Шаповаловой), большое хозяйство и двух работников. И дети его должны жить, как господа. «Нищета – удел бездельников, – любил повторять он сыновьям, – а тот, кто умеет работать, может достичь многого».
Чтобы не расстраивать отца, Николай обещал не отвлекаться от учебы, однако денег больше от него не брал, решив сам подрабатывать частными уроками и чертежами. С Димой Ковчаном он договорился, что пока ограничит свою партийную работу, и оставил за собой только кружок на Брянском заводе. Теперь у него на все будет меньше времени: он еще занимался самообразованием, штудируя философскую и политическую литературу, но он был в таком возрасте, когда не думают об усталости и готовы преодолеть любые трудности.
ГЛАВА 6
Уроки с Анной начинались в пять часов, и у Николая оставалось достаточно времени, чтобы после занятий в училище забежать куда-нибудь перекусить и дойти пешком к Фалькам, благо их дом находился не так далеко, на Клубной улице.
В назначенный час он стоял у подъезда двухэтажного особняка и тянул рукоятку звонка. Дверь открыла высокая, стройная и довольно моложавая женщина. Николай догадался, что это жена Фалька, Сарра Львовна, и учтиво ей поклонился. Женщина приветливо улыбнулась, подождала, пока он разденется, и крикнула в глубину комнат: «Анна!»
Из гостиной выбежали две девушки: одна невысокого роста и довольно полная, нетрудно было догадаться, что это и есть его ученица; вторая, как представила ее Сарра Львовна, – старшая дочь Лиза. Обе присели в реверансе. Лиза с любопытством посмотрела на нового учителя, сделала равнодушное лицо и ушла обратно в гостиную. На самом деле ей стоило немалого труда напустить на себя такую маску, сердце ее бешено колотилось: он, он – предмет ее тайных воздыханий, оказался Аниным учителем и вблизи выглядел еще симпатичней. Николай машинально отметил про себя, что младшая сестра, его ученица – внешне ничего особенного не представляет, а старшая – просто красавица.
Пока они поднимались по лестнице на второй этаж в классную комнату, Анна успела ему рассказать, что у Лизы очень красивый голос, лирическое меццо-сопрано, и она готовится поступать в консерваторию. К ней тоже ходят два учителя: по вокалу и фортепьяно.
– Вы сегодня ее сможете послушать. Лиза разучила на днях новые романсы. Придут гости. Оставайтесь с нами на ужин.
Николай посетовал, что сегодня он занят, но в следующий раз обязательно останется. Не мог же он ей сказать, что предложение на ужин он мог принять только от ее родителей.
– Хотите, я скажу Лизе, она сама вас пригласит?
– Нет-нет, пожалуйста, не надо. Давайте лучше посмотрим, какие у вас знания.
Целый час Николай гонял ее по учебникам за прошлый год и понял, что девушка неплохо разбирается во многих сложных теоремах алгебры и геометрии, но в физике у нее был полный провал по всем разделам.
– Разве вы не проходили это в гимназии? – спросил он Анну, уже уставшую от вопросов и вертевшуюся на своем стуле.
– Проходили, но я все позабыла за лето.
– Сегодня я вам ничего не задам, но впредь будете выполнять все мои задания, а по необходимости делать их в два раза больше, иначе у вас опять появятся двойки.
– Хорошо, – послушно согласилась Анна. – А вы любите поэзию?
– Люблю, – сказал Николай, знавший уже от Фалька о литературных наклонностях его младшей дочери. – Вы слышали о поэтах-мистиках?
– Нет.
– Я вам о них расскажу, когда увижу, что вы изменили свое отношение к физике.
Лизу он больше не видел, только слышал, когда часы занятий сестер совпадали, ее пение, доносившееся из гостиной, или игру на рояле, напоминавшие ему о родном доме и маме, любившей петь и музицировать.
Прошло две недели. Однажды, войдя в классную комнату, он увидел там Лизу. Она стояла около окна и смотрела на багровый закат над крышами домов по ту сторону улицы. Солнечные блики скользили по ее высокой, тонкой фигуре, золотили выбившиеся из толстой косы локоны. Она слышала стук двери, шаги, но даже не шелохнулась и продолжала смотреть в окно. Наконец, она повернулась и окинула его насмешливо-любопытным взглядом.
В прошлый раз они встретились мельком, и он успел заметить, что она необыкновенно хороша собой. Сейчас он не мог оторваться от ее глаз: глубоких и завораживающих. «Как омут, – подумал он, – не успеешь оглянуться, затянет, и пропадешь в нем с головой». Он смутился, не зная, что сказать, как вдруг она прямо в лоб спросила его:
– Прежний учитель Анны был социалист, а вы?
Николай насторожился. Поступая к Фалькам, он скрыл, что находится под надзором полиции.
– Я вас давно знаю, – не дожидаясь ответа, сказала Лиза, – вы часто выступаете на митингах, а третьего дня видела вас около казарм Севастопольского полка.
– Около казарм? Там собирались анархисты... И вы… там были?
– Была.
– Вы водитесь с анархистами?
– А что, нельзя? – вызывающе спросила Лиза и вскинула свои длинные ресницы.
Николай ничего не ответил. Молчание неловко затянулось.
– У вас в училище тоже не лучше. – Лиза, наконец, нашла, что сказать, вспомнив рассказы одноклассниц о недавней сходке в горном училище. – Притащили из Земской больницы труп и носили его по коридорам и улицам, как жертву полицейских расстрелов.
– Вы правы, это невероятная глупость. Сходку разогнали, училище закрыли на целую неделю. Руководство училища отказалось рассматривать требования студентов.
– А что они требовали?
– Вам действительно это важно знать?
– Конечно, у нас в гимназии тоже собирают подписи под разными петициями, только я в них ничего не понимаю.
Николай внимательно посмотрел на нее. Увидел на ее лице искренний интерес и стал перечислять требования студентов, которые он сам лично составлял и два дня назад передал в числе студенческой депутации ректору училища Сергею Николаевичу Суркову, известному своим консерватизмом и жестокостью к студентам и преподавателям, замеченным в политической неблагонадежности. В 1904 году 11 студентов были исключены из училища за революционную деятельность.
Еще чудо, что они с Сергеем не попали в их число.
Не успел он досказать, как в класс вошла Анна и с любопытством посмотрела на них. Извинившись, он сказал Лизе, что вынужден прервать разговор. Лиза пробормотала: «Спасибо!» и быстро направилась к двери. Щеки ее горели, сердце стучало, как кузнечный молот. Она была сердита на себя за то, что наговорила ему
какие-то глупости, вспомнила о трупе, до которого ей не было никакого дела, заставила перечислять требования студентов.
Задумав вчера встретиться с ним в классе, она считала, что это очень просто: завести с ним разговор, намекнуть ему о своих чувствах, короче говоря, вскружить ему голову, как она это не раз делала со своими сверстниками в Ялте. Но Николай! Увидев его так близко от себя, она только сейчас поняла, что он – взрослый, серьезный человек, что у него, может быть, есть жена или девушка: у такого симпатичного человека не может не быть девушки.
И ему нет никакого дела до нее, Лизы, и ее чувств. Он – Анин учитель, а она для него – всего лишь старшая сестра его ученицы.
От этих мыслей ей стало плохо. Она ушла в свою комнату, легла на кровать. Голубые глаза и вежливо-учтивый взгляд Николая, смотревшего на нее в классе явно свысока, выплывали из темноты, терзали ее сердце.
В комнату заглянула Зинаида.
– Лиза, пришел Лазарь Соломонович, ждет тебя уже 15 минут. Ты что тут сидишь в темноте?
– Голова болит. Сейчас приду.
Она спустилась вниз, села за рояль. Хорошо, что сегодня музыка, а не вокал. Музыка ее всегда успокаивает. Она посмотрела на учителя Лазаря Соломоновича – уже немолодого мужчину, с густой гривой седых волос и розовыми, пухлыми, как у поросенка, щеками. Вот этот не прочь проявить свои чувства, старается каждый раз к ней поближе наклониться или кладет свои потные руки на ее пальцы, когда она ошибается в нотах, и долго их не отнимает.
– Лазарь Соломонович, – сказала Лиза, – можно я сегодня поиграю что-нибудь Рахманинова?
– Можно, – нехотя согласился учитель, – но старое задание все равно остается за вами, и получите еще новое.
Лиза порылась в нотах, достала свой любимый второй концерт для фортепьяно Рахманинова и стала играть... Боль исчезла, мысли потекли в другом направлении, и само собой пришло успокоение. Николай, конечно, не женат, он учится только на втором курсе и слишком молод, чтобы заводить семью. Наличие девушки – тоже не факт, а если она и есть, – дело поправимое. Лизе он нравится, и она сделает все, чтобы завоевать его сердце.
Дома Николай весь вечер думал об этой удивительной девушке – Лизе, вспоминал ее глаза, тонкий профиль, насмешливую улыбку. Он раскрыл учебник, но не мог осилить ни одной страницы: перед ним все время стояло ее лицо. Неожиданно его пронзила тревожная мысль, зачем она приходила в класс, познакомиться поближе или дать ему понять, что все знает о нем. Девушка – полная загадок.
Больше они не разговаривали. Николай несколько раз сталкивался с ней на лестнице, причем ему каждый раз казалось, что она специально поджидает его. Длинные ресницы взлетали и падали, глаза излучали сияние, которое слишком о многом говорило. Он смущался, как гимназист, чего с ним раньше никогда не бывало, вежливо раскланивался и под предлогом, что опаздывает на урок к Анне, быстро уходил. Но настойчивое внимание этой красавицы не могло оставить его равнодушным. Он стал замечать, что постоянно думает о ней.
Первым сдвигом в этой немой игре, сразу оцененным Лизой в свою пользу, было его появление в доме Фальков в обычной одежде, а не в студенческой шинели и сюртуке. На это переодевание у Николая уходил целый час. Сбежав с последней лекции, он приезжал домой, выпивал на ходу холодный чай с бутербродами и возвращался обратно в центр. Гардероб его был невелик, и все заработанные в сентябре деньги ушли на покупку нового пиджака, жилета и двух белых рубашек на смену. Черное драповое пальто, хотя и было сшито год назад к поступлению в училище, оставалось в хорошем состоянии, так как он его почти не носил. К нему пришлось, заняв у Володи денег, купить новую шляпу и модные ботинки.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПОГРОМ НА ТРОИЦКОМ БАЗАРЕ
ГЛАВА 1
В Екатеринослав пришла осень. Солнце, наверстывая дождливые и холодные дни в начале сентября, так припекало, что горожане ходили без пальто и в летних головных уборах. Парки и сады оделись в пурпурно-желтые краски, а на Екатерининском бульваре на несколько километров протянулся пестрый ковер из листьев, доставляя удовольствие взрослым и детям поддевать их ногами и подбрасывать кверху. Воздух дрожал и был наполнен звуками и шорохами, происходящими в это чудесное время в природе. И все кругом радовало глаз: и стройные пирамидальные тополя на фоне ослепительно-синего неба, и раскидистые, переплетенные ветви акаций, и американские клены, которые, как солдаты, стойко несли службу в полном багровом одеянии.
Хорошо в эту пору выйти на обрыв в Потемкинском парке и посмотреть оттуда сверху на Днепр, его противоположный берег и Монастырский остров. Здесь тоже, куда ни глянь, все утопает в золоте, и вся эта красота отражается в воде, а сама река переливается серебряными блёстками.
Однако все хорошее когда-нибудь
