анализу разумом законы взаимодействия элементов и видов энергии. Я готов верить в Бога, если Он есть. Я готов восхититься и воздать должное тому, кто создал реки, леса, птиц – всю красоту мира! Достаточно лишь явить себя и все вопросы будут сняты. Вместо этого меня начинают пугать. Мол, не будешь верить - тебя обрекут на вечные муки. Зачем мне под нос волосатый кулак совать? Поневоле закрадывается сомнение в благости того, кто угрожает и шантажирует меня. Он ли создал этот дивный мир? Может, потому и прячется, что выдает себя за другого? Отсюда сомнение: может не связываться с Ним? Есть, конечно, и тривиальный путь. Сказано «поклоняйся», так лучше поклониться, глядишь, и обломится за выслугу лет и личную преданность. Именно так и делают миллионы людей. Так чего упираться? Но есть кто упирается! Да неужто вы думаете, что атеисты отвергли бы вечную жизнь и элитное место в Раю? От бесплатной путевки на курорт никто еще без уважительной причины не отказался. Просто атеист чувствует, что предлагаемая концепция чересчур прямолинейна и создана для ума «простых людей». Кто попадет в Рай? Все верующие или только представители одной конфессии? Но тогда получается, что индийцам, китайцам, японцам в праве на вечную жизнь отказано? А чем они плохи? Если дело в монотеизме, то почему Бог не послал к ним своего пророка? Или Богу все равно, какими ритуалами и обрядами верующий пользуется? А взять нас, атеистов. Мы обречены из-за того, что не совершаем обрядов, даже если будем жить пристойно? А если атеист погибнет, спасая людей из горящего дома, или закрыв своим телом амбразуру дота? Все равно в геенну? Какое тут милосердие? Не может Бог сортировать людей по формальным признакам. Иначе большевизм какой-то получается: пролетарий – направо, буржуй – налево, в расход. Но у меня, да и у других атеистов, есть некая черта, через которую не могу переступить. Нам не все равно в кого верить, главное, чтоб традиции соответствовало. А вдруг нам предлагают поклоняться ложному богу, чему свидетельство вся история человечества? Откуда вы знаете, что именно ваш бог, а не бог китайцев или индийцев истинный? Раз Бог не хочет открыться, остается попытаться докопаться до истины самим людям. По мне так дело не в том, есть Бог или нет, а в том, сможем ли мы одухотворить Землю, себя, или нет?
Тут не выдержала Эльза.
- Ребята, заканчивайте диспут, котлеты стынут.
И добавила:
- Как хорошо, что я женщина. Котлеты пожарила, и все проблемы решены… до следующего обеда.
- Пардон… прорвало, - смиренно ответил Иван. – А помнишь, Петь, как мы с тобой спорили о перспективах построения коммунизма?
Никитин хмыкнул и направился к своему месту.
- Тогда ты доказывал научность этой идеи, - безжалостно бросил вдогонку Иван.
Никитин нырнул в толпу, а Иван как-то тяжело, устало, повернулся ко мне.
- Хорошо быть человеком, легко принимающим форму того сосуда, в который помещают исторические обстоятельства. Как тот режиссер, что при Брежневе ставил хорошие фильмы про хороших чекистов и плохих белых, а при новой власти – про жестоких чекистов и славных белых. Да, что он... Секретари ЦК были сплошь атеистами и правоверными коммунистами, а затем в одну ночь уверовали в церковь. О чудо, Господи! Прими смиренно блядных сыновей своих! А я так не могу… Мне в сосуде неудобно. Начинаю бодаться со стенками. Жена интересуется: «А зачем?»
Эльза решительно шагнула к Ивану и взяла его за руку.
- Пойдемте, я посажу вас со мной, а то уйдете домой голодными.
Иван, как мальчик с мамой, послушно пошел за ней. И я, вздохнув, следом.
2
На следующий день позвонила Ирина. Мы не виделись почти два дня. Я не знал, как быть. Постараться избежать встречи с ней? Но тогда она может прийти ко мне. Предлог к тому будет хорошим – беспокойство за близкого человека. Но надо было как-то заканчивать отношения, и я пошел на встречу, чтобы… чтобы оттолкнуть ее. Довести дело до разрыва. Только как это сделать?
И вот все тот же номер, то же лицо, волосы, руки. В глазах непонимание – что случилось? Вопросы, вопросы… Я отнекиваюсь, ссылаюсь за загруженность, на плохое настроение в связи с магнитными бурями, а сам демонстрирую, что мне эти отношения поднадоели. Нормальная реакция сытого мужчины. Сделал свое дело, познал, так сказать, тайну, надо идти к следующей пещере, а тут хватают за руки, надеясь привязать к угасающему костру… И еще было неприятно сознавать, что за нами наблюдают. Как в зоопарке. Приматы, занятые любовными играми: и срамно, и смешно. Тем более активность проявляет самка, а самец отчего-то фордыбачится.
Когда женщина очень чего-то хочет, она этого добивается, тем более в сексуальной сфере. И я пал, аки воин, атакованный превосходящими силами врага. К тому же, совсем недавно враг был таким желанным…
Рядом лежал чужой близкий человек, который хотел мне добра, но мог принести только зло. Она ни в чем не была виновата, как и нож в руке убийцы. Ее губы шептали о чем-то, мне в сущности не слышном.
- Когда люди встречаются, то каждый хочет, чтобы поняли именно его, оттого они не понимают друг друга, - говорила она.
В ответ я отвечал примерно следующее:
- Не стоит углубляться в эти материи. На основе своего жизненного опыта я пришел к выводу, что люди не способны понять друг друга. Попытка выяснить отношения приводит к еще большему осознанию имеющейся пропасти. Оттого люди инстинктивно стараются не лезть в глубину, не заниматься психологическим дайвингом, предпочитая настилать поверх пропасти крепкие жердочки и устилать их цветастенькими ковриками. По формуле: моряки воды не боятся, они боятся глубины. Я не специалист-психолог, но уверен: людей должны объединять общие интересы, пусть даже общая кровать. И при этом меньше знать друг о друге, чтобы не задавать лишних вопросов и не получать ответов, вызывающих еще больший веер недоуменных вопросов.
Утром мы буднично встали. Я торопился на работу, ей тоже надо было идти на службу, но она медлила, тянула. И вот, когда я уже стоял на пороге, она потянулась ко мне, неожиданно растерянно, даже жалко, и стала говорить что-то несвязное и жаркое… А я стоял мраморной статуей: надо мной раскинулось необъятное звездное небо, а рядом всхлипывала маленькая женщина. Ну и как мне было соединить все это в гармонию? Для этого надо быть хотя бы божеством, да и то, если верить Ивану, могла не получиться.
Не успел войти в квартиру, как раздался звонок, такой, будто в нетерпении звонили уже несколько раз. С удивлением я услышал в трубке ее голос.
- Что случилось? – изволил взволноваться я.
Ирина помолчала, будто ожидая ответа от меня, а потом взахлеб…
- Я не хочу возвращаться к мужу. Я не хочу работать в газете. Я не журналист, а всего лишь бывшая воспитательница детского сада. Я хочу другого…. Я ухватилась за тебя, как за соломинку. Потянулась на огонек, не зная, ложный он или нужный мне маячок. Почему увидела в тебе выход – не понимаю.
«Зато я понимаю. Тебе нужно было попасть в мою квартиру».
Она еще что-то говорила, почти возвышенное, а я думал о своем, что-то вроде: «рассчитываем выйти на столбовую дорогу, а на деле ломимся в заповедную зону». И еще хотелось бы узнать: какой образ она видит во мне? Может, ей внушили вид киношного красавца? Да и я, может быть, вижу не то лицо, что у нее на самом деле. Расспросить бы, как она выглядит в глазах других?
Ирина пыталась исповедаться мне, а я в этот момент размышлял о соответствии образа подлинному содержанию. Что делать, нельзя было пускать ее в мою душу.
Потом она замолчала, видно почувствовав мое отчуждение.
- Знаешь что, прочти стихотворение Жараева. В той тетради, что тебе дали у меня в номере. Найди «Прощание». Там про меня.
И она положила трубку. Я раскрыл тетрадь. Нашел нужное. После названия - «Прощание», в скобках значилось: Песня. Что ж, споем…
Ты прости меня, милый, прости и забудь.
Как прекрасен был мир, где нету разлук.
Мне все ясно с тобой и дорога пряма,
Но благоразумьем, увы, не полна.
Пусть меня покарает старуха-судьба,
И окажется смелость совсем не смела.
Я глаза не закрою, руки не подам,
За спасенье свободу свою не отдам.
Извини меня, милый, извинив, отпусти.
Я на крыльях умчусь за кромку земли.
И как бы свобода была не трудна,
Чашу свою я выпью до дна.
Но, а если не выйдет, и грезы - не явь,
Ты мое житие для сына не правь.
Не сзывай резонеров, оставь все, как есть.
Не давай доброхотам у могилы воссесть.
Ты прости меня, милый, прости и прощай.
Клятвы давать трудней, чем сдержать.
Для тебя оказалась совсем я не та,
Но в жизни своей я не буду мертва.
Ты прости…
«Ну, что ж… Ну, что ж…», - повторял я прицепившуюся фразу. Дальше двинуться не мог. Наверное, весь интеллект потратился на осмысление заоблачных проблем.
На другой день позвонил Иван.
- Ирина утром уехала.
Он помолчал, и я молчал.
- А ты чего ее отпустил?
- А почему я должен ее удерживать? Кто я ей, и кто она мне?
- Тоже верно. Ну ладно. Я так просто позвонил… Бывай.
Я аккуратненько положил трубочку на рычажок и пошел на кухню ставить чай.
Значит, «прости и прощай» хотела сказать мужу? Не получилось. Выбранный якорь спасения оказался гниловатым. Пришлось возвращаться… Я отхлебывал горячий напиток и пытался загрузить голову умными, всеобъясняющими мыслями. Но в «котелке» все никак не заваривалось. Да-а, с чаем легче управиться…
И вдруг я заорал:
- Как ты прилетел, так пошли бесконечные споры о Боге! Все говорим и говорим, все убеждаем себя в чем-то. В чем именно? Да не в том, что Бог есть, а в том, кто носитель и защитник Добра! Если Он таков, то почему не помогает хорошим людям? Почему дерьмо процветает? Почему хари торжествуют? Я не могу обманывать! Я не могу заниматься бизнесом, потому что не смогу кинуть при надобности партнера. А другие могут! И им хорошо! К чему мне тогда образование и чтение книг, если на деле получилось, что я полный кретин, доверчивый, как телок? Я гуманист! Да в какую бы задницу засунуть этот гуманизм? Как сделать, чтобы меня боялись? Твой Бог сможет меня научить этому? Нет! Ибо он – импотентен! Даже с Евой справиться не смог. А вот дьявол научил, как ей быть. Утешают: зато на Том Свете воздастся. А чем этот плох? Да и что Он может на Том Свете, если и на этом мало что получается? Небось, Рай давно уже на дачные участки поделен, и торгует ими риэлтерская контора «Сатана и честна`я компания».
Я вдруг иссяк. Выговорился, и почувствовал, как в груди что-то отпустило. Оставалось повернуться и уйти в свою комнату. На пороге все же добавил:
- Люди оттого и
