последовать их примеру и показать, кто в городе хозяин. Одну акцию мы провели и еще проведем. Рогдаев прямо сказал перед отъездом – в план наших действий надо поставить террористические акты против директоров заводов и представителей местной администрации. На «бирже», которую ты только что упомянул, я тоже вчера был и подобрал анархистскую листовку. Там об этом сказано очень красноречиво. Послушайте: «Пусть могучая волна массового и индивидуального террора захлестнет всю Россию! Да восторжествует бесклассовое общество, где каждый будет иметь свободный доступ к общественным хранилищам и работать всего четыре часа в день, чтобы иметь время для отдыха и образования – время, чтобы жить, «как подобает человеку», неся лозунги социальной революции, и «Да здравствует анархистская коммуна!»
Он оглядел всех с торжествующим видом и для пущей убедительности помахал над головой листовкой:
– Ораторов от анархистов не было, а листовки кто-то разбросал.
– Что ты, Наум, завелся, – поспешил на выручку Мишелю Иннокентий. – В городе достаточно много людей, сочувствующих нам. Их сегодня нет среди нас, но разве не об этом говорит Мишель? Мы должны чаще бывать на заводах, в казармах, со временем распространить свою работу на крестьян. При Рогдаеве у нас кое-что в этом направлении получалось.
– Разговоры разговорами, – поднялся из-за стола Андрей Окунь, – а надо создать лабораторию для изготовления бомб и громыхнуть какой-нибудь полицейский участок.
– Вот это верно, – подхватил Матвей Коган. – Социал-демократы давно имеют такую лабораторию и классного техника, «Ваню-англичанина», рабочего из Питера. Он жил в Лондоне и там всему научился, а здесь проводит занятия с рабочими. Сам видел, как они испытывают свои бомбы на городском кладбище.
– Подумаешь, «Ваня-англичанин», – вскочил Федосей Зубарев, – я тоже могу соорудить такую лабораторию, дайте мне только денег и помещение.
Все вдруг разом заговорили – одни советовали, где взять пикрин, другие – у кого можно заказать алюминиевые оболочки для бомб, третьи предлагали немедленно напасть на оружейный магазин и обзавестись оружием. Дела белостокских товарищей явно не давали всем покоя.
– Подождите, – вскочил Иннокентий, – это мы обсудим в рабочем порядке. Еще вопросы к Мишелю будут?
Мишель, наконец, осмелился посмотреть на Лизу. Она сидела в той же прямой позе, лицом к залу, но взгляд у нее был отсутствующий. У него пропал ораторский пыл, и он уже без всякого энтузиазма отвечал на вопросы.
Лиза сначала слушала Мишеля с большим интересом, но стоило ему и Марголину упомянуть о митинге на «бирже», как мысли ее потекли в другом направлении. Она вчера тоже была на этом митинге и видела Николая Даниленко. За лето он загорел и сильно возмужал. Ее влюбленное сердце окончательно потеряло покой. Нужно с ним немедленно познакомиться. Но как? Размышлением над этим и была занята ее голова.
– Ну что ж, товарищи, – голос Иннокентия вернул ее в зал, – давайте подведем итоги. Лекция Штейнера была очень интересной. Мишель прав: нам надо самим быть активней. Что касается лаборатории для производства бомб, Зубарев берется за это дело, он человек слова, значит, сделает, а помещение ему подыщем и деньги найдем. Как нам теперь расходиться? – обратился он к Марии, недавно вошедшей в зал и слышавшей разговор о бомбах. «Как только Сергей мог связаться с такой компанией?» – возмущалась она про себя. Глаза ее наполнились слезами.
– Давайте так же, как и пришли, – сказала она, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться, – через главный вход, только выходите с интервалом, по 3 – 4 человека.
Люди, оживленно, переговариваясь между собой, потянулись к выходу. Мишель подошел к Лизе.
– Жаль, что не пришлось послушать ваше пение, – сказал он, – говорят у вас красивый голос и вы... вы сами очень красивая.
Таких откровений Лиза больше всего не любила.
– Я не певица, – сказала она недовольно, – и мне еще далеко до этого. А вы были не правы, когда говорили, что анархистам надо привлекать к себе всех подряд. Один мой знакомый большевик, – при этом у нее учащенно забилось сердце, – говорит, что только пролетариат может совершить революцию, он – самый организованный и сплоченный класс.
– Это марксистская теория, – улыбнулся Мишель ее запальчивости, – по ней после свержения буржуазного общества установится диктатура пролетариата, Мы же, анархисты, против всякой диктатуры, против любой новой власти, так как она будет снова создавать все атрибуты насилия... Я об этом только что говорил.
– А вы уверены, что люди в будущем изменятся, и в анархических коммунах не появятся те же самые ловкачи, которые станут всем руководить и диктовать свои законы, как это произошло при первобытнообщинном строе? По-моему, человека переделать невозможно, он всегда будет стремиться к власти и завидовать другим.
– Не надо забывать, что при социализме изменятся экономические условия. Труд людей облегчат машины, все будут с удовольствием работать, получать по своим потребностям, и незачем будет завидовать друг другу.
Лиза хотела сказать еще что-то колкое, но тут подошел Иннокентий.
– Что-то ты, сестренка, сегодня такая агрессивная, – сказал он и по-братски поцеловал ее в щеку.
– Я не знал, Кеша, что Лиза твоя сестра, – удивился Мишель, – что же ты не сказал об этом?
– Мы – двоюродные брат и сестра, здесь есть еще наши братья.
Иннокентий подозвал братьев и по очереди представил их Мишелю.
– У Лизы очень сердитые родители, – сказал он, когда братья отошли, – они не разрешают ей по вечерам никуда ходить.
– Кеша, это не обязательно всем знать.
– Я надеялся, что мы погуляем по городу и еще поговорим, – расстроился Мишель.
– Может быть, зайдем к нам, – предложил Иннокентий Лизе, – и ты оттуда позвонишь домой?
– Не получится. Я сказала маме, что буду у подруги, и вдруг ни с того ни с сего окажусь у тебя дома.
Они последними вышли из библиотеки. На улице заметно похолодало. Резкий порывистый ветер опять метался по улицам, ломая ветви деревьев и срывая с афишных тумб объявления. Лиза одной рукой придерживала шляпу, другой – расходящиеся полы пальто.
– Может быть, пройдем пешком одну остановку, – сделал последнюю попытку Мишель, который сам уже видел, что прогулка в такую погоду невозможна, но ему никак не хотелось расставаться с понравившейся ему девушкой.
– Уже поздно, – сказала Лиза, не зная, как отвязаться от настырного лектора, – в следующий раз.
– Я завтра уезжаю...
– Жаль, – машинально ответила Лиза, совершенно не думая о том, что одним этим словом вселила в человека надежду.
– Если хотите, я могу остаться.
На ее счастье подошел трамвай, и она, ничего не ответив, быстро вскочила на опустившуюся ступеньку и вошла в вагон. Здесь ветер неистовствовал с особой силой, продувая открытую со всех сторон площадку. Лиза плотней закуталась в пальто и двумя руками держала шляпу.
– Вижу, тебе Лиза понравилась, – сказал Иннокентий Мишелю, когда они повернули за угол и пошли дворами к улице, где жил Иннокентий. – С ней надо ухо держать востро – характер еще тот, сам убедился, но сердце доброе. А поет она действительно замечательно. Знаешь, что я хочу сделать – уговорить ее собирать у себя дома кружок, сначала, например, можно почитать реферат, обсудить какие-то проблемы, потом послушать музыку и ее пение.
– А родители?
– Родителям будет только спокойней, лишь бы она была дома, у них на виду. Отец целый день на работе, контролирует их мать. У нее есть еще младшая сестра Анна, та увлекается поэзией, ее тоже можно со временем привлечь. Одна сестра музицирует, другая читает стихи – чем не музыкально-литературный салон.
– Гимназистам, может быть, это будет интересно, а вот рабочим и тем, кто постарше, вряд ли, – задумчиво сказал Мишель. -Идеологической работой никто не хочет заниматься, и лекция моя, наверное, прошла впустую. Всем подавай только террор.
– Раньше ты был настроен по-другому.
– Скажу тебе честно, за этот год я несколько разочаровался в наших товарищах. Первое время «эксы» и грабежи казались оправданными. Сейчас вижу, что все это часто совершается ради личной выгоды, деньги уходят в свои карманы. Помнишь наш разговор у Могилевского об отношении Кропоткина к террору? Теперь я с Петром Алексеевичем полностью согласен. Даже рабочим терроры надоели, они ждут от нас чего-то другого. Я написал о своем отношении к террору в «Хлеб и воля», так редакция затеяла вокруг моей статьи дискуссию и тем самым вызвала к нему еще больший интерес. Значительная часть анархистов за него, и вам от этого тоже не уйти. Настрой у твоих ребят решительный.
– Я сам это вижу. При Рогдаеве мы в основном нажимали на агитационную работу, «эксов» было мало, и то ездили в другие города. Но Коля сам последнее время говорил, что пора браться за екатеринославских предпринимателей. Так что теперь будем заниматься и тем и другим, и начало уже положено. Я тебе рассказывал об убийстве директора крупного у нас завода. А личную выгоду будем пресекать.
– Ну, ну, – усмехнулся Мишель и искоса посмотрел на Иннокентия.
Лиза в это момент подъезжала к своей остановке. Ей казалось, что трамвай движется слишком медленно, представляя, как дома все волнуются. Отец и мама никак не хотят понять, что она стала взрослой, у нее могут быть свои интересы, своя жизнь, ей нужна полная свобода, особенно сейчас, когда Иннокентий ввел ее в группу анархистов-коммунистов. Правда, она еще мало разбирается в их идеологии и не все поняла из рассказа белостокского лектора, но это так романтично – ходить на тайные собрания, слушать разговоры о терактах и убийствах, следить, чтобы за тобой не было хвоста, и вообще участвовать в общем деле.
Она спохватилась и оглянулась по сторонам: там не было ничего подозрительного, ехали две пожилые женщины и парень с девушкой, которые обнимались и смущенно отстранились друг от друга, когда она посмотрела на них. Она успокоилась и стала вспоминать свой разговор с Мишелем. Анархисты против государства и любой власти, и у них нет единой организации. Эсдеки, наоборот, считают, что, объединившись в одну рабочую партию, можно свергнуть буржуазию и установить свою власть – диктатуру пролетариата. Об этом часто говорит на митингах Коля Даниленко, и она не могла ему не верить. Вот и думай, как теперь быть: на одной стороне человек, который ей очень нравится, на другой – Иннокентий и ее братья, и никого из них она не может предать.
За размышлениями она чуть не проехала свою остановку. Спохватилась, когда кондуктор объявил следующую. Она бросилась к ступеньке, и недовольный вожатый крикнул ей вдогонку: «Спать надо меньше!»
Лиза, как опытная подпольщица, опять оглянулась по сторонам – хвоста не было, и, подойдя к своему дому, быстро дернула рукоятку звонка. Дверь открыла Зинаида, за ней вышла в коридор недовольная поздним возвращением дочери Сарра Львовна. Лиза, боявшаяся, что домашние будут ее ругать, бросилась обнимать и целовать обеих женщин. Отец, к счастью, еще не пришел с работы.
– Вот подлиза, – проворчала мама, но не успела ее отчитать: услышав звонок, сверху спустилась Анна и с ходу выложила сестре новость – с
