недели, но ее еще долго мучил кашель, выворачивающий наружу все ее внутренности. После каждого такого приступа лицо и лоб покрывались противной, липкой, испариной.
В гимназию она не ходила, валялась целыми днями в постели, а, когда почувствовала себя лучше, садилась к роялю и тихонько, почти шепотом, чтобы не сорвать голос, напевала романсы или играла свои любимые вещи. Ее участие в концерте музыкального училища стало невозможным, отчего оба ее учителя сильно расстроились.
Несколько раз к ней заходил Иннокентий. Все его визиты начинались с печальных сообщений – погиб тот или другой член группы. Зато были и некоторые успехи: из Женевы Рогдаев прислал два транспорта с оружием и литературой. Забежав однажды поздно вечером, он сунул ей под подушку несколько новых брошюр Кропоткина и Эммы Гольдсмит.
– Читай, набирайся ума разума! Потом скажешь свое мнение!
Но Лизе не хотелось: ни читать, ни думать. Взяла сборник стихов Блока, подаренный Николаем Анне, и отложила в сторону: почему-то в них было много мистики, смерти и гробов:
Ты покоишься в белом гробу.
Ты с улыбкой зовешь: не буди.
Золотистые пряди на лбу.
Золотой образок на груди.
То ли дело стихи Тютчева, написанные Николаем на обложке книги, – светлые, радостные. Прочитала их вслух по памяти, и сердце сладко защемило.
Она переживала, что не может известить Николая о том, что не будет участвовать в концерте музыкального училища. Ведь тогда, на катке, она приказала ему ходить в апреле к училищу и следить за афишей о концерте.
Николай послушно, как велела ему Лиза, туда ходил и, наконец, 15 апреля увидел объявление о нужном ему концерте. Пришел на него с большим букетом цветов и был удивлен, что Лизы в числе выступающих не оказалось. На следующий день он уже с утра стоял около ее гимназии и увидел только одну Анну. Он приходил еще два раза в разные дни недели. Лизы не было. Пришлось подойти к Анне и сделать вид, что встретил ее тут случайно.
– Анна, очень рад вас видеть. Вы одна, а где... ваша сестра?
Анна не знала, говорить ему или нет о болезни Лизы, вдруг та будет недовольна.
– Она болеет, – решила сказать она правду, не желая обманывать Николая Ильича, которого очень уважала.
На лице его появился испуг:
– Что с ней?
– Простудилась.
– А-а, – облегченно вздохнул он и оглянулся по сторонам. На углу молодая крестьянка продавала подснежники.
– Вы любите подснежники? – спросил он и, не дожидаясь ответа, подвел Анну к цветочнице и забрал у нее все цветы. Там было двенадцать букетов, перевязанных суровыми нитками.
– Так много? – ойкнула Анна.
– Я помогу вам донести.
Он вытащил из кармана газету, завернул цветы в один большой пакет и прижал его к груди. По дороге он расспрашивал, как у нее обстоят дела с физикой, и любит ли она по-прежнему поэзию, посоветовав выписывать новый московский журнал «Золотое Руно», который знакомит со всеми новыми направлениями в искусстве и литературе. Анна обычно стеснялась разговаривать со взрослыми, но с Николаем Ильичом ей всегда было легко и просто. Она поинтересовалась, откуда у него самого такой интерес к поэзии. Он рассказал ей о своей маме, которая с детства читала детям наизусть стихи русских и зарубежных поэтов, а в гимназии заставляла читать французских и немецких авторов в подлиннике. Мама и сейчас выписывает много художественных журналов и сообщает ему литературные новости.
– Ваша мама – учительница?
– Нет. Она получила домашнее образование.
– А у нас в гимназии хороший учитель по словесности. Ему нравятся мои сочинения. Наверное, он думает, что из меня получится писатель или поэт, а мне просто все интересно. Боюсь его разочаровать.
– Не бойтесь. Учителя всегда отличают способных учеников, можете мне поверить.
Около дома он отдал ей букет. Анна хотела сказать ему что-нибудь приятное, но не могла найти нужных слов.
– Лизе понравятся цветы, – улыбнулась она. – Они красивые и так сильно пахнут, что даже через газету чувствуется.
– Я рад нашей встрече, а Лизе передавайте привет и чтобы она скорей поправлялась.
Анна с трудом дотянулась с этим букетом до звонка. Зинаида всплеснула руками: она сразу догадалась, от кого они. Сарре Львовне, конечно, интересно было узнать, от кого это Аннушка уже получает такие букеты.
Та не стала изворачиваться, сказала, что по дороге встретила своего бывшего учителя Николая Ильича, около них проходила цветочница, и он купил у нее эти подснежники.
– Какой благородный человек, этот учитель! – сказала мать и о чем-то задумалась.
Анна взяла в столовой самую большую вазу, поставила цветы и пошла к Лизе. Та лежала на кровати с книжкой в полудреме.
– Отгадай, кого я встретила по дороге, и он купил эти цветы?
– Николая Ильича!
Лиза вскочила и расцеловала сестру.
– Возьми половину.
– Что я, не понимаю: он купил их для тебя. Он так перепугался, когда я ему сказала, что ты болеешь. Знал бы, что с тобой случилось на самом деле!
– Надеюсь, никогда не узнает. Как же вы с ним встретились?
Анна во всех подробностях рассказала о встрече с Николаем Ильичом и их разговоре по дороге.
– Милый Коленька, как это он догадался купить цветы! Я о нем думаю целыми днями, и вот, пожалуйста, он прислал мне цветы. Пусть после этого говорят, что мысли не передаются на расстоянии. Передаются, да еще как!
ГЛАВА 7
Весна рано пришла в этом году – с частыми теплыми дождями и стремительно распустившейся зеленью на Екатерининском бульваре и в парках. Все цвело, благоухало и радовало душу. Днем на дорогах прыгали и кричали, как сумасшедшие воробьи, а на рассвете заливались соловьи. Их было так много, что они не давали спать даже в центре города.
В перерыве между занятиями гимназистки выходили теперь во двор и под строгим взглядом главной надзирательницы мадам Дебуа чинно прогуливались вокруг большой клумбы или прятались от солнца в тени каштанов. Лиза и Ляля стояли в стороне от всех и молча смотрели на снующую мимо них малышню из подготовительного класса. Лиза опять страдала от того, что Николай не давал о себе знать. С того дня, когда он встретил по дороге Анну и передал с ней подснежники, прошло больше месяца. Временами на нее накатывала такая тоска, что слезы сами капали из глаз. Ляля догадывалась о личной трагедии подруги, но не знала, чем ей помочь, у нее не было опыта в подобных делах.
Лиза решила, как зимой, подкараулить Николая около училища, но теперь без Лялиной помощи. Только сделать это было не просто. Утром, как она знала, он пропускал первые лекции из-за своих учеников, а последние занятия в училище совпадали с часами уроков в гимназии, и мадам Дебуа, старая, мерзкая дева, бдительно несла в это время караул у входной двери, чтобы кто-нибудь из девушек не сбежал.
Лиза прибегла к обычной хитрости всех гимназисток, сказав однажды учительнице физики, что у нее сильно разболелась голова. Та отпустила ее домой. Однако об этом еще нужно было доложить мадам Дебуа, которая видела всех девочек насквозь и раскусывала все их фокусы.
– Что-то у вас всех стала часто болеть голова, – сказала она Лизе, сверля ее своим острым, как шипы, взглядом, отчего у той по спине побежали мурашки.
У Лизы не было настроения с ней пререкаться. Она стояла перед мадам бледная и измученная своими душевными переживаниями.
– Влюбилась? – вдруг спросила та ее в упор, переходя на «ты», что означала ее глубокое презрение к своей жертве. Мадам пережила в своей молодости несколько разочарований, была недолго замужем за каким-то французом и яро ненавидела мужчин, о чем было известно всей гимназии.
Лиза с такой ненавистью сверкнула на нее глазами, что мадам смилостивилась.
– Ну, идите, идите. Только не забудьте взять у кого-нибудь задание.
Лиза знала, что она будет следить за ней из окна раздевалки, и специально пошла прямо по улице к остановке трамвая, хотя ей нужно было свернуть от гимназии направо. Сделав, таким образом, небольшой крюк, она подошла к Горному училищу, когда уже прозвенел звонок с последней лекции, и студенты дружной толпой повалили на Соборную площадь. Лиза встала около афишной тумбы и внимательно смотрела на проходивших мимо нее молодых людей с усами и бородами, которые разрешалось иметь только студентам, и они их специально отращивали с самого первого курса, чтобы чувствовать себя взрослыми в отличие от гимназистов. Николай сам заметил ее, появившись откуда-то сбоку, взял ее за руку и осторожно притянул к себе. Тут же послышались смешки и улюлюканье.
– Не обращай внимания, – улыбнулся он. – Молодец, что пришла. Я сам очень хотел тебя увидеть, но не знал, как это сделать. У меня сейчас занятия на Широкой улице. Быстро туда съездим, я перенесу их на другой день, и мы с тобой знаешь, куда пойдем, – кататься по Днепру на лодке. Ты каталась когда-нибудь?
– Ездили несколько раз с папой на Монастырский остров, он сам греб.
– Мне на острове тоже нравится, но за неимением времени мы покатаемся вдоль берега.
Очень удачно подошел их трамвай, и через двадцать минут они уже шли по Широкой улице. Лиза оказалась тут впервые и с удивлением рассматривала серые однообразные здания. Это были доходные дома Варшавского, одного из самых предприимчивых и богатых людей в городе. Только последний, трехэтажный дом выделялся от всех остальных лепниной и пилястрами. Здесь, на первом этаже жил сам Варшавский.
Через большие стеклянные двери можно было разглядеть широкую мраморную лестницу, покрытую толстым цветным ковром, и красивую люстру на длинной цепи.
Второй этаж занимали инженеры Бельгийского трамвайного общества.
Семья купца Чижикова, где Коля учительствовал, жила на третьем этаже.
Увидев Николая, из дверей вышел дородный, генеральского вида швейцар, покосился на Лизу и широко распахнул перед Николаем дверь. Тот подмигнул Лизе, мол, знай наших. Через 20 минут он вернулся расстроенный: мамаша осталась недовольна переносом занятий.
– Ну, да Бог с ней. Идем сначала где-нибудь перекусим, ты, наверное, голодная.
Они зашли в кондитерскую Менца, куда Лиза иногда заходила с Анной и Лялей. Очутиться здесь с Николаем было совсем другое дело. Он набрал кучу бутербродов, пирожных, мороженого (запрещенное для Лизы лакомство из-за горла). Взял ей чашку горячего шоколада, себе две чашки кофе и сразу их выпил, еще не приступив к бутербродам. Он сказал, что очень любит кофе, и пошел к стойке взять еще две чашки.
Только он вернулся обратно и стал заботливо спрашивать ее, можно ли ей есть мороженое, как Лиза увидела мадам Дебуа. Та вошла в кондитерскую и, хотя в помещении было много гимназисток, сразу заметила Лизу и, раздувая ноздри и извергая из глаз искры, как паровоз, двинулась в ее сторону. Лиза побледнела и вся напряглась, готовая к скандалу.
– Что с тобой? – озабоченно спросил Николай.
– Мадам Дебуа, наша старшая надзирательница, – еле выдавила она из себя и показала глазами на разъяренную мадам, бывшую уже совсем рядом.
Николай тут же сориентировался, схватил Лизу за руку и потащил ее к двери, куда молоденькие уборщицы в голубых фартуках и такого же цвета колпаках уносили грязную посуду.
– Туда, туда, – испуганно замахала одна из девушек рукой, показывая в конец помещения, – там
