недалеко?!» - «По таёжным меркам – это не расстояние». – «Вот видишь, - загорелась Таня, - а ты говоришь грешить не с кем! Прибегают к вам дикие эвенкийки…» - «Это за сто километров?!» - «Сам говоришь это не расстояние, и вы устраиваете с ними, чёрт знает что!» - «Знала бы ты, как от этих дикарок пахнет, любое желание пропадёт». – «Вы их сначала в баню сводите, чтобы желание не пропало, а потом – того», - сделала вывод Таня, покрутила многозначительно глазками. Она бы ещё, что вслух добавила, но Макс развернул её спиной на кровать и овладел, под мерное кряхтение кровати. «Всё-таки, ты изменился, Максимушка, - успевала между стонами шептать Таня, - откуда столько сил?» И в очередной раз Макс был на грани провала, начав говорить: «Люб…», затем осёкся, и продолжил: «Любимая, просто соскучился».
- У меня для тебя сюрприз, - ошарашила утром Таня Макса.
- Показывай, - предложил Макс.
- Ещё рано.
- Что это за сюрприз такой?
Таня взяла правую руку мужа, положила себе на живот.
- У нас будет маленький.
Лоб Макса покрылся потом.
- Ты огорчился?
- Когда? – еле проговорил он.
Таня помолчала.
- Думаю, перед последним твоим заездом. Ты тоже тогда, если помнишь…
Макс всё прекрасно помнил: его расстроило, что целый месяц будет спать один, вот он и загнал Таню своей безудержью почти до бессознательного состояния.
- Какой месяц?
- Сам посчитай. Не первенца ждёшь.
- Мальчик или девочка?
- Не знаю. УЗИ делать рано. Врач назначила посещение через две недели. А ты кого хочешь?
- Парня.
- А я девочку. Доченьку. Три сына у нас есть, муштруешь их, как в армии.
- Чтобы знали, когда вырастут, почём фунт лиха.
- Хочется доченьку побаюкать. Помощницу себе вырастить.
Днём Макс позвонил тестю, сообщил приятную новость и предложил встретиться в кафе. Тесть согласился, сказал в конце разговора, что Банда Ка с момента приезда с вахты Макса ходит, как грозовая туча.
- Ну и пусть её! – ответил Макс.
- Пусть, - поддакнул Андрей Саввич.
Макс назвал кафе, улицу и время.
- За что выпьем, Максим? – спросил Андрей Саввич, наполнив рюмки водкой.
- Надо подумать.
- Только не долго. Водка закипит от ожидания.
Максим улыбнулся.
- Выпьем за скифов, выпьем за гуннов, выпьем и снова нальём! – он краешком рюмки прикоснулся к рюмке тестя и выпил.
- Эка ты загнул! – удился тесть и выпил следом. – А за кого выпьем именно сейчас: за гуннов или скифов, они, почитай, наша общая древняя родня.
- За Аттилу и … забыл, пап.
- Одного скифа я помню – царь Ишпакай.
- Вот за них и выпьем, лучших представителей наших далёких предков!
Умеренно закусив, Андрей Саввич неожиданно начал говорить негромко, зачем привлекать лишнее внимание:
- Думаешь, Максим, не понимаю, зачем ты мен пригласил?
- Поделиться радостной новостью.
- Мы с Бандой Ка давно в курсе. Она прискакала к нам после больницы и сразу, мол, папа и мама, у нас с Максимом будет маленький. Припозднились вы с четвёртым, да это вам решать. Кстати, в больнице были?
- Нет, на двадцатое назначили.
- Можете не ходить, Банда Ка – глаз, у неё намётанный – сказала, дочка будет. Но в больницу всё равно идите. Сейчас главное здоровье Тани и малыша. Наливай, - напомнил Максу тесть. – Выпьем, я и продолжу.
- Не водка – живая вода! – тесть от удовольствия закрыл глаза. – На эти грабли и я однажды наступил.
Макс насторожился: тесть к провидцам не относился.
- Какие грабли, папа?
- Давно это было. Банда Ка ходила Танюшкой, была вся в заботах. Вот тогда-то я с ней и познакомился в автобусе. Давка жуткая: час пик – все едут домой с работы. Она, - имени не называю, тебе незачем, а у меня сердце до сих пор ноет, - стояла рядом. Подняла сумку с продуктами на уровень груди, хотела поменять руки. Автобус резко затормозил, как выяснилось, под колёса полетел детский мяч. Масса народу колыхнулась туда-сюда. Меня с задней стенке припёрло. Пакет с молоком, были такие пластиковые, лопается и оно выливается на меня. Она смеётся, мужчина, простите. Я как увидел её улыбку. Глаза с огоньком, тоже рассмеялся. Говорю, дескать, ерунда какая, дома застираю. Она в ответ: вам далеко ехать. Отвечаю: с двумя пересадками. Она мне предлагает выйти с ней на следующей остановке, прийти к ней домой, она быстро застирает, молоко не масло, затем утюгом высушит. Слушаю её голос и понимаю, что отказаться не смогу, попал в её притяжение, и что поступаю неправильно, пойдя с нею. Попал я во власть Нины… вот и проговорился, Макс, нечаянно. Да, её звали Нина. Почему звали? – глаза Андрея Саввича увлажнились. – Она погибла… - голос его дрогнул, слеза скатилась по щеке горьким воспоминанием, и он её не вытер, и повисла на подбородке, - … погибла три года спустя после нашего знакомства. Но не об этом хочу сказать. Вернусь к первой встрече… хочу сказать себе : «Стоп, не иди, не надо, у тебя жена на сносях, две дочери. Не ходи – пропадёшь». Когда автобус остановился, пошёл за Ниной собачкой на поводке. Что говорить, пропал. Дома у неё в прихожей всё и началось. Вели себя будто двадцатилетние. Усталые, расслабленные улеглись на диване. Спрашиваю её, что это было. Нина смеётся, - смех у неё заразительный, звонкий, чисто пенье родника, - целует меня и отвечает: ничего необычного, цунами чувств и эмоций накрыло нас с головой и мы ему не сопротивлялись. Вернулся домой поздно. Ванда обо всём догадалась. Попросил чемодан не собирать, объяснил, что дочек и её на сносях не оставлю, но и порвать с нею, - Ниной, - не смогу. Вытерла предательски блеснувшую слезинку Ванда и ответила: перебесишься, успокоишься, встречайся с ней, но о семье не забывай. – Тесть помолчал; Макс переваривал услышанное откровение, он и подумать не мог об Андрее Саввиче, что тот имеет такую тайну, носит в сердце и бережёт образ любимой и погибшей женщины и удивлялся Ванде Казимировне, ни разу ни в каком случае, ни при ком не обмолвившейся ни разу и не упрекнувшей его этой давней связью. – Вижу по глазам, Максим, думаешь, чего это тесть душу открыл. Нет, не водка тому виной и слабость душевная. Должен был когда-то этой тайной с кем-то поделиться. Не исповедь это, Максим. Крик души, запоздалый крик души от тоски и одиночества, донёсшийся из прошлого. И ты передо мной не исповедуйся: я не батюшка, грехи отпускать права не имею. И историю твою слушать не хочу. Мне своей тайны хватает. А свою носи в сердце, чтобы с ней однажды с кем-то поделиться.
Макс налил водку в рюмки.
- Береги её, - тесть не уточнил, но Макс догадался. – Просто береги. Ты же Танюшку бросать не собираешься?
- Нет.
- Правильно. Цунами приходит и уходит. Семья остаётся…
Тесть умолк. Взял рюмку. Отставил.
- Не могу… и не хочу… Два года длилась наша связь. Нина училась заочно в институте. По окончании её пригласили работать в другой регион. Она уехала. Перспективы и всё прочее. Писала письма на почтамт до востребования. Все письма вот тут, - тесть постучал себя по голове. – Помню все наизусть. Мало их было, три. Четвёртое пришло с худой вестью. Она с организацией поехала на реку летом отдыхать. Катались на лодке с мотором. Та, где находилась Нина с лодочником, вышло, что поехали вдвоём, другие отказались, - тесть всхлипнул. – Прости, Максим, столько лет минуло, забыть бы пора, да не получается… Короче, взорвался бензобак. Лодка затонула. Хозяина лодки водолазы нашли. Нину… Она в последнем письме писала, что ждёт ребёнка, посчитала дни, сказала наш. Да и не было у неё там никого. Так я потерял не одну Нину, а двоих – с ребёнком.
Тесть снова замолчал. Покрутил рюмку и отставил. Глазами, полными глубокой тоски и безысходной грусти посмотрел на Макса.
- Береги…
18
Радостная, свет небесный на лице, Таня выпорхнула из кабинета УЗИ.
- Доченька, Максимушка, доченька!
- Вот и хорошо, Лю…
Макс сделал вид, что от счастья захлебнулся словами.
- Вот и хорошо, любимая!
Острые подозрительные взгляды молоденьких мамаш и женщин в возрасте, ожидающих своей очереди, так и кольнули его в спину.
- Надо подумать, какое дадим девочке имя.
- Люба, - сказал Макс. – Любовь.
- Почему? Я думала, назовём как маму. Сделаем ей приятно.
- Двух Ванд нам не переносить. Любовь – хорошее имя. Мы ведь дочку в любви и согласии зачали?
- Да.
- Желанная?
- Ну, да.
- Доченька любимая?
- Максим, хватит!
- Значит – Люба. Любовь!
- Ты прав, Максимушка. Мы её так долго ждали. И Любовь Максимовна – звучит напевно и мягко.
Банда Ка не замедлила приехать после звонка дочери.
- Вам теперь нужно беречься вдвойне, - вбивала Банда Ка простые истины в голову дочери. – И не говори мне, что родила троих. Многое сразу после родов забывается. Для и существуют мамы, чтобы быть на страже семьи и здоровья внуков.
До сумерек, тёща дробила мозг дочери и зятю. Если на дочь она смотрела нежным и тёплым взором, то на зятя бросала короткие, острые взгляды, с намёками. Причину узнал, провожая Банду Ка до такси.
- Хорошо ты уговорил моего Андрюшу, - сказала она. – Пришёл домой. Схватил пузырь лимонной настойки. Осушил с горла. Заявил, чтобы до утра не беспокоила. Лежит в спальне и плачет. Тихо. Но слух у меня – о-го-го! – острый.
- Я-то здесь причём?
- Какой был повод?
- Беременность Тани обмывали.
- Нет, - протянула Банда Ка, - не о ней. Он вторую неделю пьёт, не просыхая. Ладно, - резюмировала она. – Пропьётся – просохнет. Разберёмся.
Макс усадил тёщу в такси. Она кольнула напоследок:
- Я ещё подумаю, в память, о какой Любе ты дал имя внучке – Люба. Вот тогда смотри, зятёк…
- Что вы мне инкриминируете, мама? Физическую измену или астральную неверность?
Тёща помахала пальцем и крикнула водителю, чтобы тот не спал.
Таня пристала с расспросами, мол, о чём так долго разговаривали с мамой. Макс ответил, что она завела старую пластинку, дескать, какое счастье мужья старших сестёр и какая несчастная младшенькая. «Маму не исправить!» - рассмеялась Таня. Макс неудачно пошутил: «Горбатого могила исправит», и пожалел. Таня надулась, и весь вечер с ним не разговаривала.
В постели она попросила Макса прежним любящим голосом:
- Обними меня, Максим! И не говори так больше о маме, какая бы она ни была, она моя мать.
Он обнял жену и тотчас услышал ровное дыхание. Он всегда завидовал её способности быстро засыпать. Он долго ворочался, мысли в голове роились постоянно; что днём, что ночью, а ночью их было вдвое больше. Вот и сейчас он прислушивался к её дыханию и думал о разговоре с тёщей возле такси. Думал и не догадывался, что сейчас ни тесть, ни тёща не спят.
Ванду Казимировну встретила глухая тишина: не бубнил телевизор, не хрипело от избытка новостей радио и не сорило бездарными песнями; даже из крана в ванной не капала звонко вода. Ванда Казимировна хотела позвать мужа, но передумала. «Ушёл, что ли? Куда? К кому? Время за полночь». Она быстро разделась. Босиком, не вспугивая тишину, и не включая свет прошла на кухню. Пусто. Она переместилась, ступая на кончиках пальцев стоп, в зал. Пусто. «Странно, - подумала она и нотка тревоги зазвучала в голове, - очень странно». Дверь в её спальню открыта, много лет они спали отдельно, а вот в спальню мужа дверь закрыта. Ванда Казимировна тихонько прокралась к двери, приложила ухо и услышала лёгкий звук. «Дома Андрюша», - она
