ведение проекта доверили совершенно другому лицу, даже не из батиной команды. Отца это сильно задело. Он человек суровой справедливости и честолюбия. Не вынес обиды и «схилял». В загранку схилял. Не стану рассказывать, чего ему это стоило. Но деньки были тяжелыми для всех нас. С мамой моей он договорился, что расстается на время. Меня он решил взять с собой, чтоб на мне никто отыграться не посмел. А с женой, вроде как, развелся. Причем сделали так, чтобы она его бросила, как изменника отечеству. Но он ее очень просил не менять своего места жительства. Просил дождаться, когда он ее к себе заберет. Мы, все втроем, виделись тогда редко и тайно. Встречались в небольших пограничных городках Польши, Югославии, Болгарии... Как сейчас помню... – Джеймс поднял вверх залитые печалью глаза и, не отрываясь, смотрел в небо, -- Запах моря, облака на закате и запах маминых духов «Парижская сирень» назывались. Знаешь такие?
Селя безразлично мотнул головой. Он не хотел сбивать собеседника с хода его рассказа. Такие духи он знать не мог, поскольку привозил их «батя» своей любимой из другой страны. А Джеймс продолжал свой волнительный рассказ дальше.
-- Так было некоторое время. Я уже ходил в школу, в первый класс. Я учился то в Польше, то в Чехословакии, то в другой содружественной, тогда, стране. Отец не останавливался на достигнутом и планировал развернуть свой проект шире. По его убеждениям, он мог принести пользу всему человечеству, не только нашей стране. И в какой стране мира, социалистической или капиталистической, этот проект получит дальнейшее продвижение, ему было все равно. Он был уверен, что это будет новая ветка в развитии экономики всего Земного шара. Он верит в это и сейчас. И, я бы сказал, не напрасно. Но кто-то постоянно нам мешает. Кто-то вмешивается в ход событий и наши планы постоянно срываются. Мы, то взлетаем на гребень волны, то падаем на глубину выгребной ямы. Вот, сейчас мы почти банкроты. А за нами судьбы сотен тысяч людей. И я здесь, чтобы найти выход... – тут Джеймс запнулся.
Селя искоса глянул на него. Потом осторожно спросил:
-- Ты знаешь этот выход?
-- Да. Его должна знать она.
-- Варя? Ведь она даже не знает о твоем существовании?
Тут Джеймс напрягся.
-- Она должна знать другое. Мать ей не могла не поведать тайну...
-- О ее происхождении?
-- И эту тоже.
-- Значит, ты уверен, что она знает своего отца? А как же случай на развалинах?
-- Вот этот случай сбил меня. Я теперь никак не пойму, кто же это был там.
Селя вздохнул. Прошлой ночью у костра Варя ему рассказала аналогичную историю. И она тоже не могла знать, кто же это был там, на Графских развалинах. Но она все время говорила о каком-то загадочном типе. Селя спокойно и холодно произнес:
-- Она не знает своего отца. Можешь быть уверен.
-- Ты откуда знаешь?
-- Вот, послушай, -- Селя достал мобилку и включил диктофон. Встревоженный Варин голос говорил, словно для Джеймса:
«Когда я была совсем маленькой, мама мне говорила, что мой папа умер. И я никогда не задумывалась о нем... А, вот теперь, я узнаю, что где-то, возможно, есть отец. И я ничего про него не знаю. Я совсем не знаю своей родословной по отцовской линии».
Джеймс тупо глянул в пустой стакан.
-- Тебе заказать еще? – сочувствующе спросил Селя.
-- Нет. Мне нельзя больше. Я за рулем.
-- Я довезу.
-- Все равно нельзя. За мной следят.
Селя понимающе повел головой.
Глава 10
Варя куталась в плед, а в печи давно догорели дровишки. Подкладывать новых она не хотела. Боялась. Того, что на запах дыма из трубы может прийти нежеланный гость. Боялась, что к утру все не сгорит. А идти ей хотелось уже сейчас, около трех часов ночи. Не просто идти. Бежать. Бежать в город, к людям. Так, словно они ей помогут. Очень странная реакция. Еще недавно ей хотелось бежать от них.
Где-то в глубине леса слышался протяжный вой зверя. И это не пугало. Варе казалось, что этот зверь на ее защите. Пока он здесь, ни один враг не в состоянии проникнуть сюда. Но сама столкнуться с этим зверем не хотела бы. Варя пыталась заснуть. Но холод и тревожные мысли не давали ей этого сделать.
И, вот, около четырех часов утра, когда звездами еще было усыпано все ясно-синее небо, так далеко на горизонте показался первый проблеск рассвета. Увидеть его могла одна только Варя своими воспаленными от бессонницы глазами, в этом крохотном закопченном окошке одинокого лесного домика. Она целую ночь ждала ее. Этой спасительной ниточки света.
Варя ободрилась. Не теряя ни секунды, она собрала свои немногочисленные вещи. Мобилку, маленькую сумочку, в которой было все необходимое для нее. А где жакетка? Какая жакетка? Вот этот, с короткими до локтей рукавами? В нем только на пляж ходить. Варя порыскала в небольшом чуланчике и нашла мужскую куртку из мягкой кожи. Куртка была потрепана, но вполне удобна для леса. Варе она пришлась до колен. Хорошо, тепло, уютно. Ни ветер, ни дождь не страшны. А на ноги? Кроссовки... сойдут. Мужские сапоги не пришлись Варе по размеру. Они доставали бы своими голенищами ей до самых ушей.
Торопливо заперев двери на ключ, Варя спрятала его под стриху. Вперед. В лесу уже начинали просыпаться первые пичужки, предвещая безоблачный ясный день. Хотя, осенняя утренняя изморозь пробирала до самых костей. Но Варе было это не страшно. Скорее туда. Там – правда. Здесь – засада. Ох, как хотела бы Варя знать все о себе. И теперь ей казалось, что сам лес расступается перед ней, чтобы помочь.
Варя торопливо переступала через ветки и коряги в утренней полутьме. Казалось, еще весь мир замер перед пробуждением. И только здесь, в этом загадочном уголке природы, всегда есть жизнь. Варя брела наугад, не думая о направлении.
Первые лучи восходящего солнца застали ее возле высокой ели. Рядом с ней – клен и ольха. Солнечные утренние лучи золотили их пурпурные листья. А капельки росы казались хрустальным ожерельем. Варя залюбовалась. На тропинку вышел олень. Его рога сливались с ветками и казалось, что он – частица этих деревьев. Варя замерла. Она не знала, к добру ли это? Может, он позовет на помощь других. Лесу может не понравиться ее непрошенное вторжение. Она вспомнила слова чудака, бывшего с нею рядом. Лес может отомстить и загнать путника в овраг. Значит, не нужно бояться. Но Варя замерла под кленом, не смея пошевелиться.
-- Не нужно бояться, -- эхом повторились ее собственные мысли.
Варя вздрогнула и увидела... лесного человека. С бородой и в валенках. На валенках – галоши, на косматой голове – шапка ушанка, на плечах – тулуп. А за плечами – ружье. Настоящее.
«Вот так выглядит лесной дух», -- пронеслось у нее в воспаленном от бессонницы мозгу.
Варе показалось, что ей это все снится. Но лесному человеку так не казалось. Он видел Варю реально и не оставлял ее:
-- Ты что, заблудилась?
Варя кивнула:
-- Мне к трассе нужно. А вы кто? Дух лесной?
Лесовик рассмеялся самым обычным человеческим смехом.
-- Я не дух. Я – егерь здешний. А что борода у меня такая, так это для тепла. Да и зверушки не так боятся. За своего почитают. Я здесь живу. Давай, проведу. Чайку согрею. Ты ж вся околела.
-- Некогда мне. В город надо.
-- Успеешь. Видишь, Олешка вышел тебя встречать. Нельзя ему отказывать. В гости зовет.
Лесник подошел к оленю и ласково потрепал его по загривку.
-- Подойди к нему. Не бойся. Он почти ручной, -- предложил он Варе.
Варя очнулась. Она поняла, что не спит.
Глава 11
Джеймс хмуро пытался сосредоточиться на своих мыслях, но мало что понимал даже в сказанном самим собой.
-- Странно, -- единственное слово сорвалось у него с губ.
-- Ничего странного, -- заверил Селя, -- Значит, Варя никогда не знала, кто ее отец. А кто-то смог этим воспользоваться.
-- Так кто же этот тип, там, на развалинах?
-- Прости, что лезу в семейные тайны. А знал ли твой отец про то, что мама ему изменила? И, если нет, то откуда ты знаешь об этом?
-- Он знал. Они договорились.
-- Вот как.
-- Мой отец, Северий Сангариевич Загорский, наполовину тюрок, наполовину русский. Его дед Сангара, пришел из средней Азии в Питер и там обосновался. Идти пришлось ему через Кавказ. Он с гор спустился и за то ему дали прозвище – Загорский. Из-за гор, значит. Позже, это прозвище стало его фамилией. И фамилией нашего рода. Варя всегда носила и носит фамилию своей матери, которая ни в какую не хотела брать фамилию второго своего мужа, с которым Северий, ее первый муж, дал распоряжение сойтись в фиктивном браке. А дед мой, Сангара, женился на северянке из Питера. Потому своего первенца они так и назвали – Северий. Только Северий смуглым оказался и темноглазым. Южная кровь, видать, оказалась сильнее. И я на него похож, все гены от него унаследовал... -- Джеймс усмехнулся, гордясь таким фактом.
Селя не выдавал никаких эмоций. Он прекрасно понимал состояние Джеймса и представлял положение их семьи, в которое вогнала недобрая жизнь и правительство. А Джеймс не мог остановить поток своей истории:
-- После войны, в пятьдесят третьем году, моему отцу стукнуло двадцать четыре, а маме в те годы еще было семнадцать. Они встречались тайно от ее родителей, которые были строгих нравов. О женитьбе и продолжении рода еще не могло быть и речи. Но в местном детдоме приглянулся ему мальчонка лет восьми. Тогда детдома почти полностью были на обеспечении местного населения. Каждый помогал, кто, чем мог. Мой отец трудился на военном заводе сутками. И паек у него был неплохой. Чем мог, помогал детишкам. А тут мальчишка этот, смуглый, как цыганчонок. Похож на батю, как две капли воды. Привязался он к мальцу, да и забрал к себе на воспитание.
-- А мама твоя?
-- Мама была не против. К тому времени они перестали скрывать встречи и Северий сказал ее родителям, что у него есть сын. Все бы ничего. Им поверили. Мальчишка был мелковат и худощав от голода. Выглядел младше своих лет. Да только выяснилось немного позже, что этот ребенок в войну появился от оккупантов. Среди фашистов ведь не только немцы были, итальянцы, чехи, румыны. Вот он и родился в конце войны, когда их войска отступать начали. Отца не знает, а мать отказалась. Его наши войска подобрали где-то под Ровно и в Питерский детдом переправили. Но и это ничего не значило для нас. Парень так привязался к своему названному отцу, что ходил за ним следом везде. Во всем ему подражал. Он старше меня на десять лет. Но мы играли, дружили на равных. Парень он был слабый с детства. Его все обижали, шпыняли и завтраки забирали. Погоняло у него было: «крыса немецкая». Но, когда произошел переворот в стране, у Аркаши внезапно объявились родственники. Они и раньше его искали. Но те, кто стояли у советской власти, препятствовали всеми способами, как могли. И Северий знал их махинации, да ничего поделать не мог. Когда же Аркадий узнал, что он – прямой потомок древнего итальянского рода, тут же загордился и постепенно начал от нас отдаляться. А Северия, иногда, в спорах, обвинял в том, что он его не пускал к его настоящей родне нарочно. Это и послужило еще одной причиной их размолвки. Тот пытался объяснить ситуацию. Ведь не те родители, кто родил, а кто воспитал. Но Аркадий и слушать ничего не хотел. Он заявил, что сыт по горло нашей идеологией и моралью. А, когда мы с отцом собирались уезжать, он не захотел с нами. На удивление всем, остался жить здесь, хотя и поддерживал связь со своими родственниками из
