Тридесятое царство

этот раз кровью лесных злобников, было о чём сказать. Выходка Рыженя нарочно пересказывалась каждым по-своему, превращалась в нечто отважное, удалое, что будто бы едва не решило исход схватки. Дошло до того, что некоторые стали убеждать, будто Вертислав своей свирепостью и напористостью обратил асилков в бегство, а камень, который едва не погубил его вместе с конём, свалился от его грозного рыка, а не был сброшен косматыми.
  Сначала Лебедь тешился такими разговорами, потом принялся отвергать всё сказанное о себе, а когда же к выдумкам присоединились и те пятеро Соколов, объявившие, что не пустили ни одной стрелы, потому как уже было и не в кого, тогда-то Верть взмахнул руками и вскричал: «Хватит, добрые люди! Теперь я понимаю, как осрамился и какую безладицу привнёс! Светлые боги – свидетели: более я вас не подведу!» Шутки прекратились.
  Продвигались  густолистым бузынником и только по двое. Дальность меж крутым, поросшим мхом и травой склоном и стеной из тесно стоящих грабов всё сужалась и сужалась, пока чаща совсем не прижалась к горам.. Яру пришлось велеть всем скучиться и так въехать в Лес. Но едва Дружина начала перестраиваться, как в десятке саженей впереди, из-за стволов, из травы появились асилки и с рёвом бросились на всадников. В первый миг многие оторопели, ибо успели уверовать, что в этот день никаких нападений более не будет. Но за один миг Яр, как раз оказавшийся в голове строя обнажил оба свои меча, ударил коню в бока и с невиданной быстротой принялся разить врагов, чьи головы оказались повыше конских. Следом передние всадники ответили на нападение тучей стрел, а задние завороженно смотрели на своего старшего, который делал резкие и неодновременные

108
взмахи руками, причём разил в самый последний миг, когда, казалось, очередной асилк вот-вот собьёт его наземь или ударит своей огромной лапой по голове лошади.
  Поганых одолели так же быстро, как они напали. Десяток и ещё семь мёртвых лежали в траве – семеро, поражённых мечами Яра, из остальных, спешившись, вытаскивали стрелы. Два десятка, и среди них почти все раненые, скрылись в Лесу.
  - С этой поры,- обратился Яр к Дружине, когда ратники съехались ближе,- быть готовым к нападению в любой миг! Сверху, с боку, спереди и сзади! Из Леса, из воды – отовсюду! Запасных коней бросать сразу: не убегут, лошади боятся косматых! Сначала бить копьями, далее – из луков! Кто знает о себе, что не меток – изготавливать меч или цеп, кистень, булаву! Берегите коней! Асилки стараются прежде свалить нас,потом добить! Пока не выберемся на открытое место, ехать теснее!.. А вот и наш дозорный…
  Меж деревьев, едва успевая объезжать их и уклоняться от ударов веток, мчался Светь. Подъезжая, он с трудом остановил разгорячившегося коня.
  - Услыхал шум – воротился! Видел четверых, все в крови, уходили от горы вглубь Леса! Все они – из тех, которых мы прогнали от ущелья!
  - Теперь продвигайся не так,- велел Яр рассматривавшему убитых племяннику.- Они пропустили тебя, затем сделали засаду. Если густой кустарник – не удаляйся более чем на пять десятков саженей. Также Воронам выставить дозорных слева. Всё! Вперёд! Кто бил из луков – молодцы: как траву, скосили врагов!
  Однако на этот раз совсем без потерь не обошлось. Асилки пустили в дело простое лесное оружие – дубьё, и одним таким куском ствола  перебило ногу лошади Уток. Её пришлось отпустить,так как идти не могла даже шагом. Пожитки с неё перевесили на других коней и тронулись в путь.
  День окончился спокойно. Место для ночного становища выбрали ещё в подвечер. И хотя можно было по светлу ехать ещё целую пору, однако удобную выемку в горе, почти без деревьев, удалённую от Леса на добрых две сотни саженей, да с ручейком бросать не решились. К тому же – Яр примечал – и люди, и лошади с непривычки утомились задолго до заката Солнца. Всё-таки первый день, и со всеми трудностями да двумя схватками от Омогдани отошли не менее как на три десятка вёрст. Вестийный голубь, пущенный Яром, едва спешились, унёс на лапке запись – берёзовую кору с выцарапанными двумя мечами остриями вверх – знаками побед над асилками, и одной перечёркнутой конской головой. «Теперь во всякий день первые разговоры на Равнине – будут о нас»,- подумал каждый из ратников, провожая взглядом птаху-посланницу.
  Сначала в середину становища поставили рядом четыре камня, а на них один – побольше и на него несколько. К маленькому Алатырю каждый десяток принёс деревянные куклы родовых птиц и Белых богов: до утра им должно было хранить людей от тёмных духов и прочей ночной зловредности.

109
Совы же принесли светлым силам мира жертвование зерном и сурьёй и за всех возблагодарили их, что избавили в этот день от гибели и ранения.
  Закурились костры, забулькала в медных котлах еда, и дружинники, разоблачённые от оружия, колонтарей, шлемов, при целом десятке сторожевых оживились. Вновь, как в полуденный отдых, завелись разговоры, постоянно слышались шутки. К тому же последнее одоление врагов, к которому приложили руку уже не только приграничные Соколы и Кречеты, привычные к схваткам, а и другие, вселяло в юных ратников уверенность в своих силах и сноровке. Великаны-асилки оказались весьма уязвимы для стрел людей, и при должных проворстве да осторожности противостояние с Лесом могло быть всё менее и менее опасным.
  С сумерками разговоры у костров стали вдумчивее. В каждый кружок у огня зазвали одного-двух из бывших в берёже али буярах и в подробностях расспрашивали об асилках, о том, как они живут, как нападают, какие у них слабости.
  Более всего народу собралось у костра со Светем, поведавшем о Поясе Рода и давней войне асилков с гмурами. «…Так что сторожевым следует приглядывать не только за Лесом, но и за горой,- рассказывал он.- Хотя и обещано нам гмурами вольготное продвижение по предгорью, да осмотрительность лишней не будет. Из древних повестей знаем мы, что в прежнее Коло Сварога жители Подземелья были такими же людьми, как и мы, но поддержали чёрных богов в Большой битве против обитателей Ирия, за что были наказаны жизнью без Солнечного света.»
  - И что же, им никогда не будет прощения?- спросил кто-то сочувственно.
  - Это,- думаю,- от них зависит. Вот поддержкой нам в этом походе, может, и вернут они благосклонность Белых богов и не будут, как ныне, выходить на свои горные поля, овощники да на охоту-рыбалку лишь по ночам, при блёклом свете Луны. К тому же гмуры чтят и Сварога со Сварожичами, хотя более всего поклоняются родовому зверю Мыши да богу Китоврасу.
  - А верно ли то,- продолжал спрашивать Светя всё тот же голос,- что асилки появились на Земле не по божьему соизволению?
  Ответила Огнеслава, десятница Сов:
  - Опасно говорить о том, находясь в Землях Велеса, да вряд ли лесной хозяин стыдится своей юношеской любви. Мой дедуня много говорил нам стародавних повестей, и никто из Сов не помнил их столько, сколько держит он в памяти до сих пор, а ему с зимы пошёл девятый десяток.
  Она принялась рассказывать, как давно-предавно, в знойный летний день, повстречал Велес на лужке-земляничнике могучую медведицу, которая показалась ему столь красивой и приглядной, что от любви их появилось целое племя великанов-асилков – не людей, не зверей,- заселивших все леса к Востоку и Западу от Пояса Рода… Однако Светь этой повести уже не услышал: его окликнул Яромир. Они присели на большой камень, сотни лет назад сорвавшийся откуда-то с самого верха кряжа и давно уже поросший

110
мхом и травой. В пяти шагах пылал и потрескивал огонь Журавлей и, пока Яр не начал говорить, Светь слышал, что там ведут речь о том, какие неведомые чудища и звери ожидают Дружину на Юге. Об иных слышали все, но о маленьких игрунках, похожих на асилков и перелетающих с дерева на дерево, как птицы, он раньше не ведал и потому прислушивался с интересом.
  - Далеко ли вперёд вы видели, когда обходили по горе косматых?- спросил тихо Яр, будто высказал мысль, обращённую к себе же.
  А у костра рядом заговорили уже о духах гор и лесов и об оберёгах от них.
  - Нет,- ответил Светь.- Мы прошли прямо по склону, цепляясь за кустарники.
  - Если Лес и дальше станет сгущаться и нападения продолжатся, у нас будут потери.
  - Тебе же известно: косматых даже гибель сородичей мало учит, и они могут упрямо бросаться на нас, пока не убьём всех.
  - Только здесь мы всех не перебьём. Здесь их тысячи. Десятки тысяч. И, верно, уже весь Лес на многие поприща узнал о нашем продвижении…Дружинники пока беззаботны и веселы, но это лишь до гибели первого ратника.
  - Усилить дозоры, тщательно выбирать места для становищ…
  - Нас измотают мелкими стычками.
  - Самим нападать, упреждая их. Так мы делали на Равнине.
  - Здесь мы чужаки, и это станет пониматься ими как захват их Леса. К тому же будет губительством не ради защиты, а ради самого губительства. Да и много их… Если разделимся и часть пойдёт вглубь Леса, то может не вернуться обратно.
  - Добро хоть, что они сами разрозненны и враждуют-разоряют друг друга. Потому более сотни на нас разом не нападёт.
  - И добро, и худо. Каждый их род на своей части Леса будет пытаться погубить нас, не заботясь о том, что мы перебили тех, кто севернее. И так может длиться многие Луны. Выстоим ли мы? Если у них один только раз будет удача при нападении, в души дружинников вползёт страх. Вползёт и будет расти день ото дня. Юные отважны. Но поддаются более силе чувств, чем силе разума. А у нас же и опытность, и отвага есть лишь у пяти-шести ратников, да ещё у нас с тобой.
  - Яр, а что за неведомое оружие готовил ты в маленькой клети возле нашей бани задолго до похода? Какие-то медные колёса, трубки, округлённые ясеневые палки… О каком оружии Коляды ты говорил пару раз?
  Старший не успел ответить. Потому что в этот миг – сначала тихо, потом всё громче и громче – от костра Журавлей зазвенела такая погудка, что и птицы-напевницы в близком лесу стихли, оторопев от красивости человеческих звуков. Видно, место, где расположилась становищем Дружина северных людей, было особенным и отвечало на шумы и звуки так, словно они влетали в длинное, пустое жилище, отчего становились отчётливее, ближе, и не таяли враз, а громоздились один на другой, делая погудку богаче,
                                                          111
цветистее.
  Гремислав недолго гуслярил, хотя успел утишить все разговоры, и, когда начал свой новый напев, люди вокруг внимали только ему одному. Он вновь, как на ратном смотре, слил воедино два  голоса - свой и гуслей, отчего повесть зазвучала причудливо и завораживающе.
        … Та Дружина из семи десятков ратников,
Светлым Ярием ведома в Земли южные,
Пред горой отвесной, многосаженной,
Встала тучей, копья ощетинивши.
  Обойти ту гору нет возможности,
Обскакать ту гору нету времени,
А вершина сплошь покрыта ворогом,
Лютым ворогом – косматыми асилками.
  - Ты делаешь наметки да написи нашего пути, чтобы по ним воротиться обратно,- шепнул Светь,- а ведь можно будет послать назад Гремислава, и он своим пением расскажет всю дорогу на Юг.
  - Если о каждом дне он выдумает целую повесть, то народ станет более внимать пению, чем передвигаться. И во сто лет не дойдёт до Юга.
      … Вот вступили ратники в