день своего бабьего счастья. Слишком долго Таня была одна.
Да, Сашка не идеал! Более того - скупой вояка с целым набором холостяцких привычек! Но сейчас это было не главным. Главное - он ее любил! Да, как мог, как умел, но любил! И она его тоже. Остальное не важно. Любовь в таком возрасте очень редкий дар, реже, чем выигрыш в лотерею. И она вытащила этот счастливый билет!
Да, в бытовом и культурном плане они разные. Иногда ей приходится нелегко, но если на одну сторону положить все нестыковки, а на другую - ни с чем несравнимое пение души и эту, из ниоткуда пришедшую радость жизни, то выбор однозначен.
Неожиданно Таня улыбнулась. Она вспомнила, как в Прилуках, в супермаркете, Саша выбирал вино на ужин. Когда Таня увидела, что вино в пакетах, а не в бутылках, чуть не поперхнулась, но удержалась от шпильки в сторону его «бережливости». А Сашка молодец, явно что-то почувствовал и на стол подал вино в графине, а не в пакете. А в сельский магазин! Раньше она ездила только на машине, теперь же, когда они вместе – только пешком. И посуду в его доме она помоет и разложит, как придется, а он нет, придет, переставит всё по-своему, как оно лежало раньше, при маме. Но молча, без всяких укоров и шуток на эту тему.
В целом он хороший мужик. Руки, ноги, голова, не говоря уж о другом веселом органе, - всё на месте. Даже, не смотря на солдафонщину, у Сашки европейский склад ума. Ему бы не здесь, а где-нибудь в Бельгии жить. Там, с его жаждой деятельности, он обязательно найдет занятие по душе. А в умелых женских руках и семьянин из него получится добропорядочный.
Но, что делать сейчас? Соврать про больную голову и не пойти в баню? Нет, фальшивая нота может все испортить. Рисковать нельзя. Надо сдаваться! В конце концов, рано или поздно это должно случиться.
- Ну, как мясо? Готово? - разгоряченный работой в кухню заскочил Саша.
- Почти, - стараясь не поворачивать голову, ответила Таня.
- Пусть настаивается, пока достану мангал из сарая.
Но поникший тон Татьяны не остался не замеченным. Только он хотел спросить, что случилось, как Таня приставила палец к губам, делая знак молчания. Затем показала пальцем на часы и опять приставила палец к губам. Александр Николаевич все понял. Его предположение подтвердилось.
- Плохо себя чувствуешь? – как можно естественней спросил Саша, приняв новые правила игры.
- Неважно. Я бы прилегла, что-то знобит.
- Идем в комнату, приляжешь на диване, я накину плед, включу электрокамин. Отдохни, родная. Устала, столько работы за сегодня сделали.
Таня не могла понять, шутит Саша или серьезно. Если серьезно? Значит? … Он был готов к ее признанию? А баня - ловушка! Ну, Сашка, змей! Таня жестом попросила бумагу и карандаш.
- Танюш, ты отдыхай, а я вместо бани мангал разожгу. Устроим романтический ужин при свечах. От шашлыка не откажешься?
- Попробую поспать, сколько у меня времени?
- Дрова сухие, чуть меньше часа.
Александр Николаевич вышел из комнаты, но вскоре вернулся в бесшумных войлочных тапочках. В руках он нес старую школьную тетрадь и карандаш.
«Меня заставили надеть это устройство, у меня не было выбора, но все, что между нами лично, это чистая правда!» - Таня смотрела на Сашу, умоляя ей поверить. Он утвердительно кивнул и написал рядом.
«Понял, извини за баню. Все очень серьезно. Нужна была ясность».
«У тебя оружие? Что случилось? Ты на задании?»
«Не хотел тебя впутывать, но все так переплелось. Теперь не знаю, как быть. Тебе надо срочно уехать, здесь опасно.».
Таня показала пальцем на браслет: «Меня не отпустят. Мы что, по разные стороны баррикад?»
«Пока не знаю. Надо во всем разобраться. Надеюсь, лично между нами баррикад нет?»
Таня не могла больше сдерживать слезы. Она положила карандаш на стол и закрыла лицо руками. Александр Николаевич нежно погладил любимую и дописал: «Не плачь, родная, чтобы не случилось, ты мне дороже всех! Пока играем по их правилам, а там видно будет».
Саша обнял Таню за плечи и какое-то время они сидели молча. Когда первая, самая сильная волна эмоций прошла, Таня написала: «Я тебе верю и буду с тобой до конца! Мне больше никто не нужен!». Саша поцеловал почти обессиленную от переживаний Таню и помог ей прилечь на подушку.
Александр Николаевич взял исписанные тетрадные листки и тихо вышел из комнаты. Этими листками он растопил мангал и стал думать, что делать дальше. «Значит, Таня не предатель, её заставили одеть передатчик, это главное! А может женское коварство? Нет, позднюю любовь сыграть невозможно, здесь гормонами, как в двадцать лет, глаза не замажешь, я бы почувствовал. Она приехала сюда весной! Тогда в России о приборе профессора еще не знали. Значит, ее подключили позже, когда узнали обо мне. Но такие часы почерк явно не КГБ, тут пахнет высокими технологиями. Телефонный интернет в селе слабый и работает с перебоями, значит, часы связаны с мощным компьютером, у которого есть своя спутниковая связь! А комп-материнка где-то в селе. У Тани в доме его точно нет. Лящук предупреждал, за прибором обязательно придут. Значит, пришли.
Кто стоит за Таней? Русские или иностранный заказчик? Проще расспросить её, но не сейчас. Пусть придет в себя».
Председатель сельсовета Чирва и его брат Лешка засиделись до позднего вечера. Несмотря на прохладу, они устроились в летней кухне, чтоб жена Чирвы не мешала разговору. Закуски и выпивки хватило, чтоб полностью разрешить все недомолвки между братьями. Вспомнили всё, даже историю тридцатилетней давности, когда они украли двух колхозных бычков, а комирник их застукав и пальнул из ружья. Тогда бычков пришлось бросить, но две дробины всё равно зацепили Лешку. Долго участковый ходил по селу, и криво на братьев посматривал. Помог знакомый ветеринар. Той же ночью и дробь достал, и новокаин дал, чтоб Лешка мог ходить не прихрамывая. Ох, по краешку они тогда прошли! Ну просто в шаге от тюрьмы были!
Лешка всегда шабутной был! Когда брата в армию взяли, Иван на радостях даже свечку в церкви поставил. А когда узнал, что Лешка в России женился и остался служить дальше, три дня пил от радости.
И тут, год назад их отец умер, брат на похороны приехал, а через три месяца и мать за отцом ушла. Не захотела без мужа жить, как-никак, всю жизнь вместе. Лешка опять приехал и … задержался. Катька Глухаренко - его школьная любовь, овдовела, вот и тормознул, собака, на недельку. Потом зачастил, видать, русская жена не больно жаловать стала. А Катьке что, приехал - живи. Но чуял Иван Петрович – Катька только повод, зачем ему, бравому моложавому военному пенсионеру эта, говоря русским языком, «залежалая тыква»? Нет, не за этим «козел в огород» повадился. А когда СБУшник с участковым различные списки требовали, Лешка строго запретил его упоминать. Вот дурачок! Это ж особисты! От них разве скроешься? Рано или поздно вычислят, а за Лешкой и его потянут, не посмотрят, что председатель сельсовета.
Вот и ходил Чирва все эти дни сам не свой.
После убийства Чижа с ментом и Алексей понял, что разговора с братом не избежать. Уж очень зачастили менты в село. А когда столкнулся в магазине с капитаном из СБУ, то понял: всё, его вычислили. Уж очень капитан красноречиво смотрел ему в след.
- Так, кажеш не ты Чижа та того СБУшника вбив? – Иван Петрович, наконец, перешел к самой больной теме.
- Вань, не я, вот тебе крест, клянусь, … но я видел его, - Алексей нахмурился, вспоминая события той ночи.
- Кого? – удивился Иван Петрович.
- Того мужика, что положил капитана и Чижа. – Немного посомневавшись, Алексей продолжил. - Короче, у меня с Хряпой бизнес небольшой. Из Знаменки я тогда возвращался, шел яром мимо ссыпок. Смотрю, Чиж среди ночи с чемоданчиком чешет. Думаю, куда это он на ночь глядя? Интересно стало, пошел за ним. У Хряпы давно подозрения были, что Чиж куму «постукивает». Луна небольшая, меньше половины, но контуры фигуры и дороги видно хорошо. Выходит, значит, Чиж на трассу, а тут к нему мужик подваливает, видимо ждал. На обочине машина стоит, какая не видно. Ветер на меня, рискнул подойти ближе. Уже стал отдельные слова различать, как с другой обочины, со стороны озера, еще один мужик на трассу вышел, в плаще с капюшоном. За спиной двустволка. Тот, что с Чижом говорил, волыну выхватил и на этого с капюшоном. Тот руки поднял, что-то сказал, парень волыну опустил. Я так понял, знакомы они были. Тут грузовик по трассе с включенными фарами. Компания, чтоб не светиться, за автобусную остановку зашла. Как произошло убийство не видел, но два ружейных хлопка услышал. Переполз на место, откуда виднее. Мужик с ружьем обшарил обоих убитых, забрал все, что нашел, в большую сумку, сел в машину, что стояла на обочине и уехал. Лица этого в капюшоне не видел, но голос, походку и рост запомнил.
- Тобі треба до миліції підти.
- Ага, и рассказать зачем я в Знаменку ходил?
- А навіщо ти туди ходив?
- Вань, я коноплю и мак заготавливаю. Вывожу в Россию, крупные партии. За мной много людей стоит, мне в ментуру никак нельзя.
- Тобто, до професора та всіх цих вбивств ти не причетний?
- Мне эта ментовская суета в селе во где! - Алексей прислонил ладонь к горлу, - нужные люди от села шарахаются, столько товара мимо прошло!
- А навіщо тобі Катерина? Хіба на селі молодиць мало? За таким орлом, як ти, вони табуном бігатимуть.
- Вань, я что, свой член на помойке нашел, чтоб в каждую говорящую щель тыкать!? А Катя, … она ведь меня из армии ждала. Ждала такого, какой я есть – шалапутного, баламутного и безмозглого. Она единственная, кто меня действительно любила, не считая мамы, конечно. А я, дурак, в армии загулял, дочь начальника штаба от меня забеременела, пришлось жениться. В советской армии с этим строго было.
- Ти б їхав звідси, і мені було б спокійніше. Бо не дай Боже, той вбивця дізнається, що є свідок.
- Я тебе рассказал об этом, чтоб ты за убийства на меня не думал, а сболтнешь кому - мне конец и тебя не пожалеют.
Иван Петрович от отчаяния покачал головой.
- Навіщо ти приїхав! Навіщо мені вся ця морока!- стал причитать председатель.
- Не скули! Соберу партию наркоты и поеду. Не могу я с голыми руками вернуться.
- Може підеш до того полковника, онука Артура Івановича? Кажуть, він Коржику допоміг? Все ж таки свій, може пораду дасть.
- Надо подумать.
Иван Петрович взял себя в руки. Последние слова брата несколько успокоили.
- Тоді давай, по останній і спати.
Пламя в мангале Александра Николаевича быстро разгоралось. Та самая ветка от липы, что несколько лет сохла в проломе крыши, теперь очень пригодилась. Мысли полковника об их с Таней судьбе прервал скрип калитки. Уже стемнело, а Александр Николаевич стоял так, что между ним и калиткой горел яркий огонь и, потому, не сразу разглядел, кто вошел.
У входа стоял худой, можно сказать щупленький мужичек, в стареньком неопределенного цвета пиджачке, таком же свитере и таких же штанах. Если б не грязно-белая кепка и неизменная, не зависящая от обстоятельств улыбка, Александр Николаевич не признал бы посетителя. Это был Колько, старый друг по сельским подростковым забавам. Сильно постарел, сгорбился, но осталась эта неизменная манера
