Тридесятое царство

Да я бы всего и не понял, ибо глубоки и затейливы рассуждения Гостомысла. И вот он решил искать ту Гору. И где-то рядом с нею предстоит поселиться нашему народу, чтобы было, как в прошлые месяцы Сварога, когда предки жили у подножия Алатыря и боги спускались к ним на праздники и восседали за столы со снедью, как простые люди.
  Светь задумался: было о чём. Но тут же спохватился.
  - А для чего в поход пошла Радислава? Она мало владеет ратными умениями.
  - Здесь, в Дружине, много таких. Лишь бы не было боязни покинуть Родину… Старику нужна помощница. К тому же он покинет нас, едва найдёт Гору и место для заселения народа. Радислава же многому научилась от деда. Ей ведомы сила трав, заклинания духам добра, тайная речь для жертвований. Она будет нашим вещуном на Юге. Смотри,- Яр указал на недалёкий отрог,- тебе пора покинуть нас. К началу заполдня вернись застольничать. Да и коню дашь отдохнуть.
  Юноша кивнул, и они разъехались.
  …Воротилась старая, угасшая было мысль, возродилась и не давала покоя Светиславу: чем связаны Яр и Радя, кроме общего знакомца-родственника Гостомысла? Как так вышло, что девушке-Лебёдушке было назначено Яром идти в поход ещё раньше, чем всем Соколам, ещё раньше, чем о походе решено было?.. Однако Лес не позволял уходить в мысли. Здесь, в чужеземье, и слух, и зрение, и обоняние, и силу ума – всё нужно было направлять наружу, потому что враг был коварен и могуч. И хотя Светь не раз в одиночку забирался в эти чащи на многие вёрсты вглубь, теперь от него зависели многие жизни, и он, быстро прогнав из головы лишнее, стал внимать Лесу. Он вспомнил мельком Триозёрье, остров вещуна, листву, кружившую в воздухе по велению Радиславы, и прошептал едва слышно: «Духи ветров и вод, деревьев и скал, Лесовики и Моховики, Цветичи и

104
Пчеличи, Ветричи и Водяницы, вы, как и люди, купаетесь в лучах ясного Солнышка-Хорса, будьте же помощниками и защитниками мне и всем нам, идущим вдоль Пояса Рода».
  …Светь воротился к Дружине, едва она расположилась становищем у высокой мшистой скалы, где небольшой луг позволял безбоязненно пустить лошадей на пасьбу, где легко было расставить дозорных и найти сухие дрова для стряпания. Яр сразу же по лицу племянника догадался, что далее их путь неладен, и потому призвал к себе всех десятников. Вдевятером они посели кружком на солнечном месте, и Светислав стал рассказывать.
  «В четырёх верстах отсюда густой ольховник, а через две сотни саженей после пущи кусок горы словно отсечён мечом. Этот утёс полого спускается в топь, и, судя по травам, для лошадей она непроходимая. Справа гора стоит почти отвесно. Ущелина меж горой и утёсом всего в три сажени. Сам же утёс – не менее семи. Наверху, с обеих сторон теснины, асилки. Я видел до двух десятков. Они готовят камни, чтобы бросать их вниз, когда мы въедем в узкое место. Длина же ущелья такая, что половина Дружины может полечь под теми камнями, после чего косматые спустятся вниз и кинутся на остальных.
  - Или будут сидеть наверху и не пускать нас далее до ночи,- прибавил Яр.- Вот вам, мои ратники, и первое нападение хозяев Леса.
  - Хозяевами-то они сами себя считают,- возразил Светь.- Зверьё же их недолюбливает. А птицы всегда перекликаются, если асилк идёт. По птицам я и теперь узнал о гадниках заранее. Ничего, нам их намерения разрушить будет нетрудно. Впятером мы взберёмся перед ольховником на гору, возьмём только луки да мечи, обойдём по вершине кряжа и спустимся асилкам прямо на голову. Тех, что на утёсе, тоже достанем стрелами.
  - А с деревьев их стрелой не достать?- спросил Дивослав, десятник Кречетов.
  - Нет, деревья намного ниже. Обходить тоже не стоит: они те же камни пустят по склону вниз. Не застрянем в топи, так завалят.
  - Есть ещё кому что сказать?..- поднялся Яр.- Тогда спокойно застольничаем, а как Солнце за серединную пору – трогаемся. К тому времени космачи натаскают тьму камней и здорово уморятся. Ты, Светь, со своими верхолазами держитесь позади Дружины и взбираться станете тогда лишь, когда мы глубоко войдём в ольховник, чтобы не догадались враги о нашей придумке.
  - И я с ним пойду,- попросила Болеслава.
  - Рвёшься испытать себя, буяра?- улыбнулся Яромир.- Готовь верёвки и крючья. Да оставь за себя кого-нибудь. Пять Соколов – в гору, пятеро так и поедут в дозоре. Кречетам – особая оглядчивость: может, засада на утёсе – только уловка. Мы же все сгрудимся на краю ольховника, чтобы они не пересчитали нас сверху, и станем как бы в растерянности. Да пошлите от Лебедей своего Рыженя – Вертислава, доброго бросальника. Пускай отвлекает асилков, пока Светь с друзьями будут подкрадываться к ним.
                                                      105
  Всё время выти и отдыха дружинники говорились о предстоящей первой битве. Никто и не думал придремать или просто снять с себя оружие, хотя в этом открытом месте нежданного нападения быть не могло. Ели однако же с великим удовольствием. В каждом десятке выискался, а то и заранее был назначен ратник, самый сноровистый по стряпанью похлёбок и каш, и потому ото всех семи костров расползались по поляне самые привлекательные запахи. И хотя Яр строго наказал не готовить излишнего и беречь крупу, муку, овощ, десятки одних племён зазывали к себе кого-нибудь из других, перемешивались, спорили, у кого сварено лучше. «Треть – девушки, остальные – юноши. Половина дошла до возраста, когда можно вручать знак Лады. Так что унынья у нас, точно, не будет в пути». Так подумал Яр и не стал упрекать за выкрики и гомон, тем более что асилки уже узнали о передвижении людей.
  Когда же подошло время выступать, все вмиг озаботились и сосредоточились. Каждый осматривал оружие, снаряжение, старался так стать в строй, чтобы оказаться с краю, от Леса. В некоторых десятках связывали запасных лошадей по пять-шесть, чтобы не помешали быстро вступить в бой. Все быстро научились особенному продвиженью среди камней, деревьев и горных ручьёв, и все в любой миг готовы были обнажить мечи или натянуть жилы луков и защищать себя.
  Тронулись споро, а двигались осторожно, без шуток и почти без слов. Когда же голова Дружины втянулась в ольховник, хотя и пронизываемый солнечными лучами, однако ж воспринимаемый как предверие некоего укреплённого врагами места, тогда стало тихо настолько, что слышался лошадиный шаг по мягкой Земле. Иные вытянули из тулов луки.
  Светь с другими четырьмя Соколами соскользнули с коней, передав их Кречетам, у самого края пущи и скрылись в траве. Чтобы приметить их, нужно было стоять не далее как в десяти саженях, но только птицы, не перестававшие петь, да мелкие грызуны заселяли лесочек.
  Когда половина Дружины вышла из ольховника на лужайку перед отдельно стоящей скалой, Яромир остановил подопечных. Он медленно и сосредоточенно осмотрелся вокруг и поднял правый, полуразжатый кулак. Знающие зашептались: «Асилки здесь». Все заозирались, но мало кто приметил знаки пребывания косматых. Яр же тронул коня и двинулся вперёд. И тут случилось нечто, не ожидаемое никем, верно, даже врагами. Рыжий Вертислав, недопонявший своего десятника, с гиканьем выскочил из-под деревьев и, потрясая копьём и щитом, ринулся прямо в узкую горную щель. Даже привычный к резким лесным звукам конь Яромира, шарахнулся в сторону, и Верть проскакал мимо старшего с криком «Сва!», переходящим в визг пойманной куницей белки. Когда все опомнились и закричали предостережения, борзый Лебедь уже был в проходе меж скал. И тут на середину его сверху обрушился большой камень. Каурка Вертя встала на дыбы, едва не сбросила ездока, уронившего щит, но тот словно вознамерился

106
в одиночку разогнать всех врагов: успокаивая ногами лошадь, он крутил головой, выискивая, куда бы запустить своё копьё. Наконец, подскакал Яр и увёл юношу от опасного места. Но не сразу: тот убеждённо восклицал, что надо именно так, показывая попытку прорваться сквозь ущелье, отвлекать асилков, чтобы пятеро Соколов подобрались к ним вплотную. И только поймав на себе десятки неодобрительных взглядов, Верть приумолк и перестал рваться к скале.
  - Думаю,- проговорил Яромир,- Светю там делать больше нечего. Ясно слышу, как толпы косматых, сминая кусты и сшибая деревца, уносятся вглубь Леса, и бежать они будут до самого восточного моря.
  - Убегают?- с недоверием вопросил Вертислав.
  - И шерсть стоит торчком от перепугу.
  Вокруг дружно засмеялись, передавая шутку, и только тогда разудалый Лебедь смекнул, что над ним забавляются.
  - Ещё один раз выскочешь вперёд стяга да без веления десятника,- говорил Яр другим, суровым, голосом,- обезоружу. И в бою станешь сторожем запасных лошадей. Это ясно?
  - Ясно, старший.
  - Не поступай более без ума… Однако ж кое-что доброе ты сделал: они сбросили камень и тем выдали себя… Ратники! Известно вам, что мы не стремимся убивать, но идущим против Праведи не уступим?! И в этот раз я попытаюсь объяснить асилкам, что мы не думаем о захвате их Земель, что идём на Юг, в Земли без Леса! Но если нас, посланных волей своего народа, не пропустят, мы обнажим мечи!
  - Добре!- ответили ему разом.- Мы готовы!
  Яромир снова поехал к склону горы и, остановив коня саженей за десять, громко крикнул:
  - Сегр доб!.. Сегр доб!
  Словно заклинание, пронеслись его слова на грубом лесном языке, ибо через миг на скале показался здоровенный бурый асилк, с широкой мордой, белыми прядями шерсти на голове, со взглядом, который вряд ли кто из людей способен был бы выдержать без содрогания. Но Соколы и Кречеты переложили другим слова Яромира: не вещуновым заклинанием она была, а лишь призывом говорить.
  - Воз жу камн рощ байш! Воз бор санап! Раж у вуг! (Нам не нужна ваша Земля! Мы идём на Юг! Пропустите или убьём!)
  Старший асилк словно сверкнул своими свирепыми глазами, но Яр настойчиво повторил:
  - Раж у вуг!
  - Воз вуг! Камн сох! (Мы убьём! Отдайте лошадей!) – рявкнул космач, и тут же на луг полетел большой камень, который врылся в Землю в двух локтях от Ярова коня.
  Откуда-то с горы послышались два хриплых соколиных клёкта, и

107
старший, подняв руку, согнул ладонь и громко свиснул. В тот же миг наверху послышались шум и крики. В глубину ущелья свалился ещё один камень. Потом на какое-то время всё стихло, и Дружина увидела на ровной верхушке правой части отрога Светислава, Болеславу и других с луками в руках.
  - Бор у вуг! (Уйдите или убьём!) – вскрикнула два раза десятница Соколов невидимым снизу врагам, после чего опустила лук.
  - Они убежали!- помахала она сверху своим.- Можно проходить!
  - Сва!!- дружно возгласила Дружина и по велению Яромира построилась по трое.
  …Едва ли не полпоры обговаривали юноши и девушки первую сечь. Громко вспоминали каждую мелочь: как взбирались Соколы на кряж, как, таясь малейшего шума, скользили по-за скалами и редкими кустиками на камнях, как глядели сверху на неудачные переговоры Яра и после требования асилков отдать им всех лошадей подали о себе знак, как вмиг перебили стрелами восьмерых асилков на этой стороне и, грозя луками, заставили убраться два десятка космачей на утёсе, отделённом от гор таким узким проходом, что враги, увидев в упор наставленные на них луки, дрогнули от слов угрозы.
  И тем, чьи стрелы и прочее оружие не измазалось на