сделал? – спросил Дамир. – Откуда столько танков, они же должны быть уничтожены!
Много вопросов задаёшь, на которые нет ответа, покачал головой первый монах. – Сколько было войн, помнишь? Эта земля никогда не была мирной, она тлела, и вот, пламя вырвалось наружу. Пламя всегда было здесь, а сколько ещё складов под нами, сколько спрятано в горах! Помнишь, как ещё весной начались ночные погромы? А потом драки были же днём? Из гор приезжали, защитить честь народа. Кого-то изнасиловали, началась месть, но мы знаем, что этих парней и девушек насиловали свои же, но кто нам теперь поверит? Раньше, и это наша ошибка, мы считали, что должен придти кто-то, начать, собирать людей. Теперь всё проще, мы не успели найти их группы в сети, они вычислили всех наших агентов, всем им отрезали головы. И мы ослепли, навсегда ослепли. Наша война проиграна, как и жизнь здесь. Скоро машина закроет миграционные коридоры, их осталось всего десять, остальные уже закрыли, люди ещё вчера пытались спастись, но их не выпустили.
Но зачем им это? Они же столько лет, десятки лет неплохо зарабатывали на нас?! – воскликнул Дамир.
Ты про тех, кто засылал к нам провокаторов и кураторов? – первый монах покачал головой. – Они давно потеряли контроль, как и мы. Здесь родились свои лидеры, вожди, сумевшие обхитрить своих покровителей, своих хозяев.
На соседнюю крышу упал снаряд, и все тут же бросились на потрескавшийся от времени бетон, залитый чёрным пластиком, напоминавшим скорее мерзкую язву на теле больного, закрыв уши и открыв рот. Снаряд некоторое время полежал, старик забыл, для чего его создавали, но вспомнил и рванул, что есть силы. Осколки пролетели над головами, две вентиляционные шахты были раскурочены, вырваны с корнем. Их спас бетонный бордюр, предусмотрительно заложенный архитекторами, чтобы люди могли укрыться на крыше. Бордюр выдержал, приняв на себя большую часть взрывной волны и вихря осколков, но на соседнем доме от него остались жалкие развалины, и от этого соседний дом зло улыбался гнилыми зубами.
Надо вывозить госпиталь, сказал Дамир. Там много людей осталось.
Да, госпиталь пока никто не посмел тронуть, согласился первый монах. – Эвакуации нам ждать неоткуда, синих машин не будет, больше не осталось времени. Мы отправили туда все свободные автобусы, но его взяли в кольцо, будем пробовать пробиться. Хорошо, что мы успели тебя встретить. Нас осталось четверо и ты, остальные погибли.
Дамир задумчиво посмотрел на часы. Из госпиталя они ушли час назад, неужели за это короткое время там успел начаться бой? Асият должна была выйти на смену к полудню. Она всегда приходила на час раньше. Он попробовал связаться с ней, но браслет настойчиво отклонял его вызов. Сунув в ухо наушник, он ничего не услышал, сеть молчала, всемирный разум отключил их. Дамир взглянул на рейтинг, вкладка первая открывалась на весь экран и закрыть её было нелегко, система настойчиво предлагала ему ближайший пункт пропуска, до которого было два часа на робобусе, цвет стал чёрным, и от него повеяло жаром.
Нам осталось времени до полудня. Успеем отбить госпиталь, может, очистим души. Всех взять не сможем, многие и не захотят, я уверен, что так и будет, сказал Рафаил и посмотрел в свой браслет. – Мне предлагают эвакуацию.
Вот как? А мне нет, скривился покалеченный монах, сильнее прижимая руку к груди и тяжело дыша. – Видимо, не жилец уже.
С наблюдательного пункта вернулся третий монах, который, даже в момент взрыва снаряда не покинул свой пост, а лишь пригнулся, чтобы шальной осколок не нашёл его. Он молча показал на браслет, остальные кивнули. Шум боя удалился в сторону, и здесь стало относительно тихо. Они разделились, Старший монах и третий ушли вперёд, а Дамир, Рафаил и подбитый, имя которого Дамир всё пытался вспомнить, шли дворами к госпиталю, стараясь не попадаться на хорошо просматриваемых местах, но и не сбавляя хода. Два раза прямо за ними ударили очередью из окна, стрелок был плохой, и пули пролетели в сторону.
Я останусь здесь, сказал побитый монах, присматриваясь к старому зданию за которым начиналась прямая дорога к госпиталю. – Обходите дворами, Дамир, там же есть вход через морг?
Да, мы пройдём по туннелю, он в одном квартале отсюда. Его законсервировали, но мы часто вывозили оттуда тела, чтобы не пугать людей.
Да, я помню. Там ещё вход в ледовый дворец недалеко. Помню, сам таскал шесть лет назад, кивнул подбитый, и тут Дамир его узнал, не фигуру, таких было много, а голос, манеру говорить, резкую, с нотками презрения. Это был двоюродный брат Асият, долго и настойчиво препятствовавший её браку с неверным, с чужаком. – Не держи зла, тогда так было надо. Поцелуй от меня сестру, я её всегда любил больше других сестёр, даже родных.
Хорошо, Заур, обязательно, сказал Дамир, пожав его левую руку. Заур схватил оставленную у стены винтовку и скрылся в подъезде. Дальше Дамир и Рафаил бежали, стараясь не сбивать дыхание, держать один ритм. Они выскочили на открытую местность, живые кварталы остались позади, а впереди высился новенький ледовый дворец, тихий и молчаливый, а когда-то радостный, искрящийся яркими огнями, звеневший музыкой.
На первый взгляд здесь больше ничего не было: дороги, заплетавшиеся в сложный перекрёсток, уводившие далеко от города, одноэтажные киоски, в которых можно было купить в автоматах всё, что угодно, торговцы забрасывали сюда остатки, и люди ходили на эти окраины в поисках оригинальных подарков или игрушек для детей. К одному из таких киосков, выключенному, как и все остальные, и пошёл Дамир. Рафаил задержался, спрятавшись за одним из киосков и рассматривая местность через прицел. Щёлкнул замок, непривычно громко в этой тишине раздался скрип железной двери, который заглушили разрывы снарядов, долетевших до них от госпиталя. Рафаил выбрался из укрытия и побежал к Дамиру, стоявшему у широкой двери, стилизованной под стену киоска, за которой вниз уходил хорошо освещённый широкий туннель.
Думаю, что свет нам не нужен, сказал Дамир и выключил освещение, набрав затейливую комбинацию на панели. Свет заморгал и потух, из туннеля донеслись приглушённые голоса.
Пойдём с интервалом в двадцать шагов, ты слева, я справа, шепотом сказал Рафаил.
Я первый, попробуем пройти без шума, а то нас похоронят в нём, слышишь, дозор уже поставили. Плохо дело, значит наших стариков убили, прошептал Дамир и скользнул в туннель.
Рафаил последовал за ним и ослеп в первые минуты. Он слышал, как движется впереди Дамир, как кошка, бесшумно, едва касаясь пальцами стены. Он пошёл за ним, неудачно врезавшись дулом винтовки в стену, не угадав её изгиба. Впереди, в сотнях метров, кто-то зашевелился, эхо туннеля донесло чей-то недовольный говор, потом кто-то громко заржал, и всё стихло.
Дамир шёл как индейцы, они с сыном учились так ходить, наступая сначала на пятку, а потом ступая бесшумно всей стопой. Он уже далеко ушёл от Рафаила, шаги которого шуршали, как две ленивые толстые крысы. Вскоре показался первый свет, в темноту туннеля, как попало, бил фонарь, возле которого курили два солдата освободительной армии. Дамир толком не разглядел, кто это был, кого они намеревались освобождать, полностью потеряв умение различать этих зверей с автоматами. Рука бесшумно достала ядовитые иглы, которые он изготавливал сам из использованных шприцов. Иглы получались крохотные, с еле заметным оперением, как маленькие стрелы, и летели далеко, ровно, не сбиваясь особо даже при резком порыве ветра. Дамир замер, приблизившись к лучу света, но на полшага не выходя в световое пятно. Бойцы, потерявшие бдительность за разговорами, стояли к нему боком, он хорошо видел их, на головах были каски, а лица затянуты плотной маской, которую его стрела не пробьёт точно. Они были почти неуязвимы для его оружия, беспечно смотрели в туннель, он слышал, что они смеялись над ним, придумывая, как они будут брать его живым или мёртвым, сколько будет стоить его голова. Из их разговора, он понял, что командование так и не смогло выяснить, кто же прятался в доме правительства или стрелял из укрытия на площадях во время митингов, отстреливая самых ярых пропагандистов или кураторов, а вместе с ними отправляя в больницу и всех, кто был рядом. Яд действовал мгновенно, качественно, цепляя за собой всех, кто был в радиусе пяти метров. Вот один из бойцов изобразил удар ногой, штанина оголилась, и острая игла тут же впилась в его ногу. Второй, не догнав, сделал в его сторону обозначающий удар, сильно склонив голову вниз, и получил в шею вторую иглу. Дамир бросился вперёд, схватил с ящиков от снарядов, которые служили дозорным в качестве стульев, сумки с противогазом и бросил их назад Рафаилу. Он поймал их на лету и, пока одевал, Дамир успел выключить фонарь, и туннель погрузился в сплошную черноту.
Кто-то окликнул их издали, спрашивая, что случилось. Дамир не знал этого языка, он немного умел говорить на родном языке Асият, но вот остальные два оставались для него загадкой. Рафаил ответил, каркая, подражая голосу одного из убитых бойцов, а почему же убитых? Они ещё могли слышать и видеть, всё понимали, но не могли пошевелиться, даже застонать от боли, окутанные плотной сеткой паралича. Что-то не понравилось им в ответе Рафаила, и по полу загрохотали тяжёлые подкованные подошвы. Заметались вдали лучи фонарей, бежавшие толком не могли осветить пространство, слишком торопясь к посту. Рафаил лег к стене, уже в противогазе, один оказался ему слишком мал, а второй чуть большой, но маска плотно облегала лицо и он дышал через кассетные фильтры. Дамир встал за узкой колонной, державшей просевший свод. Слишком хорошая мишень, опытный взгляд сразу бы выхватил его и толщи мрака.
Двух уложил Дамир, солдаты, ещё недавно мирные граждане, приветливые и милые днём, а ночью превращающиеся в притаившихся зверей, начищавших до блеска оружие, бежали без противогазов и средств защиты. Третий торопливо надевал маску, и игла врезалась в неё. Солдат дал слепую очередь из автомата, попав в двух дозорных, испустивших, наконец, дух. Глухо шлепнул выстрел, его снял Рафаил, но после автоматной очереди и этого шлепка туннель дрожал, выл от боли. Потом всё стихло. Сиротливо мигали на полу брошенные фонари, от падения или нависшей атмосферы страха переключившиеся в режим сигнализации. Дамир поднял их и выключил.
Они прошли до конца туннеля, двери входа в морг были распахнуты, на полу валялся мусор, казавшийся в аварийном освещении жутким. От каждого хруста брошенного пакета или осколка стекла замирало сердце, они останавливались, прислушивались, не находя в этой тишине присутствия живых, и шли дальше. Гулко загрохотало снаружи, стены и потолок затряслись, сверху слышался назойливый стрёкот, не прекращавшийся ни на секунду.
Проходя мимо операционной, Дамир замер, не в силах отвести взгляда. Под потолком висели старики, повешенные палачами на крюках, оставшихся после ремонта, когда госпиталь отстраивали заново, укрепляли. Так вешали предателей, позорно, без права на личность. Рафаил склонил голову перед мёртвыми и стал помогать Дамиру снимать стариков и укладывать на стол. Было видно, что стариков перед смертью пытали, унижали,
