нее будут шарахаться все. Брюшного тифа мало, кто не боится...
Людочка насобирала горстку, примороженных осенним морозцем, черных волчьих ягод и потерла под глазами. Несколько, съела сама. Знала, через несколько часов начнется рвота. Теперь надо попасть в больницу.
Глава 40
Галина шла за тюремным надзирателем по темному коридору. Там, в глухом сумраке, за этими решетками, раздавались стоны пленных, приведенных с допроса. Где-то в камере сейчас Степан. Жив ли еще? Как он...
Надзиратель подвел ее к одной из дверей. Открыл ключами. Показал жестом, что можно войти. Галина робко вошла. Там, на деревянной кровати, отвернувшись к стене, лежал Степан.
«Опять на допрос... -- промелькнуло у него в голове. Разворачиваться он не торопился. Ком ненависти сжался в груди, -- Эх, разозлить бы их всех сейчас! Пусть стреляют. Все равно ничего из меня не выбьют!»
Галина подошла к кровати:
-- Степа, Степа, это я, Галина, -- тихо прошептала она.
Степан не поверил своим ушам, обернулся:
-- Галка! Как ты сюда попала?
Он присел на кровати.
-- Пойдем домой. Слышишь. Тебя отпустили.
-- Меня?! – Степан не мог этому поверить. Кто попадал сюда, тот редко возвращался. И он уже не один раз попрощался с жизнью. И тут вот такое чудо. К добру ли это?
-- Степан! – вскрикнула Галина, упала на колени перед ним и зарыдала. На его лице не было живого места от синяков. Нижняя губа рассечена надвое. На ней запеклась кровь. Галина гладила его по щеке и причитала:
-- Степушка, домой, слышишь!
Она впилась в дорогие ей губы поцелуем. Степан чуть не вскрикнул от боли. Но это была боль счастья, любви. Ее хотелось терпеть еще и еще.
-- Галина, это не бред? Я еще жив?
-- Поторапливайтесь! – послышался сзади голос надсмотрщика. Это был свой человек, завербованный работать в жандармерию.
-- Ты же знаешь, свои люди тебя не оставят, -- шептала на ухо ему Галина.
Они вышли на свежий воздух. Солнечный свет ослепил Степана, так долго находившегося в темноте.
-- Я жив... – тихо прошептал он, -- Господи, я жив...
-- Тихо, не надо о боге... – мягко взяла его за руку Галина.
-- Да, это ты меня спасла. Вы все. Это мне награда, за то, что я делаю для вас, для всех. Это все возвратилось ко мне. Но нельзя расслабляться. Там, в застенках, гибнут наши люди. Я должен их спасать, затем я на свободе снова.
Глава 41
Стешка с отрядом жандармерии ждала на выходе подвала. У нее был маузер на взводе. Приготовилась «стрелять партизан». И это серьезно. На лице у нее была злобная гримаса, пилотка сдвинута до самых бровей.
Люди из отряда тихо спускались по одному в подвал. Но, не успели двое первых ворваться в партизанское логово, как третий услышал их крик:
-- Западня! Назад.
Стоявшие на верху переглянулись.
-- Что случилось? – спросил сверху Этлер.
-- Здесь никого нет, -- послышался голос из подвала.
Этлер не поверил, перезарядил маузер и стал спускаться сам. На его удивление в сыром помещении за старым деревянным столом он увидел только двух юнцов, резавшихся в карты.
-- Вы кто такие? – резко выпалил Этлер на русском.
Потом крикнул вверх:
-- Переводчицу ко мне.
Стефани живо спустилась в подвал.
-- Да, господин Этлер.
-- Переведи им мои вопросы. Кто они и что здесь делают?
Стефани перевела. Петька стал оправдываться, что они, мол, по просьбе этой фрау спустились в подвал и ждут неких партизан. Но вчера здесь был бородатый дед, а сегодня – никого. Он сказал им, чтобы явились сегодня и их примут в партизаны. А эта фрау пообещала заплатить им за то, что они будут здесь. Вот они и не хотят выходить наружу, чтобы им побольше заплатили.
Стефани стала переводить, что вчера их пригласили сюда, чтобы принять в отряд партизан. А сегодня они ждут, когда прейдут все остальные. Ждут уже три часа, а все никого нет. Их, наверное, обманули.
-- Кто вас обманул? – спрашивал Этлер.
-- Кто здесь был? – перевела Стефани.
-- Здесь был бородатый дядька, -- опять повторил Ванька.
-- Здесь был седой дед, -- перевела Стефани.
-- Откуда он? – спрашивал Этлер.
-- Наверное, начальник штаба. Мы когда-то видели его на хуторах, -- говорил Петька.
-- Наверное, это просто очень старый дед. Мы видели его на хуторах. Он почти выжил из ума, -- переводила Стефани.
-- Что он здесь делал? – спрашивал Этлер.
-- Ждал остальных, -- говорили перепуганные двое на перебой.
-- Собирал грибы, -- переводила Стефани.
Видя, что ничего конкретного он больше не добьется, Этлер приказал:
-- Этих двоих в комендатуру. Завтра – на допрос. Сегодня – в камеру.
Жандармы вывели перепуганных Ваньку и Петьку на темную улицу, заломили руки за спину и повели к машине. Но не успели они пройти и метра, как из кустов заговорил автомат. Яркая молния озарила морозный воздух. Несколько жандармов упали в траву. Ванька и Петька упали тоже, закрывая головы руками. Этлер не понял, что происходит. Схватив Стефани под руку, он впихнул ее в машину.
-- Фрау Берта! – крикнул он, -- Если вам дорога жизнь, поторопитесь. Мы уезжаем.
Берта вскочила в машину, и шофер тронулся с места.
-- Вот теперь ты видишь, кто такие партизаны... – Петр Наумыч подошел к, неподвижно лежащему, Ваньке.
Тот медленно поднял голову и посмотрел вверх на Петра.
-- Дяденька, не убивайте нас... – простонал он.
-- Если бы я хотел убить, ты бы уже не жил. Ну, так что, еще хочешь на немцев поработать? Или будешь жить?
-- Дяденька, мы не работали.
-- А кто инфу про нас ейным гадам продавал за гривну?
Петр был суров, но отдавать пацанов не собирался.
-- Мы... мы подработать хотели.
-- И ты думаешь, они бы тебя пощадили? Вот что, ребята, поднимайтесь и идите за нами. Мы теперь с вас глаз не спустим. Ежели что, пеняйте на себя.
Петька медленно встал с земли. Он все еще не верил, что все обошлось. Петр Наумыч глянул на него:
-- Если хотите, я вас на наших работать научу. За тушенку. Мне паек присылают, как офицеру запаса. А я с такими, как вы, делюсь.
С этого вечера в партизанском отряде прибыло.
Глава 42
Стешка сидела, бледная, перед Этлером. Тот ходил по кабинету и размышлял.
-- Значит, ты попросила их на себя поработать... С того момента, как ты завербована, мы не взяли в плен ни одного партизана... да еще пропала круглая комендантская печать. Что я скажу главнокомандующему Венке?!
-- Я все делала, как скажете вы, -- тихо повторяла Стефани, -- Наверное, я невезучая.
-- Невезучая?! Это мягко сказано. Ведь ты... нет, мы все, могли быть убитыми партизанами. Там была засада. Несколько наших людей тяжело ранены. Трое – убиты. И ты это просто так называешь невезением?! Кстати, где фрау Берта?! Она была рядом и в нее не попала ни одна пуля...
-- А, между прочим, в вас тоже не попала ни одна пуля, -- иронично отклонила намек Этлера, только что вошедшая, Берта, -- Или вы хотите сказать, что мы со Стефани с партизанами за одно? Так может, это вы с ними?
Берта подошла к, опустившей голову, Стефани и мягко обняла ее за плечи.
-- Молчать! – прикрикнул Этлер в их сторону.
-- Господин Этлер забывает, что разговаривает с женщинами. Он сегодня совсем не в духе, -- теперь иронизировала Берта.
-- Это вы забываетесь, что находитесь в комендатуре при исполнении должностных обязанностей, -- Этлер побледнел от гнева, -- Нас всех могли бы перестрелять. Как зовут этих двоих?
Этлер подошел ближе к Стефани, поднял ее голову за подбородок, и посмотрел в синие невинные глаза. Стефани тихо, так, словно разбила чужую кружку, ответила:
-- Ванька Косой и Петька Рябой.
-- Что это? Клички? Фамилии?
-- Не знаю, их все так зовут.
-- Фрау Берта, вы видели этих юнцов? Один из них косой? Другой – рябой?
Берта пожала плечами:
-- Один из них очень веснущатый. Наверное, он – Рябой. А Косой, наверное, косит.
-- Нет, -- тихо всхлипывала Стефани, -- Косой не косит...
-- Ох уж этот русский язык! Где косой, где рябой... Почему их так зовут, ты хоть бы это выяснила!
-- Господин Этлер, -- опять вмешалась Берта, -- Не надо так кричать. Ведь перед вами все же дочь французского полковника.
-- Я это знаю без вас, -- огрызнулся Этлер, -- Поэтому оставьте нас наедине. А с вами я поговорю позже обо всем происшедшем.
Берта, не прощаясь, вышла, сделав вид, что обиделась. А сама, сняв ненавистную пилотку и китель, переоделась в штатское и, тайком, бегом на хутора к Петру. Ее заподозрили в коварном плане, она сразу поняла. Значит, в опасности все остальные. А у нее трое детей дома. Их надо прятать.
Этлер наклонился к всхлипывающей Стефани. И сквозь зубы стал цедить:
-- Вот что, девочка, ты была мне, как дочь. Я очень уважаю твоего отца и поэтому не трону тебя и пальцем. Но здесь ты работать больше не будешь. Эта работа не для тебя. Все, совершенные тобой злодеяния, я списываю на твой юный возраст и неопытность в работе. А сейчас, живо отправляйся на хутора домой к матери. И с этой минуты пусть она не спускает с тебя глаз. Я лично попрошу ее об этом.
С этими словами Шульц позвал своего шофера:
-- Отвезите юную фрау домой. Она больше у нас не работает.
Заплаканная Стефани удалилась.
Глава 43
Ночь на пролет Стефани не спала. Она, то вставала и подходила к окну, то снова ложилась в постель и беспокойно ворочалась до самого рассвета. Маме она ничего не сказала, что ее так позорно выгнали из комендатуры. Знала, что честь семьи для нее важнее счастья не только дочери, но и ее собственное. Стефани тихо и напряженно думала, закутавшись в одеяло. Сегодня рано утром у нее тайное свидание с Николаем Шулийко. Он должен выйти во дворик, стать возле своего забора и наблюдать за рассветом, делая вид, что не спится. Стефани, выйдя на улицу, словно прогуляться, должна непринужденно подойти к нему и, флиртуя, завести разговор. А, между кокетливых слов, они обменяются важной информацией.
Стефани встала и налила в стакан холодной воды. На кухоньку вошла мама, кутаясь в ажурную шерстяную шаль.
-- Что ты так рано, Стефани? Разве тебе уже выходить?
-- Я больше там не работаю, мама.
-- Отчего же?
-- Слишком много работы дает наш начальник, господин Этлер. Я не успеваю, он постоянно недоволен. Говорит, что эта работа не для таких юных фрау, как я. Мне пришлось уволиться.
-- Вот как. А я думала, ты настоящая дочь Фатерлянда. Мы с отцом гордились тобой. Я постоянно писала ему письма о тебе. О том, как господин Этлер хвалит тебя на службе. Что я ему скажу, когда он приедет?
Стефани пожала плечами.
-- Да, и еще. Мама, господин Этлер, видно, считает меня совершенно юной и глупой. Он установил за мной опеку и скоро попросит тебя, чтобы ты «глаз с меня не спускала». Уж слишком не спокойно вокруг. Так считает он.
-- Я и так с тебя глаз не спускаю. Об этом я пообещала отцу.
-- Мама, не надо так. Я совершенно взрослая барышня и смогу ответить за себя самостоятельно. В конце, концов, я хочу замуж.
-- Но ты не сможешь выйти замуж здесь, среди этих... славян.
-- Эти славяне – твои недалекие предки. Разве ты забыла свою родословную? А Павлодаль – достаточно отважный старинный город. В нем живут достойные сыны, чтобы можно было с одним из них продолжить свой род.
-- Стефани, я хотела, чтобы ты связала свою судьбу с чистокровным французом и осталась жить в Париже. Вот, когда кончится война...
-- Мама, для нас она никогда не кончится.
-- Стефани, почему ты стала так мыслить? Словно ты... словно ты – коммунист.
Худощавое лицо мамы внезапно побледнело, в глазах промелькнул испуг.
-- Я не коммунист, мама, и не фашист. Я просто хочу жить. Можно, я выйду на улицу, что-то мне нехорошо.
Стефани укуталась в шаль и
