когда ноги раздвигала, -- почти рявкнул Степан.
-- Степа, прости.
-- Ладно, не реви. Я не сдам, не из таких.
-- Что мне теперь делать?
-- Жить дальше.
-- Как?
-- Не распускать нюни! Это приказ.
Так сказал Степан, как отрезал, и удалился к себе домой.
Глава 51
Рано утром Серафима Ватутина стояла возле калитки Алексея. Сегодня день предстоял не менее трудный, чем прошедшая трудная ночь. Надо было переправить оружие из дома Жоры в театр «Украинец», как его называли теперь в угоду фашистам. Там никто из них не заподозрит, что под театральными подмостками хранится целый склад боеприпасов. Это было рискованно, но надежно. При неудаче актеры, выступающие на сцене, могли взорвать весь театр вместе с собой и фашистами, находившимися в зале. Их комендатура находилась рядом. Взрыв затронул бы и ее. Все было продуманно.
Еще вчера вечером, когда Симка и Алешка крались по безлюдной улице на Соборную площадь, развесить по углам листовки, продумали дальнейший план действий. Борьку с собой не взяли. Ему нельзя, слишком рискованно. Если бы он попал под арест, стали бы обыскивать его квартиру. А там... старый комод... старый диван... может, никто бы и не догадался, но все же...
Они миновали улицу Полтавскую, комендатуру, показав тихо язык немцам, и скрылись в тени старых зданий. На углу они видели, как взбешенный начальник-комендант, кричит на своих, увидев одну из листовок на стене патрульной будки.
Ночь проходит быстро, когда нервы на пределе. А впереди много работы. Утром увидим ее результат. Около четырех утра все было завершено. Теперь так же незаметно надо было прокрасться назад, домой. Поспать хоть часа полтора-два, пока расцветет. А с расцветом, «невинные создания» вскочили в телегу. В нее был погружен старый комод, предназначенный для перевозки в театр.
Отец Борьки остановил подводу в воротах театра.
-- Эй, кто здесь старший? – позвал он.
Из дверей вышел дворник, заменяющий гардеробщика одновременно.
-- Товар доставлен по назначению, -- объявил дядя Юра, это был пароль к тому, что оружие уже здесь.
-- Подождите во дворе, сейчас директора позову, -- откликнулся «связной» и это был ответ на те обстоятельства, что надо быть осторожными, в театре присутствует фашистская охрана.
Дворник вошел в зал. На сцене шла репетиция очередного спектакля. Городовой начальник Венке со своей охраной сидел на первом ряду в зале. Директор театра, Павел Дашкевич, на сцене руководил процессом. Гардеробщик осторожно подошел к нему и сообщил о прибытии «товара». Но как его доставить, если фашисты здесь? Операция грозила крупным провалом. Павел незаметно подал знак одному из актеров. Тот скрылся за кулисами. Через несколько минут в зале погас свет, а в фойе кто-то закричал:
-- Пожар, помогите, проводка горит.
Из фойе потянуло запахом жженой резины. Городовой вскочил с места и хотел выбежать из зала. Кто-то зажег лучину.
-- Куда вы, господин Венке, там огонь. Нельзя, -- не растерялась Лида, исполнявшая роль Снегурочки. Она немного умела говорить на немецком.
Несколько актеров спустились в зал и, взяв городового под руки, чтоб тот не споткнулся, вывели через черный ход. А в фойе уже вовсю «полыхал пожар».
-- Немедленно вызовите электромонтера! – рявкнул Венке, напоследок, и быстро ушился к себе в апартаменты. Жандарм, сопровождавший его, перевел:
-- Зовите командира, задание выполнено.
Вход в театр временно закрыли. Путь для «своих» был открыт. Через несколько минут в театр пришел Степан со своим саквояжем. Он починил «порванную» проводку и помог разгрузить «товар». Удостоверился, что оружие в целости и сохранности. Его хватит не только для обороны, но и для нападения на врага. Удовлетворившись, ушел в штаб, докладывать своему командиру. Там, на явочной квартире, тоже «заискрила» проводка.
Вечером Степан заглянул к «жандармам». Их надо было подготовить к передислокации.
-- Друзья, -- встал он перед ними с речью, -- Завтра вы перестанете быть жандармами фашистской армии и вновь станете солдатами нашей, родной, Красной Армии. Мы не можем больше прятаться под погонами ненавистной фашистской формы. Враг все узнал. У нас остается выбор: сдаться ему в плен и до конца жизни волочить рабское существование или погибнуть в бою свободными солдатами. Завтра мы переходим в здание маслозавода. Возможно, мы не дождемся помощи и примем бой. Кто со мною согласен?
Подняли руки почти все. Несколько человек заколебались. Степан увидел это:
-- Если кто-то со мной не согласен, я не настаиваю. Будьте честными до конца. Выйдите из наших рядов и живите дальше, как умеете. Но помните, пощады от врага вам не будет.
Те, кто колебался, не решились покинуть свои ряды и остались. Степан снова окинул взглядом аудиторию:
-- Все определились с выбором? Теперь ждите дальнейших указаний. В здание будем переходить прямо сейчас, по одному.
Глава 52
Листовки, расклеенные на улице и сорванные жандармами, успели сделать свое дело. Много добровольцев хотели принять участие в битве. Каждому выдали по винтовке. Среди добровольцев: Алешка, Борька и их верная подруга – боевой фельдшер Серафима. Они все находились в здании маслозавода, и каждый сжимал в руке оружие. Полные решимости, знали, умрут или победят. Но третьего не дано.
Солдаты заняли боевую позицию каждый. Кто у окна, кто у дверей. Стешка видела их напряженные, изнуренные утомительной борьбой и решительные лица. Но одна тонкая ниточка связывала всех их. Всех, нас. Стешка это чувствовала, это желание победить. Желание быть вместе до конца. Стешка незримо чувствовала поддержку друзей. Они всегда были вместе, Борька, Алешка, Степан, Петр Наумыч.... даже здесь, где их не было. Но сейчас ей предстояла нелегкая задача, быть рядом со своей боевой аптечкой. За спиной у нее ожидала своего часа винтовка. Но наготове, как прежде, была первая помощь... Стешка ждала, когда бой начнется.
Но события обманули. Кто-то из своих, предателей, доложил врагу о переселении... И грянул бой... раньше, чем рассчитывали... их застали почти врасплох. Партизаны не дождались подкрепления....
Застрочили пулеметы, заговорили винтовки. Фашисты падали один за другим. Симка не успевала перевязывать раненых. Они выходили из строя один за другим. Она скинула винтовку с плеча, отстреливалась, как могла. Выбирала моменты, и перевязывала, перевязывала... спасала... но километров бинта оказалось мало... мало было лекарств и ваты... мало было пуль и патронов... враг оказался сильнее...
Ребята гибли один за другим. Но не сдавались. Все так же строчил пулемет, говорил, проклинал врага. Фашисты падали один за другим, но не хотели отступать. Они были злые. Злые на тех, кто хотел свободы, кто не желал просто так отдавать свою жизнь, свою судьбу, свою любовь. Кто не жалел своей крови и не сдавался в рабство жить по принуждению и указке. Кто просто хотел оставаться самим собой на своей земле. В своем родном доме. Об этом строчил пулемет.
Стешка не могла смотреть, из ее глаз текли кипучие слезы. Патроны в винтовке закончились, а ребята падали, падали, падали, но не сдавались... вот Борьки... нет... вот Пашка... упал... вот Алешка... а она еще есть, значит, может сражаться...
Стешка кинулась к пулемету, который замолчал. Но только на миг. Он должен петь, говорить... она не могла сдаться просто так. Упала на гору неживых тел и продолжала... продолжала... бой... одна, оставшаяся в живых...
Фашисты все ближе и ближе подбирались, подкрадывались, как змея с ядовитым смертоносным жалом. Вот они, уже близко. Вот она видит их злобные лица. Их каски, кресты... Одна граната осталась. Стешка вырвала чеку и бросила. Взрыв оглушил ее. Она лежала на безжизненных телах товарищей, прижималась к ним и плакала... скоро конец... и ей конец... я буду вечно с вами. Их последнее тепло еще хранило ее, согревало кровь, держало на этом свете.
Но что это? Гранаты оказалось мало. Оставшиеся в живых враги стали еще злее.
-- Окружить здание! – кричал их командир.
И Стешка уже не слышала его, но знала точно, это он ей кричит, они пришли за ней. Вероятно, здесь был еще кто-то живым. Она не могла видеть и слышать это. Глаза устилали слезы, в ушах плотно застрял грохот разорвавшейся гранаты. Стешка строчила, строчила из последних сил, пока были патроны...
К ней, напрямую, подбирались... враги... вот они... их пагоны... их ненависть... те, кто убил ее друзей... вот они... Стешка не выдержала. Знала, что живой не сдаст себя... и крепость... Она, не помня себя, в горячке, встала во весь рост. Ненависть стала сильнее страха и отчаяния. Она была уверена. Уверена, что будет жить. Жить сотни, тысячи лет. Жить вечно. Пулемет строчил... строчил... за всех, кто теперь не с ней... за всех, кого она любит, и любила раньше... строчил...
Фашист стоял перед ней. Он смотрел прямо в упор на Стешку. Ее патроны закончились... все... Смотрело в упор на нее дуло автомата. Она не опустила оружие. Неведомая сила отбросила ее назад и... в глазах у Стешки потемнело, она упала... перед глазами замелькали каруселью прожитые дни и лица...
Она очнулась в сыром подвале. Руки ее были связаны.
«Господи, неужели это не все?! Еще будут мучения...»
Она уже давно смирилась с тем, что никогда больше не вернется к себе домой. К маме. Она попрощалась с ней тогда, на полустанке возле поля нескошенной ржи. И теперь думалось ей, так хорошо, что они с Марией в безопасности. А она здесь... в застенках. Она видела себя молодой, еще совсем юной девочкой, идущей домой по веселому лугу. Песня жаворонка вверху. А впереди – экзамены, алгебра, физика, химия... это ее любимые предметы. И все заботы и проблемы казались пустяком. Стешка готовилась... Она знала, что теперь от нее зависит судьба всех. Уж слишком много она знала.
Она видела, как ее товарищи в соседних камерах пишут на стенах кровью: «Как хочется жить... Взойдет солнце, а меня уже не будет... Мама, прости, я не дотяну до утра...» Она вытащила из веревочной петли одну руку и написала на кирпичной стене: «Умираю... но в истории останется одна только правда... правда этой Земли!»
Стешка видела, как Николай в соседней камере танцует на колотом стекле. Его взяли в плен вчера, когда бой был проигран. Он молчал. Только слезы вместе со стихами скользили на кровавый пол.
Въелись в тело пыток ножи,
Мутит собачий вой.
Родине нужно, чтоб я не жил?
Смерть, приходи за мной!
. (февраль, 1943г., прим авт.)
Вошел надзиратель в камеру, за ним фашистский офицер с переводчиком. Они пришли на допрос.
-- Кто и когда организовал бой? – спрашивал офицер, переводчик переводил.
Стешка молчала. Она стала немой и глухой. Она не чувствовала ударов по лицу и пинков солдатских сапог. Она молчала. Волна злости превратилась в ненависть. Вдруг, молния сверкнула в голове от очередного удара. Она вспомнила... в правом кармане брюк... Стешка рывком достала...
-- Ложись, -- заорала она, как полоумная.
В ее руке неоновым светом зажегся спасительный огонек. Она осветил полутемную камеру. Это значило, что жизнь победила!
Надсмотрщик с офицером отскочили к стене. Они ждали взрыва. Стешка швырнула дорогую ей вещь перед собой в их сторону, и... небо озарилось огненным
