крыше, конечно.
Расти отвёл взгляд и почесал затылок. Крыша казалась ему странным местом для занятий уроками.
— Почему на крыше?
— Потому что там твоя комната.
*
Мина провела юношу вокруг дома, чтобы показать открытую боковую лестницу, ведущую на крышу. Им пришлось перепрыгнуть узкую канаву, чтобы добраться до ступенек.
Мина предупредила:
— Этот сток довольно узкий, так что перепрыгнуть его легко, но когда ты спускаешься с лестницы, будь осторожен и не делай слишком большой шаг, чтобы не врезаться в стену или угодить в очаг, который тут обычно стоит.
— Я буду осторожен.
Они начали подниматься по лестнице, Мина шла впереди. Расти любовался на длинные тонкие ноги Мины. Её шлёпанцы держались всего двумя тесёмками, под которые были вдеты пальцы, так что сандалии хлопали её по пяткам, совсем как у Соми, разве что ритм шлепков, как и сами ноги, отличались.
Мина продолжала:
— Ещё кое что об этих ступеньках: их двадцать две. Не считай, я уже посчитала. Если ты придёшь домой затемно, помни: нужно сделать двадцать два шага, иначе… — она щёлкнула пальцами, — тебе несдобровать. Пройдя ровно двадцать две ступени, поворачивай вправо, там будет дверь, вот она. Если не повернёшь, а сделаешь двадцать три шага, то свалишься с крыши.
Мальчик засмеялся, а Мина неожиданно взяла его за руку и повела в комнату.
Комната была маленькой, но это не имело особого значения, ведь в ней было очень мало мебели: тюдоровская кровать, [43] стол, полка, и несколько гвоздей, забитых в стену. По сравнению с комнатой Расти в доме опекуна, это вообще была не комната, а тесная кабинка из четырёх стен, двери и окошка.
Дверь выходила на крышу, и Мина, через дверной проём, указала на большой резервуар с водой:
— Здесь ты будешь мыться и набирать себе воду.
— Знаю, я был там с Соми.
За резервуаром росло большое манговое дерево, и на его ветке сидел Кишен, наблюдая за ними. Вокруг дома было множество деревьев личи, [44] и летом эти деревья, как и манго, начнут плодоносить.
Мина и Расти стояли у окна, рука об руку, в молчании. Расти готов был стоять так, взявшись за руки, вечно. Мина испытывала к нему сестринские чувства, но Расти в неё явно втрескался.
Из окна они видели многое. В отдалении, позади прочих деревьев, возвышалась бутея, сияя красными цветами на фоне неба. Через оконную раму перекинулась лоза розовой бугенвиллеи, и Расти знал, что никогда не решится обрезать её, а значит, никогда не сможет закрыть окно.
Мина сказала:
— Если тебе не нравится, мы подыщем что-нибудь другое.
Расти сжал её руку, улыбнулся и сказал:
— Мне здесь нравится. Это та комната, в которой я хотел бы жить. А знаешь, почему? Потому что это даже не настоящая комната, вот почему!
*
Вечер был тёплым, и Расти сидел под большим бенгальским фикусом, который рос у дома. Растение было величиной почти с дом, и его распростёртые ветви свисали до земли, где образовывали новые корни, создавая лабиринт из ходов между древесными колоннами. Это дерево было приютом для многочисленных птиц и белок.
Одна такая белка стояла прямо перед Расти. Она смотрела на него через свои лапки, задрав хвост, элегантно изогнув его над спиной, и беспокойно двигала носом.
— Привет. — сказал ей Расти.
Белка потёрла нос лапкой, бросила взгляд на юношу, кувырнулась и побежала вверх по стволу фикуса.
Расти прислонился спиной к могучему стволу и стал слушать ленивое жужжание пчёл, писк белок и беспрестанный птичий говорок.
Он размышлял о Мине и о Кишене, и был невероятно счастлив. И вдруг он вспомнил о Соми и о лавке чаата.
*
Чаат-валла, это божество картофельных биточков, протянул Расти тарелку из бананового листа и приготовил алу чоле: положил дольки картофеля, затем горох, потом посыпал красным и золотистым острым перцем, сбрызнул бульоном, взболтал всё это и вывалил на лист-тарелку. Вот так просто, и алу чоле голов.
Соми снял сандалии, скрестил ноги и вопросительно взглянул на Расти.
— Полный порядок.
— Уверен?
В голосе Соми чувствовалось беспокойство, и до того, как он одарил друга улыбкой, в глазах промелькнуло сомнение.
— Всё в порядке. — сказал Расти, — Скоро я перееду в комнату.
Нависла тишина. Расти сосредоточился на алу чоле, ощущая себя виноватым и неблагодарным.
— Ранбир уехал. — сказал Соми.
— Ну и ну, даже не попрощался!
— Он же не навсегда уехал. Да и какой смысл прощаться?
Соми выглядел подавленным. Он доел алу чоле и сказал:
— Расти, лучший мой, прелучший друг, если тебе не нравится эта работа, я найду тебе другую.
— Она мне нравится, Соми! Действительно нравится, очень! Ты слишком много делаешь для меня. Миссис
Капур замечательная, а мистер Капур славный, да и Кишен не так плох, как ты думаешь. Приходи ко мне посмотреть комнату. Эта такая комната, в каких пишут стихи или сочиняют музыку.
Они вернулись вечером, и вечер был полон звуков. Расти заметил эти звуки, потому что счастливые обращают внимание на такие вещи.
По дороге их обгоняли экипажи, треща и громыхая; их колёса скрипели, копыта лошадей цокали по земле, а нагайки щёлкала над лошадиными ушами, возницы кричали, а колёса всё скрипели; копыта отстукивали: чипети-чипети, чип-чоп-чоп.
По лужам промчался велосипед, его колёса мурлыкали и тихонько гудели, звоночек подрагивал. В кустах чирикали воробьи и тимелии[45], но Расти не мог их разглядеть, как ни присматривался.
И шаги.
Их собственные шаги, тихие и задумчивые. Старик в дхоти[46] и с чёрным зонтиком ковылял перед ними, движения его напоминали часовой механизм: при каждом шаге он ударял зонтиком о тротуар. На нём были скрипучие ботинки, и они отражались эхом от мостовой в такт зонту. Расти и Соми ускорили шаг и обогнали старика, ритмичное стучание заглохло позади, приглушаемое ветром.
Они просидели на крыше почти час, наблюдая закат, и Соми пел.
У Соми был красивый голос, чистый и мягкий, подходящий его безмятежному лицу. Когда он пел, его глаза блуждали по ночному небу, он словно был не здесь, не с Расти, и вообще не в этом мире. Когда он пел о звёздах, он сам был звездой, а когда пел о реках, он был рекой. Своё настроение, которое не сумел бы объяснить простыми словами, он передавал Расти песней. Когда он замолчал, вновь воцарилась тишина, и мир погрузился в сон.
________________
[43] Английская кровать эпохи Тюдоров, состоящая из сетки нитей, натянутых на деревянную раму.
[44] Личи — тропическое плодовое дерево.
[45] Дроздовая тимелия — птица-эндемик Южной и Юго-Восточной Азии.
[46] Дхоти — традиционный вид мужской одежды в Индии, представляет собой большое прямоугольное полотно, обёртываемое вокруг бёдер и пропускаемое одной стороной между ног.
11
Расти наблюдал занимавшийся рассвет.
Поначалу было темно, затем
