Читал ли Иисус из Назарета китайскую Книгу Перемен?

землю зарывший талант,
Попусту теплил алтарь,
Слухов не оправдал,
Вписанных в календарь.
Посланный быть впереди,
Что ж ты не свергнул мороз!
Разве не ты на груди
Книги крамольные нес?
Ночью бывало не спит,    
Нянчит идею борьбы...
Где ж он, твой динамит,
Где твое «мы не рабы»?
Милый, тебе каково
Было свой век коротать: 
Все понимать и страдать,
И не свершить ничего!
Так и ушел навсегда
С чистым дыханьем стыда.
Но накопилась вода
В сумраке снега и льда;
Где-нибудь с крыши навис
Пласт, и зимы не спасти:
Двинулся, рушится вниз,
Рвя провода на пути.
(Светлана Сырнева, Март)
 
Впрочем, евнух - не только сомнительный март, а также благостный апрель и  ликующий  май. 
Иосиф - знаковые числа 8 или 2. Как время заключает в себе две седмины. По коранической терминологии – время удвоения. Женское начало, лето, БЛАГОПРИЯТНОЕ ЛЕТО ГОСПОДНЕ (Исайя 61:2), ЛЕТО БЛАГОСТИ (Пс 64:12). Плодоносная пора. Вся  результативность   сконцентрирована   здесь,   и    женские БЛАГОСЛОВЕНИЯ БЕЗДНЫ, СОСЦОВ И УТРОБЫ доминируют над прежними мужскими благословениями ГОР ДРЕВНИХ И ПРИЯТНОСТЯМИ ХОЛМОВ ВЕЧНЫХ.
Вениамин - знаковые  числа  9  или  3. Гермафродит,  осень. Утренний и вечерний хищники, волки – так представляются в гермафродите сопряженные мужское и женское начала. Время Вениамина заключает в себе три седмины.  Вениамин, как младший сын должен бы ожидать наилучших благословений,  но природой в нем заложены  разрушительные    силы. Не могут удержаться  в дланях Вениамина   восхитительные Иосифовы плоды  нетленными - они портятся. 
  Эти рассуждения я взял из своей дебютной статьи-эпопеи «Жертва и жратва», но всё же подсократил их. В интернете я нашёл две непохожих версии зодиакального цикла на сынов Иакова, но версии эти ошибочны. Череда сыновей Иакова - это время и полвремени, то есть цикл и полцикла, если семёрку считать временем и циклом. Но чтобы объяснить свою гипотезу, мне надо ознакомить читателя с поэтическими  интерпретациями годового цикла известного советского писателя Петра Проскурина:

Январь

Белый снег, голубые тени,
А в душе – ни грусти, ни цели…
Промороженные ступени,
Показалось, чуть проскрипели…
И опять предвечерняя просинь,
Чуть поленья трещая, сгорая,
Лишь вчера отзвенела очень,
В чутких красках лесов играя.
Лишь вчера ты с болью взглянула
На меня от последней двери,
А в душе замирающим гулом
Чувство радости и потери…
Белый снег, сгущаются тени,
Как молитвы, застывшие ели…
Промороженные ступени,
Показалось, чуть заскрипели…


Февраль

Нет, никогда напрасно не жалей
Всех, беспощадно солнцем опаленных…
Благослови исчезновенье кораблей,
Благослови бездомных и влюбленных,
Благослови в глаза сказавших: «Нет!»,
Соприкоснувшись с подлостью всесильной,
Благослови исполнивших завет
Надеяться
до тишины могильной…
Благослови хранителя ключей
От всех пороков и страстей бездонных,
Благослови же и тоску ночей
Всех, к одиночеству приговоренных.


Март

Опять, опять в мои приходишь сны,
И счастьем ожидания карая,
Вновь исчезаешь в отсветах луны
У самого мучительного края…
Ты вновь загадочна, прекрасна и чиста,
Как весть из необъятности Вселенной,
И верю вновь, что вечны и нетленны
Гармония, Любовь и Красота…
Кто ты?
Лишь на мгновенье задержись,
Дай прикоснуться к тайне лишь однажды,
Ведь ты же знаешь, угасает жизнь
От вызванной тобою жажды.
Уходишь ты, и я опять один,
И та, другая и земная, рядом
Со мною среди жизненных теснин
Мне одиночество прощает взглядом.
И я высоким именем твоим
Клянусь забыть таинственные дали, -
Ведь даже голос страсти одолим,
Коль вечным ожиданием карали…
Но нет, не верь в нелепые слова!
Нет ничего мучительней боязни
Что ты забудешь про свои права
И не придешь для повторенья казни.
Ты вновь загадочна, желанна и чиста,
Как луч из неизвестности Вселенной,
И верю, верю – вечны и нетленны
Гармония, Добро и Красота.


Апрель

Был прав творец, навек определив
Границы тьмы и горизонты света,
Для океана – громовой прилив,
Для человека – таинство расцвета.
Час юности – сверкающий поток
С изменчивыми в беге берегами,
Огнем зари охваченный Восток,
Томимый древними, как вечность снами.
Бег юности стремителен и чист
С особыми, высокими правами –
Ведь это совершенно белый лист
С непроступившими деяний письменами.
Какая же ей участь суждена?
Какие выжжены в ней будут строки?
Иль исчерпать страдание до дна,
Иль повторить отцовские пороки?
Не угадать огней – то глубина, то мель,
Пора нерассуждающей отваги,
Благослови ж неведомого цель
И чистый лист нетронутой бумаги!


Май

Я не пришел к тебе, иная сила
Безумным светом сердце озарила,
Меня в чужие дали уводила
За самые последние моря,
За самые окраинные земли,
Где жизнь теряет все свои права,
Глее время в чаше первородства дремлет,
Вобрав в себя и завтра, и вчера…
Да, я взглянул в запретные пределы,
И боль освобождения прожгла
И душу мне, и трепетное тело –
Вместилище и радости, и зла.
Я был один, во мраке, без движенья,
Но о тебе мелькнула в сердце мысль,
Как первый слабый проблеск возрожденья, -
Благословенье на добро и жизнь.
И в беспощадном знаке отрицанья
Теперь простая истина видна –
Всю красоту и сложность мирозданья
В себе, как вечность, носишь ты одна.
И разум мой, изнемогая, тонет
В каком-то изнуряющем бреду –
Пусть мне не ощутить твоих ладоней,
Но я иду к тебе, иду, иду!


Июнь

Языческий солнцеворот души
Любых страстей и выше, и безмерней –
Сошлись в полдневной, тягостной глуши
Свет утренний и свет вечерний.
Высок и неподсуден полдень твой
С его мгновенными, как вихрь, громами,
С бесстыдной и размашистой игрой
И по-мужски тяжелыми правами.
С его любовью, как угарный стон
В опустошительном порыве наслажденья,
И, как последний в жизни перегон,
С мучительною ревность владенья.
И в череде его высоких дел
Не осуди измен его нелепость,
Прости его за царственный удел,
За счастья и любви святую слепость,
За жадность чувств его не осуди
Среди полдневных, непролазных терний,
Ведь все ясней и ближе впереди
Неумолимый свет вечерний.


Июль

И таинство угасшего огня,
И медленная поступь постоянства
Волнуют нас, тревожа и маня
В иные, необжитые пространства…
Нас полдень знойной силой одарил
И бешено летящими годами,
А неистраченное буйство сил
Уравновесил зрелыми плодами.
И времени признав слепую власть,
Мы часто притворяемся умело,
Но вновь нерассуждающая страсть
Бушует в нас у самого предела.
Так дуб столетний до глухих корней
Вдруг ощутит желанье потрясений,
Едва лишь зов загадочный морей
Прольется с неба в щедрости весенней…
Но гаснет зов и далеко моря,
И вновь мы ждем волнующие вести,
И запоздалым пламенем горя,
По-прежнему стоим на старом месте.
Стоим мы с нерастраченной душой,
И подвиг этот безнадежно вечен…
Как хорошо, что этот мир скупой
Проклятием бессмертья не отмечен!


Август

Как бесконечно тяжек зов вершин
С их тайной, вечно скрытой облаками!
Зачем же ты на этот зов спешишь
С обугленными жаждою губами?
Ты, вероятно, самому себе
Назначил там последнее свиданье,
Но разве в этой тягостной борьбе
Постичь возможно истину страданья!
Неразнимаемой цепи закон –
Есть формула и твоего продленья
Все дальше освещают тьму времен
Последующие за тобою звенья.
Вчера, когда сошлись на миг века,
Как говорится, волей божьей
Явился тот, кому ты для рывка вперед
И выше станешь лишь подножьем…
И ты, услышав яростный толчок
Вновь ощутишь безумье одиночества
И проклянешь убийственный порок –
Всю ложь и все бессилие пророчества!
Как бесконечно тяжек зов вершин!
Но кто тогда сумел остановиться,
И кто на том пути не поспешил
Перешагнуть последние границы…


Сентябрь

Когда горят осиновые рощи
Неистовым огнем самосожженья,
Становится понятнее и проще
Круговорот извечного движенья.
Кружится лист осиновый, кружится –
Нет в мире беспощаднее закона,
Но никогда душою не напиться
Осеннего серебряного звона.
Стоишь ты на великом перепутье,
Осенняя в душе клубится даль…
Какой же новой обернется сутью
Твоя неутоленная печаль?
Ты молишься и жаждешь, жаждешь чуда,
Забыв, кто ты и где твой ныне дом
Что был уже Христос и был Иуда,
Что чудо это все – в тебе самом.
Распались царства и законы Нила,
Сквозь мрак иная выбилась струя,
Твое лицо, как тайна, проступило,
На вечном, грозном поле бытия.
Всего лишь миг?
А что такое вечность?
Огонь, огонь в начале и в конце!
Природы гениальная беспечность
Вдруг надломилась на твоем лице.


Октябрь

Все медленней и тяжелее бег,
Рывок – и сердце навсегда откажет,
А за спиною все слышнее смех
Десятой, предпоследней стражи.
Скорей, и ты успеешь на паром
И вновь увидишь паруса надежды,
И в сердце прогремит весенний гром,
С души срывая ветхие одежды,
И синий беспредельный океан
Вновь ошалело хлынет в душу,
И ты забудешь, как ночной обман,
Навеки исчезающую сушу…
Скорее вдаль, в простор без всяких вех –
Пусть путь удача и судьба укажут!
А за спиною все слышнее смех
Десятой, предпоследней стражи.


Ноябрь

Дай мне, творец, у края стать
С прощающей себя улыбкой,
И помоги не признавать
Всего прошедшего ошибкой.
Дай первородной тьме в глаза
Взглянуть хотя бы на мгновенье,
Дай слабости не показать
Перед лицом исчезновенья.
Дай мне до самого конца,
Единоборствуя с собою,
Остаться с факелом гонца,
Горящим над кромешной тьмою.


Декабрь

Я ничего не знаю о себе -
Кто я на этом свете и откуда…
Но лишь в твоих глазах, в твоей судьбе
Явилось объяснение, как чудо.
Не знаю, сколь лет и сколько зим
Искали мы во тьме свое начало,
И свет звезды горит неугасим
До самого последнего причала.
Угаснут звезды, завершив свой путь,
Но мы в пустыне вечной мирозданья
Давай назначим вновь когда-нибудь
Пусть самое короткое свиданье.
Спешить мы будем миллионы лет
На эту предначертанную встречу,
И будет наш, едва заметный след
Во тьме росою звезд отмечен.
Я ничего не знаю о тебе –
Кто ты на этом свете и откуда,
Но присягаю я своей судьбе
За нашей встречи праздничное чудо…
    (Пётр Проскурин, Зов вершин)

Скажу так, что всё Евангельское благовестие, благоприятное лето Господне  умещается в семь солнечных месяцев с середины марта по середину сентября. Цикл начинается  ранней весной,  когда ветви  дерева становятся  мягки и пускают листья (Матфей 24:32), а заканчивается, как видно по поэтической хронологии Проскурина, угасающим летом, в сентябре: «был уже Христос и был Иуда, что чудо это все – в тебе самом». Остальные дни с октября по февраль — мёртвое безвременье, и об этом хроносе Христос упоминает: ПРИДУТ ДНИ, КОГДА ПОЖЕЛАЕТЕ ВИДЕТЬ ХОТЯ ОДИН ИЗ ДНЕЙ СЫНА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО, И НЕ УВИДИТЕ(Лука 17:22). Это время болезней, скорбей(Матфей 24:8), а если оно эпохальное, то неминуемы войны, смуты, предательства, эпидемии, голод, землетрясения и затмения, как символ потрясений. Многие христиане со слезами на глазах ждут второе пришествие Христа, но это очень тяжёлое время, и не факт, что эта периодика уже не приходила не узнанной. Фактически это эпохальная суббота и зима(Матфей 24:20), но она, семёрка, смерть, ещё не время спасения, о чем с хитрецой пишет пророк Исайя: ВСЯКИЙ ДЕНЬ ПРОСТИРАЛ Я РУКИ МОИ К НАРОДУ НЕПОКОРНОМУ, ХОДИВШЕМУ ПУТЕМ НЕДОБРЫМ, ПО СВОИМ