В вечности мгновения уложены друг в друга. Они проницают друг друга. В этом смысле вечность есть бесконечное множество мгновений, упакованных друг в друга, сложенных друг из друга. Но она сама не есть мгновение. То есть, вечность не противоречит самой себе. Это было бы так, если бы она как множество мгновений входила в себя как элемент. Она не есть мгновение мгновений, в состав которых она входит. Она есть связь мгновений без начала и конца, континуум мгновений. Каждое из этих мгновений является настоящим, которое не приходит и не уходит, а есть явление вечности. Она есть реальность мгновений, их истина как истина настоящего и одновременная настоящая, а не лживая, фальшивая, видимая истина. Видимостью вечности как истины является мгновение в потоке времени как его момента. Явление вечности во времени относительно, есть отношение треугольника, дельты времени: прошлого-настоящего-будущего. Помимо этих качества времени есть еще два качества: мгновение и сама вечность. Их пространственное превращение демонстрируется треугольником места, углами или вершинами которого становятся точка – мгновение, линия – время, стрела времени, плоскость – вечность. Имеющая начало и конец, стрела времени, описываемая вокруг мгновения, становится кругом вечности, имеет тенденцию стать кривой, замкнутой на себя без начала и конца.
Тому, кто хочет сойти с линии, нити времени, но не умереть, упав в бездну ничто, следует скрутить нить времени, смотать ее в начало ветвления, в тот момент, с которого она стала плестись. Проще сказать, следует в сознании смотать нить времени на момент начала, когда он был мгновением, то есть, не началом с концом как его следствием. Таким образом, нить времени станет кривой, спиралью, максимально свернутой в минимум времени. В результате, дойдя до предела свертываемости, она противоположным образом развернется, выстрелит в конец времени твоей жизни и явится концом конца, то есть, твоим вступлением в безразмерное пространство вечности. В ней нет смены состояний, нет становления ни чем и ни кем. Вечность предназначена для состоявшихся, кто уже стал тем, кем есть. Если вы уже являетесь тем, кем есть, то она может вам открыться. Для иных, тех. кто ищет себя, она наглухо закрыта.
- Неужели те, кто уже состоялся, способны, минуя смерть, оказаться в вечной жизни? Петр Александрович, вы полагаете, одного этого хватит для загробной жизни?
- Нет, Михаил Осипович, не достаточно. Для того, чтобы быть готовым к перерождению, необходимо полностью закончить свое развитие в этом мире времени. Но этого не достаточно, или, как вы говорите, «не хватит», для загробного существования. Для него нужно еще, чтобы сама ваша жизнь в этом мире уже закончилась. Пока еще вы полноценный или неполноценный участник ее протекания. Вы протекаете жизнью. Вот когда она полностью истечет, и вы к тому сроку, но никак ни «до», ни «после», что, естественно, невозможно, будите к этому готовы, то есть, состоитесь, тогда, возможно, вам выпадет шанс оказаться в вечной жизни. Однако в качестве кого вы окажетесь там, и окажетесь ли вообще, мы точно знать не можем. Правда, можем предполагать, - чем мы сейчас и занимаемся.
- Как надо понимать вашу оговорку о том, что «окажетесь ли вообще», Петр Александрович?
- Хотя бы так: смертный может обратно вернуться в это мир, но неизвестно куда и когда. Не обязательно он вернется к своей прежней жизни.
- Я так и не понял, - вы хотите сказать, что при всех равных условиях, которые вы указали, входя в медитативное состояние, кто-то может попасть в вечную жизнь усилием мысли?
- Конечно. Но для этого необходимо стать полностью иным, чужим для этой жизни, что возможно только при максимальном уровне сознания, возможном в этом мире.
На этом коротком ответе беседа Бадмаева с журналистом обрывалась. Больше никакие усилия мысли не могли удержать Сергея Владимировича от переживания за Иду и самого себя. Он чувствовал, что должен приготовиться к самому худшему, - что его Изольды больше нет в живых. Об этом он мог судить по упадку своих творческих сил. Ведь Изольда была его музой. Под сенью ее заботы он творил свои сочинения слова и мысли. Он вполне отдавал себе отчет в том, что не сама Ида Морисова была его небесной покровительницей. Это его богиня, не имеющий своего имени. Это он дал ему имя и нашел его в образе Изольды. И вот теперь он не чувствует того, что чувствовал прежде, - присутствие своей богини в теле, и з плоти и крови Изольды Морисовой.
Настроение Сергея Владимировича невольно передалось Лене. И она спросила: «Ау! Сергей Владимирович, вы обо мне совсем забыли. Вы думаете об Иде»?
Соловей опомнился, что он забылся, что находится в архиве рядом со своей любящей помощницей. Но в этот момент она была безразлична ему. «Зачем мне эта трогательная девичья красота? Как и зачем мне забота моей прекрасной и властной бывшей невесте, когда моя муза в беде или даже уже на «том свете»? – подумал он и крепко задумался. Внезапно его лицо осветилось мыслью, которая его обнадежила: «Что, если мне последовать совету Бадмаева и пуститься в путь за Изольдой, как спустился в Ад Орфей за своей Эвридикой»?
Оживление Соловья не прошло мимо Елены Снеговой. Она в сомнении помотала головой и сказала: «Сергей Владимирович! И не думайте об этом. Такое путешествие грозит вам бедой. Соображения Бадмаева предположительны. Не зацикливайтесь на Иде. Никто из смертных уже не поможет ей. Посмотрите на меня. Я не ушла от вас с Идой»!
Сергей Владимирович посмотрел на своего ангела. Но он ее не видел и не слышал. Соловей был уже одержим сверхценной идеей спасти Иду из цепких лап смерти. Он думал о том, что, может быть, став бессмертным, вернет себе Иду и вместе с ней способность снова быть самим собой.
В тот же день Соловей расстался со своим ангелом, одержимый демоном творчества отнять у смерти ее жертву. Елена Снегова провожала его на вокзале, а Светлана Воронцова названивала ему по телефону и советовала, как вести себя в Москве. Лена предупредила его, что на днях приедет к нему, чтобы поддержать его. Он не стал ее отговаривать, занятый мыслями об Изольде, о том, где сейчас она, несчастная.
Следствие
Как только Соловей приехал в Москву, так его уже на вокзале встретил Смердяев и стал уговаривать признаться, что он сделал с женой. Тут же был и следователь, который вел уголовное дело, возбужденное по факту безвестного исчезновения Иды Морисовой. Как ни странно его звали Порфирием Порфирьевичем, и он чем-то напомнил Сергею Владимировичу Смоктуновского, которого тот видел в давнишнем фильме по «Преступлению и наказанию» Достоевского в роли следователя. Только потом он понял, чем этот, современный, слуга Фемиды, напомнил ему литературного и киношного героя. Иннокентий Михайлович на экране ловко уловил манеру поведения романного дознавателя – деликатное умение доводить сначала свидетеля, а потом уже подозреваемого до публичного осознания и признания в том, что он был намерен совершить в мыслях. То есть, имел умысел, преступное намерение. Если есть мотив, то можно раскрутить дело при наличии тела жертвы. Вся загвоздка состояла в том, что не было найдено тело жертвы. Раз нет тела, то нет и дела. Тогда что следовало делать с Соловьем как подозреваемым, но в деле пока фигурирующим только в качестве последнего свидетеля жизни безвестно исчезнувшей? Естественно, раскрутить его на добровольное приглашение к себе на квартиру при отсутствии ордера на обыск оной.
Сергей Владимирович, в сердцах забыв о предупреждении своей бывшей невесты, только с разрешения адвоката, московский адрес которого она передала ему по телефону, заранее с ним договорившись, согласился пустить посторонних в свою квартиру, чтобы тот проверил, что там нет потерявшейся. Смердяев тоже напросился, но Порфирий Петрович его не пустил, имея того в запасе в качестве второго подозреваемого, которому делать нечего в квартире первого подозреваемого. Он предположил, но не сказал об этом вслух, что квартира Соловья может быть местом преступления.
Оказавшись в квартире, Порфирий Петрович попросил Сергея Владимировича осмотреть все комнаты. Тот согласился. Все было на месте. И только подойдя к ванной, дверь в которую была приоткрыта, Сергей Владимирович всем своим существом почувствовал, что у него в квартире произошло что-то ужасное, - он уловил носом сладковато-тошнотворный запах гниющей плоти. Идущий следом, Порфирий Петрович жестко скомандовал: «Гражданин Соловей, встать лицом к стене! Быстро положите руки на шею. Стойте и не шевелитесь»! Сказав это, следователь подошел к ванной и включил свет в ванной. То, что он увидел, заставило его отвернуться. В ванне, заляпанной кроваво-бурыми пятнами крови, лежала женская голова. Черты лица ее распухли, глаза от ужаса выкатились из орбит, волосы спутались и закрыли срез шеи жертвы.
- Где труп Морисовой? – коротко и бесстрастно спросил Порфирий Петрович
- Что вы увидели в ванной? – вскричал Сергей Владимирович, прислонившись к стене, и стал медленно по ней сползать, оставляя мокрую дорожку на обоях от слюны. Он потерял сознание, будучи не в силах больше сознавать, что Иды нет в живых.
Очнулся он, уже сидя в кресле в гостиной с наручниками на руках. Вокруг суетились люди из оперативной группы, занимаясь своей обычной работой на месте происшествия: описывали и документировали, снимали отпечатки пальцев, фотографировали само место и найденные улики в ванной. Тут же находились полицейские, охранявшие место происшествие и понятые. Рядом, в уголке, сидел заплаканный Смердяев. Он смотрел ничего не видящими глазами в одну точку и что-то шептал дрожащими губами. Следователь, заметив, что подозреваемый в убийстве очнулся, подошел к нему и стал расспрашивать Соловья о том, знает ли тот, что случилось в его ванной комнате.
- Я был в отъезде три дня. Последний раз я заходил в ванную третьего дня, и там все было в порядке. Что, наконец, случилось? Скажет ли мне кто-нибудь?
- Встать, - скомандовал по указке следователя полицейский, стоявший рядом и обращавшийся непосредственно к Сергею Владимировичу. – Гражданин пройдемте. И они во главе со следователем прошли в ванную комнату.
Специалисты уже заканчивали следственные действия на месте происшествия. Сергей Владимирович стоял в дверях и тупо смотрел на одиноко лежащую женскую голову. Он никак не мог признать в ней его любимую музу, настолько она была не похожа на красивую голову Изольды Морисовой.
- Сергей Владимирович, расскажите нам, пожалуйста, где остальные части трупа убиенной Морисовой?
- Разве это голова Иды? – вопросом на