своей Земли и своего народа, тем более влиять на вас будет чужая природа. Влиять да изменять. Теперь ты имеешь обиду на семью, что не пустила тебя в поход на Вещенье, а через два месяца пути, может, заимеешь обиду на весь народ.
- Отчего же?- удивлённо и немного растерянно спросил Ярослав.
- А вот отчего… За то, что любим тебя и не желаем твоей гибели!- Будислав возвысил голос, добро, что дети, кончив застольничать, уже вышли из-за стола.- Ведь и другие, Яр, видят в тебе душевное затемнение, и о том говорилось на Вещенье. Праведь – проста, и следовать ей труда нет. Вот тут-то и вползает змеёю в душу смутная мысль: «А не мудрее ли я Праведи? Особенно когда моему мечу под силу решить все трудности и испытания?..» Не сомневаюсь, сын, что ты проведёшь Дружину на Юг. Но не выгорит ли в тебе на жарком южном Солнце что-то такое, за что тебя уважает весь Любомиров род? Слишком яркое тоже коварно, как и темнота. Хорошо – когда всего в меру.
- Нет,- твёрдо ответил Яр, хотя все заметили, что слова старшего семьи заставили его задуматься.- Нет, я никогда ещё не отступил от Закона даже на полшага. И не отступлю. А если проявится на моей душе хотя бы маленькое чёрное пятнышко, вот моё слово: пускай Светь пустит стрелу прямо мне в сердце, чтобы не позорил свои род и племя.
- Это добрые слова,- покачал головой старый Будислав.- Видно, потому и посылают вас боги в паре. Чтобы присматривали один за другим и не позволили отступничества. Со стороны-то виднее, и свой не постесняется
78
указать на зло в глаза. О себе же всегда заблуждаешься… А отпускать тебя или нет – пусть решают Венца да твои дети. Ты прежде всего им опора. Им и сказать от всей семьи. Ты же, Светь, спрашивай свою мать Гориславу. С тобою-то проще: детей не бросаешь. Но если вы,- старший посмотрел на обеих жён,- скажете мужу и сыну «да», знайте и то, что семь племён будут глядеть на них глазами своих дружинников. И семья наша может получить как великое уважение, так и великую срамоту. За всё в ответе семья, родители. И если выпустили они в жизнь человека, отошёл он от родного порога и сотворил где-то зло, вернётся это зло не только на его голову, но и на всё семейство да в нескольких поколениях. Самый важный труд – не в поле, не с животиною, а с детьми. И наибольшее прославление тем из людей, чьи дети прошли по жизни с добром и совестью…
79
Повесть 5. Ратный смотр
-…И кто же у нас такой ранний?.. Кто же такой ретивый?.. Кто спать не желает, а желает тятю провожать да вслед за тятей поспешать?..
Светислав под мягкое, ласковое воркование женского голоса входил в Явь, и казалось ему, будто это мать его, Горислава, забавляет его, маленького, бойкого Светя, пробуждавшегося утром от самого небольшого шума, особенно когда отец подымался на заре идти в поле или обихоживать животину. От детского воспоминания защемило в сердце, состояние счастливой беззаботности и всегдашней восторженной радости жизни нахлынуло, как тёплая волна на реке, когда лежишь в жаркий летний день у бережка и прикрытые глаза обостряют другие чувствования – слухом, телом…
Но студёным мокротным туманом вторгается в светлый мир детских ощущений знание о жуткой гибели отца, знание, воспринятое недавно и совсем иным, взрослым, разумом, и сладостный Ирийский сад утра жизни рассыпается, тает, а вместе с тем приходит совершенно явственная мысль о том, что Яр уже ушёл приготовляться к ратному смотру, что проснулась растревоженная родительскими перешёптываниями маленькая Воислава…
- А ну-ка, потягунюшки-порасту-унюшки…- продолжала Венцеслава свои приговорки.- Как берёзка белотелая, наша Воя поднимается. К ясну Солнцу, в светло Небо устремляется… А вот наши руки-хвату-ууу-унюшки… А вот наши ноги-то-ходю-ууу-унюшки… А и носик-тянулка, а и ушки-внималки, а и глазки-гляделки…
Светь не пожелал и далее втайне слушать слова и щекотку матери и смех дитя из соседней спаленки и встал с постели. Тут же убедился, что не только маленьким пришло время пробуждаться, но и взрослым: Горислава уже ушла куда-то на двор, видно, доить коров. Венцу же, горевавшую все дни после Вещенья, в семье жалели, и старики, подымавшиеся раньше других, даже перестали утрами будить её для обычных дел. Она и сама в свои три десятка и четыре года осунулась так, что гляделась одногодкой с Гориславой. А мужу она сказала так: «Если идёшь ради народа да можешь сохранить жизни юным – иди. Общее дело важнее семейного. Но когда сотворишь задуманное, вспомни: мне с детьми нужны не твои свершения, а ты сам, простой и любящий…»
Светислав одел грубую рубаху, натянул порты, следом кожаную обутку, опоясался, поправил перевязь на голове – купавную, буярову – и приладил обратно вытянутые на ночь соколиные перья. Накидку пока взял в руки. Вся остальная одежда – ратная – хранилась в отдельной клети, потому что Будислав не терпел оружия на видном месте.
В родне, куда, одевшись, вышел Светь из своей спаленки, уже занимались делами Градислава, дядя Изуслав с женой Велей, их сын Мил. Вышла
80
одновременно с племянником и Венца с маленькой Воей, шлёпавшей по глиняному полу босыми ногами.
- Здравствуйте! Белые боги с вами! Разоспался я, и никто не потревожит. На смотр пора.
- И ещё бы спал,- ответила за всех Велислава после приветствий.- Куда поспешаешь? Ярь умчался с первым светом, ты торопишься, Мечислав и тот матери не жалеет, просился в Дружину.
- Меч?!- удивился Светислав, умывшись.
Венцеслава в ответ только махнула рукой:
- Хорошо, что шестое дитя пока не родилось, а то и оно поползло бы следом за таким разудалым отцом.
Светь понял, что, хотя семья и отпустила их с Яром в поход, да недовольство осталось.
- Ты не ожидай нас, ратник,- ласково прервала молчание Градислава.- Застольничай. Вот квасок медовый, каша не остыла со вчерашнего, овсяничник свежий… Тебе, внучек, в этот день сила очень будет нужна. Я и сама на смотрины те приду, порадуюсь на вас…
- Чему же радоваться?- Венцеслава присела рядом кормить дочку.-Уходят, неведомо куда и неведомо зачем…
- А ты неправа, дочка. Нет. Ты, как муж твой, своему разуму больше внимаешь. А вещуны-то недаром путём мудрости идут. Им лучше нашего ведомо, что и зачем. И изволение божие лишь они могут прознать и донести народу… Я тоже мать, и у меня в груди щемит тревога за сына, да только кто в этот день угадает, что лучше: идти на Юг или оставаться здесь? Может, им, ратникам, надо за нас тревожиться, а не тебе о своём Яре…
- Это только утешение,- покачала Венцеслава головой.- Чего нам опасаться? Неурожая разве. Так охотой-рыболовством проживём. Летом не только поле родит, а и лес, и луг. Проживём…
Она повернулась к Светиславу.
- Я прошу тебя, сдерживай Яра, сколько можешь. Он чересчур на свою умелость полагается и пожелает всю Дружину скрывать за своей спиной. Да ведь вас там, к Югу, не только асилки станут донимать, про которых вы всё знаете. И другие опасности будут.
- Обещаю,- кивнул Светь.- Однако ж он у нас старший. Не Ярослав уже, а Яромир. Так что противиться не стану, если велит что. Я простой ратник.
- Ты племянник ему, и давно уже как друг. Твои слова он не прервёт. Будь же мудрее. Ему – повелевать всеми и помышлять за всех. Да снизу вверх, от простоты-то, бывает лучше видно. Вот когда на взгорье заезжаешь, совсем по-иному вокруг смотришь на вольном ветре да средь простора бескрайнего. И в голове кружение, и радость родится в душе. Думаешь что ты – выше этого. А мысли здравые будто в том просторе растворяются, не хватает их на такие пространства. Снизу же видишь меньше, да точнее. Особенно когда все мысли обращены к вершине.
81
Светислава покоробило то, что Венца ставит своего мужа так высоко над остальными дружинниками. Их всего-то семь десятков. Здесь, на Равнине, под началом Яра было, если взять сменяющих друг друга берёжей да ещё буяров,- до ста человек, а и то он держал себя как старший друг, лишь более опытный да сноровистый. Однако – Светь приметил – в последние дни все в их семье да и в селении тоже, сделились настоящими мудрецами. С трудом умещаются в его памяти бесчисленные советы, даваемые сородичами, в то время как мысли его – о том, что ожидает впереди, как изготовиться к дальнему пути, что взять с собой. Да ещё постоянно гложет тоска по оставляемым вскоре семье, жилищу, родному селению и привычной жизни. Яр – тот умаялся уже так, что осунулся лицом. Подбор лошадей, изготовление оружия, а главное – выбор десятка ратников из Соколов. Точнее, восьмерых – без него самого и племянника…
Пока Светь ел, Милослав уже принёс ему из клети обязь с гмуровым мечом, лук с тулом, колонтарь и прочую боевую утварь. Надо было облачаться к смотру.
- Вчера ты спрашивал пеньковые нитки,- вспомнила Зареслава, вносившая в жилище свежее молоко. – Вон на спице… У нас не оказалось таких, так твоя мать утром сходила к Острославовым, взяла у них… Сказала, сама Тиха ей вручила нити. Мол, для такого славного ратника ничего не жаль.
Последние слова жена двоюродного брата сказала, забавляясь и, явно, с выдумкой, однако все бывшие в родне кто засмеялся, кто улыбнулся. Как-то проведала семья, а, может, и сама девушка не сдержалась да высказала свою тайну, проведала о метке Лады, и теперь Светь, хотя и уходил на многие месяцы из родных мест, сделался для всех женихом.
- Так и есть,- лукаво притворяясь непонятливым, ответил Светислав.- Всё селение снаряжает нас в поход. Ты вон новые сумы нам с Яром сшила…
С того дня, как Вещенье решило отправить на разведывание южных Земель семь десятков бессемейных соплеменников, прошло пол-Луны. Уже на третий день вместо ответа от Кречетов прибыл десяток ратников – семь юношей и три девушки, все из порубежной берёжи. Следом родичи других племён привели свои части общей Дружины. К назначенному для второго совета дню уже было ясно, что все семь племён пришли к согласию о переселении: если юный отряд обнаруживает на Юге подходящие и пустующие Земли, то во вторую половину лета весь народ, собрав что можно из урожая, уходит в тёплые места тем же путём, вдоль Пояса Рода, не покушаясь ни на гмурьи горы, ни на Лес асилков. А это особенно понравилось тем, кто поначалу был против ухода с Севера, говоря, что хотя асилки и много зла сотворили людям, да не годится походить на них в злотворстве и вступать в чужой Лес без согласия его обитателей. Спрашиваться же косматых было пустым делом: они жили разрозненно и даже бились селение с селением за лесные угодья.
82
Потому и был Яромир от зари до первой поры ночи в заботах. Всех иноплемённых дружинников он направлял в четыре соколиные городьбы – для обучения от более знатких. Свои же готовили снаряжение для похода.
В десяток от Соколов вошли сам Яр, старший всей Дружины, его племянникСветислав, которому надлежало идти дозорным впереди всех, да ещё восемь человек: берёжа Ладослав из селения Вышемира, друг и однолеток Светя; Болеслава и Верослав из буяров; Живослава, Рудослав, Красислав и Хватислав, все из берёжи, из разных селений. Болеславу, хотя и не старшую по возрасту, Яр поставил десятницей.
Так что в день поминовения предков,
