девочки.
– И Ляля?
– И Ляля. Мы с ней особенно не договаривались, но она всегда ходит.
– Хорошо, только в шесть будь дома.
– В семь, – крикнула на ходу Лиза, надела шубу и, выбежав на улицу, стала искать извозчика.
Около входа на каток Николая не было. Она немного подождала его, прошла в раздевалку, сдала свою шубу и муфту, прикрутила коньки и выехала на лед. Сделала два шага – и попала в объятья Николая.
– Догоняй, – крикнул он и помчался вперед, ловко лавирую между конькобежцами.
Лиза поехала за ним, обнаружив по дороге, что оставила в муфте варежки.
Она потеряла его, остановилась в растерянности посредине катка, стала оглядываться по сторонам. Народу было много. Гремел духовой оркестр. Несколько пар танцевали под музыку. Недалеко от входа собралась большая толпа зрителей и наблюдала за танцующей парой, выделывавшей на льду сложные фигуры.
Николай выскочил из этой толпы, обнял ее за плечи. Она положила руку ему на спину, и они поехали по кругу. В одном месте в сторону от катка уходила неширокая аллея. На ней было пустынно и мрачно из-за того, что ветви деревьев тесно переплелись и не пропускали солнце. В конце аллеи Николай резко притормозил, и Лиза очутилась в его объятьях.
– Как это тебе пришло в голову вытащить меня на каток? Я думала, что ты меня забыл?
– Не вредничай. Я о тебе думаю целыми днями, много раз подходил к гимназии, видел вас с Анной.
– Я тоже ходила к твоему училищу, но ни разу тебя не видела.
– Мне теперь приходится учительствовать в двух местах, я часто пропускаю последние лекции. Да это совсем неинтересно. Лучше ты расскажи, чем сейчас занимаешься, что разучиваешь? – спросил Николай и тут же забеспокоился. – Тебе можно говорить на морозе?
– Немного можно. Разучиваю арию из оперы «Лакме» Делиба. Семен Абрамович хочет, чтобы я пела ее на концерте в музыкальном училище.
– Я не слышал о такой опере.
– Ее редко ставят: она длинная, и все арии сложные, особенно та, которую я сейчас разучиваю.
– Не сомневаюсь, у тебя все получится.
– Получится, и знаешь почему? Потому что я теперь хорошо понимаю страдания своих героинь, а до этого не понимала, пока не встретила тебя. Невозможно потерять любимого человека или узнать о его измене. Я бы не перенесла ни того, ни другого, лучше умереть.
– Надеюсь, с нами этого никогда не случится. Мой малыш, девочка моя родная, я тебя так люблю и скучаю! Ты не замерзла?
– Замерзла.
Он расстегнул свою шинель, крепко прижал ее к себе, стал согревать и целовать ее руки.
– Ты совсем окоченела, еще не хватает тебе простудиться. Давай махнем в какое-нибудь кафе.
– Давай!
В раздевалке он посадил ее на скамейку, отвинтил коньки и принес одежду. В белой шубке и белой шапке она была очень хороша. Николай невольно залюбовался ею. Щеки ее опять горели: то ли от мороза, то ли от его поцелуев. Они еще немного посидели в раздевалке, пока Лиза окончательно не согрелась, и вышли на улицу.
– Тебе в шинели, наверное, холодно?
– Да нет, я же все бегом. Сейчас часто езжу на Брянский завод, делал для них чертежи и предложил там кое-что усовершенствовать в оборудовании. Меня, Лизонька, на завод хоть сейчас возьмут инженером, а после училища – тем более. Я смогу прилично зарабатывать, у нас с тобой будут хорошие деньги. Я еще начал основательно заниматься немецким и английским, чтобы читать их научные журналы. И те и другие нас здорово обгоняют в горной промышленности.
– Какой ты у меня умный! Только когда ты все успеваешь?
– В трамвае и по ночам.
– Коля, я хочу, чтобы ты пришел на концерт в училище, он состоится в начале апреля. Ты следи за афишей, подходи иногда к училищу.
– Хорошо. Теперь я буду думать об этом концерте.
И тут они увидели Зинаиду. Она шла к ним навстречу, лицо ее было непроницаемым.
– Мама послала. Может быть, убежим?
– Поздно, она нас видит. – Он просунул руку в ее муфту и крепко сжал ее пальцы. – Помни, малыш, что я тебя очень люблю, и, если мы с тобой не встречаемся, это ничего не значит.
Подошла Зинаида.
– Сарра Львовна велела принести теплый шарф. Сегодня очень холодно.
– Ну, что я – маленькая? – недовольно сказала Лиза, взяла шарф, повязала его на шею поверх воротника шубы.
Зинаида пронзила Николая острым взглядом, взяла Лизу за руку.
– Милая, Зинаидочка, сделай одолжение – я сама пойду.
Лиза засмеялась, пожала покорно плечами и помахала рукой Николаю.
– Рано еще на свидания ходить, – проворчала Зинаида, когда они остались вдвоем.
– Мы случайно встретились на катке.
– Да уж, конечно, так я и поверила.
– Зинаидочка, – Лиза остановилась и обняла ее. – Ты же знаешь, что я тебя люблю. Маме, пожалуйста, ничего не рассказывай.
– Уж что уж, я понимаю, – растаяла Зинаида от Лизиной ласки и добавила. – Человек-то не пустозвон, порядочный...
– Порядочный, Зинаидочка, порядочный, и очень хороший.
ГЛАВА 5
Взрывы в рабочих поселках и разгул бандитизма в городе вывели из себя нового губернатора Екатеринослава Александра Михайловича Клингенбергера (Нейдгардта в начале января по состоянию здоровья отправили в отставку «с причислением к Министерству внутренних дел»). Он вызвал к себе Богдановича и, еле сдерживаясь, стал выговаривать ему, что полиция в городе бездействует.
– Иван Петрович, я слышал от Нейдгардта много хороших слов о вас, но то, что сейчас творится в городе, и особенно на Амуре, – не лезет ни в какие ворота. По вашим сводкам, за несколько месяцев убито и ранено 150 чинов полиции и представителей разных слоев населения. Неужели нельзя остановить эту пугачевскую вольницу?
– У нас ограниченные средства. Нужно много людей, чтобы вести за террористами постоянное наблюдение и выявить всю организацию, а не хватать отдельных преступников. За два последних месяца арестовано свыше 300 человек, принадлежащих к разным партиям. Двадцать из них повешены, остальные отправлены на каторгу и поселение.
– Однако хаос в городе продолжается. Полиция расписывается в полном бессилье. Я вынужден буду об этом сообщить в Департамент Вуичу.
– Это не наша вина. Мы выслеживаем преступников, способствуем их аресту, а они бегут из тюрем и ссылок из-за плохой охраны и подкупов. Одни и те же люди попадаются в сводках по нескольку раз и снова оказываются на свободе. Вся правоохранительная система России нуждается в серьезной реорганизации.
У полковника от обиды дрожали губы. Он не спал несколько последних ночей, пытаясь навести порядок на Амуре. В поселке анархисты так запугали полицейских, что они группами уходят со службы, а оставшиеся бездействуют, опасаясь наткнуться на вооруженное сопротивление и быть убитыми. Буквально на днях в одном из домов взорвалась бомба, ранив нескольких его обитателей и прохожих. Пристав шестого участка и городовые отказались явиться на место происшествия. Пришлось выслать туда городскую полицию под охраной в 40 казаков, да время было упущено: анархисты исчезли и замели все следы.
Мало того, сами рабочие оказывают анархистам помощь. На лесопильном заводе Копылова сторож нес по территории портфель с деньгами в сопровождении казака. Анархисты выхватили у сторожа портфель, казака ранили и спокойно скрылись в толпе рабочих, с улыбкой наблюдавших за всем происходящим. Прибывшим полицейским все в один голос заявили, что ничего не видели и ничего не знают.
Был еще один унизительный случай, который Богданович и Машевский скрыли от губернатора. Во время одной перестрелки на Амуре между анархистами и полицией прохожие стояли в стороне, подбадривая анархистов громкими возгласами и аплодируя каждому их удачному выстрелу. Казалось, весь город сочувствует этим бандитам, и как-то незаметно они стали еще более грозной силой, чем другие партии, даже эсеры.
Богданович не стал докладывать недовольному Клингенбергеру и о провале своего агента Маляра, внедренного в группу анархистов. Благодаря ему удалось на одном из митингов арестовать значительную часть анархистов, но те его быстро вычислили и убрали. Наблюдение за группой прекратилось.
Губернатор недовольно посмотрел на дрожащие губы Богдановича и отвернулся к окну, всем видом показывая, что разговор окончен. Полковник ему попался под горячую руку: на самом деле он работал хорошо, и не его вина в том, что во всей стране творится бедлам. Бежали из тюрем не только в их городе. Буквально на днях из одесской тюрьмы сбежал крупный террорист Леон Тарло. Из арестованных моряков с бронепоезда «Потемкин» уже больше половины были на свободе и некоторые из них попадались в сводках по преступной деятельности в Екатеринославе. А беглые каторжане? Их сотнями каждый год отправляют на поселение в Сибирь, и они снова возвращаются в родной город или бегут за границу, откуда устанавливают связь с местными революционерами и снабжают их литературой и оружием.
Богданович ушел. Губернатор вызвал из канцелярии чиновника по особым поручениям Дергачева, продиктовал ему донесение директору Департамента Вуичу, и полетела в Петербург жалоба: «Агентура среди анархо-террористов ничтожна, внешнее наблюдение в предместьях города и на Амуре отсутствует, можно ожидать целый ряд покушений и убийств, предотвратить которые полиция не может».
Бумага возымела некоторое действие: охранному отделению обещали прислать людей для внедриния в группу анархистов. Тем временем Богнданович вместе с Машевским предприняли еще одну невиданную ранее меру для наведения порядка: расставили городовых и солдатские патрули чуть ли не на всех перекрестках города и в рабочих поселках. На Амуре и в Чечеловке были произведены тщательные обыски, проверен почти каждый дом на предмет хранения бомб.
Клингенбергер на грани истерики издал приказ, предписывающий взрывать на месте обнаруженные в домах бомбы, а с домовладельцев брать штраф в три тысячи рублей, даже если они не знали, что хранилось в снятых помещениях. Но и эти меры особых результатов не дали: экспроприации и убийства должностных лиц продолжались, а приказ губернатора настолько возмутил все население Екатеринослава, что полиция не осмеливалась претворить его в жизнь, и после соответствующей петиции горожан он был отменен.
Вскоре Богдановичу пришлось пережить еще один крупный удар: бегство группы анархистов из числа тех, кто был арестован по наводке провокатора Якова Маляра на митинге в Аптекарской балке.
За неимением места в тюрьме эти люди содержались в казармах Феодосийского полка. Арестованным стало известно, что среди охранников есть бывший анархист из Варшавы рядовой Ян Затора. Они передали это сообщение товарищам на волю, и те начали искать к нему подход.
Как-то Зубарев и Войцеховский подкараулили поляка на улице, приставили по бокам револьверы и повели в ближайший трактир. Ян, как все поляки, оказался несговорчивым и страшно упрямым. Ребята предложили ему за организацию побега 1,5 тысячи рублей, и надо было видеть, с каким достоинством тот ответил, что «его долг – честно нести государеву службу».
– Что же ты тогда делал у анархистов?– возмутились друзья.
Ян усмехнулся:
– Бес попутал.
– Пристрелить его и весь разговор, – не выдержал такого цинизма Федосей, когда после этой неудачной встречи они стали
