Фаечка была щедро одарена формами от природы. Мужчины дружно сворачивали шеи, когда она проходила мимо. Кудрявые рыжие волосы, небрежно разбросанные по плечам, яркие голубые глаза, безумно милый носик... Если к этому прибавить ещё мягкость румяной булочки и вмеру полные, достаточно длинные ноги – это будет уже слишком. А в ней и было всего чуть-чуть слишком. Примерно так, как если бы великолепное пирожное с немыслимыми наворотами крема зачем-то обсыпали сахаром.
Она была страшная мечтательница, эта Фаечка, и в оперетте попала бы непременно на роли романтических дурочек. Но в жизни всё сложилось прозаичнее. Фаечка работала в городской библиотеке в читальном зале. Её жизнь протекала среди книг, которые в большинстве своём почувствовали нежность Фаечкиных пальцев только на своей обложке. Читать она не любила. Герои из чужой жизни не попадали в её внутренний мир, поэтому он лежал девственно нетронутым для посторонних, как снежная пустыня в Антарктиде. Нет, однако, снежная пустыня это очень холодно. Вернее будет – как необитаемый остров в тёплом южном море.
Кстати сказать, этот остров был не так уж необитаем. Фаечка населила его собственными героями и одушевлёнными объектами, дала им имена и названия. В её мире, например, сияло собственное солнце по имени Филип Киркоров. Афиши его концертов Фаечка развесила везде, где было возможно – на стеллажах библиотеки, над столом в кабинете, на двери маленькой комнатки, где они вместе с заведующей – Софьей Васильевной пили жидковатый чай, и, конечно же, у себя дома.
Филя взирал с афиш огромными, как у коровы глазами. Весь он был в каких-то немыслимых красных перьях с блёстками, и этим приводил Фаечку в полное замешательство. Он представлялся ей если не ангелом, то уж точно райской птицей.
В Фаечкином мире жила масса предметов, которые она сама для себя одушевляла. Например её платья и костюмы. Она давала им имена и общалась с ними, как с добрыми знакомыми. Кстати, Фаечка умела выбрать платье и надеть к нему соответствующие аксессуары – шарфик или брошку. Всё было «в тон», однако, как правило, абсолютно не подходило к ситуации. Она, например, обожала крепдешин и в скучные серые зимние дни надевала яркие лёгкие платья из крепдешина с рюшечками на груди или огромным бантом на боку. Одно из них она так и звала – «С боку бантик». Другое – с красным воротнтчком и красным же воланом называлось «Эмка». Или, например, платье по имени почему-то «Виолетта» с типично восточным рисунком - синие и оранжевые полумесяцы на фоне мелкого оттиска минаретов. Так жизнь казалась ей веселее.
Летом же, в самую жару она умудрялась вырядиться в «Варвару» - костюм из толстой буклированной ткани цвета «хаки». Или поверх белой блузки с длинными рукавами она могла надеть кожаную жилетку – «Жанетту» и дополнить это дело великолепными фирменными джинсами. Это в жару-то в 30 градусов. Правду сказать, сидело на Фаечке всё безукоризненно. При этом она вела «про себя» нескончаемые разговоры то с жилеткой, то с Филей.
Например: «Ах, Жанетка-Жанетка, и что это я тебя сегодня выцепила? Вот и мучаемся теперь – я в тебе, а ты на мне. И как тебе моя Жанетка, Филя? Да, ты прав. Здесь можно было бы добавить пару павлиньих перьев на голову и одно маленькое зеленовато-голубое перламутровое перышко в нагрудный карман, но Софья Васильевна этого не перенесёт.»
Это началось ещё в раннем детстве. Фаечке было года четыре, когда бабушка прислала бандероль. В ней были пушистые белые носки, которые Фаечка тут же окрестила «Бандерольками». Красные резиновые ботики она звала «Рыжиками». Позже, ненавистное тёмно-коричневое школьное платье «Тетерей», а большой капроновый белый бант, которым мама собирала на затылке её непослушные рыжие волосы, почему-то «Розочкой», хотя логичнее было бы назвать его «Белочкой» - он же белый.
Фаечка вообще не отличалась особой последовательностью в мыслях и поступках. Как она сама себя определяла, она была натурой хаотичной, редко планировала что-то заранее и плыла по жизни, как бревно по течению. Иногда её заносило – это когда приходила любовь. Но сейчас Фаечка была свободна от посторонних увлечений, и душа её опять всецело принадлежала Филе.
В жизни она была существом милым, смешливым и слегка рассеянным, чему способствовала незначительная близорукость. Но очков Фаечка стеснялась и надевала их в особо ответственных случаях. Это было причиной многочисленных курьёзов, которые происходили с ней постоянно.
Не далее, как сегодня утром она мельком просмотрела свежую газету, где на первой странице ей попалась на глаза фотография довольно полного мужчины. Под фотографией было напечатано несколько слов мелким шрифтом, из которых Фаечка ухватила лишь одно слово, совершенно не вязавшееся с образом мужчины – «беременный». Она поудивлялась, но вникать не стала. В 11 часов, во время чаепития Софья Васильевна поинтересовалась новостями, и Фаечка рассказала ей, что читать, как всегда нечего:
- Так, статья про «голубых» на первой странице. Какой-то беременный мужчина... Короче - эксперименты, - легко заключила она.
Софья Васильевна живо заинтересовалась, так как старалась быть в курсе всех новостей. Она развернула брошенную Фаечкой газету и углубилась в чтение. Ну, и что бы вы думали?.. Речь шла о каком-то английском певце и его безвременной кончине.
Это ещё что... Бывало и хуже. Это когда Фаечка, спеша на работу, садилась в автобус №6 вместо №8 и ехала в противоположную сторону. Не смертельно, конечно, но неприятно. А всему виной дурацкие очки, которые она не носила.
Да, сегодня был действительно не её день. После обеда начался особенный наплыв читателей. Бегая от стойки к стеллажам, Фаечка зацепила бедром маленький столик с книгами, которые нужно было расставить по местам ещё утром. Книги с грохотом упали, а за ними и столик (Какой дурак поставил его здесь – на самом ходу?..). Посетители дружно повернули головы и Фаечка покраснела.
Господи, ну что за напасть. Вечно она всё задевает, роняет. Просто стыд и срам. Фаечка назвала себя слоном и коровой, собрала книги и двинулась было дальше, но в этот момент зазвонил телефон. Она резко повернулась и снова снесла книги со стола.
Чтобы никто её не видел, она быстро присела на корточки и оказалась загороженной стойкой. Но тут из картотеки вышла Софья Васильевна и укоризненно посмотрела на Фаечку. Потом она демонстративно и многозначительно перевела взгляд на плакат «Соблюдать тишину» и, покачав головой, удалилась.
- Пора перекурить, - подумала девушка и, поставив на стойку табличку, где прямо было написано «Перерыв 10 минут», а косвенно нужно было понимать, что в следующие несколько минут Фаечка не будет шуметь, греметь и падать, вышла через заднюю дверь на балкон.
* * *
По пятницам у Софьи Васильевны собирались подруги. Она покупала в ближайшем кафе небольшой тортик или рулет с маком, заваривала хороший чай, кто-нибудь приносил с собой мёд, варенье или домашнее печенье и они вместе весело коротали вечер перед выходными. Сначала их было пятеро. Потом одна умерла, другую дети увезли к себе, третья была тяжело больна и по большей части находилась в больнице. И остались они вдвоём – Софья Васильевна и Надежда Андреевна.
Первая была дамой с изысканными манерами, редкими, выкрашенными под морёный дуб волосами и длинным чёрным мундштуком, через который она курила сигареты с фильтром. По её собственной теории весь никотин оставался в мундштуке, который она ежевечерне прочищала специальным старинным шомполом с намотанной на него спиртовой ваткой. По её глубокому убеждению, так она избавлялась от ненавистного никотина. Мундштук был тоже старинный, из чёрного дерева, украшкнный резьбой в самой толстой части. Вообще всё у неё было старинное, и сама она, как она говорила, родилась ещё до исторического материализма.
Софья Васильевна выражалась длинными, правильно построенными витиеватыми фразами, называла всех без исключения на «Вы», и читала на ночь журнал «Вокруг света», который начала выписывать тоже, вероятно, до «исторического материализма». У неё скопилось уже невообразимое количество журналов, и они занимали огромный стеллаж в прихожей. В последние несколько лет она стала перечитывать старые журналы и поражалась, сколько интересных открытий и умопомрачительных путешествий было совершено и описано, а она всё это пропустила. Почти каждый день во время чаепития она в популярном стиле пересказывала что-нибудь из прочитанного Фаечке.
- А знаете, милочка (так она называла Фаечку, когда бывала в добром расположении духа), что туземцы Новой Гвинеи носят за нижней губой большую кость. Это вызывает усиленное слюноотделение и спасает их от жажды.
Потом она закуривала свою сигарету в мундштуке (хотя курить в библиотеке сторого воспрещалось, она считала, что как заведующей ей это позволительно) и после короткого молчания вдруг добавляла что-нибудь вроде:
- Или это не в Новой Гвинее было?.. Ну, всё равно, согласитесь, милочка, факт ошеломляющий своей необычностью. Хм, кость за нижней губой – это же очень неудобно. Я попробовала - так неприятно! И вид ужасно глупый, как у обезьяны.
Фаечка, обладавшая живым воображением, хохотала до слёз, представив себе манерную Софью Васильевну, кривляющуюся перед зеркалом. Но старушка любила девушку и не обижалась.
Сегодня была как раз пятница. Ещё в обед Софья Васильевна послала уборщицу Веру за тортиком. Теперь она во всеоружии ждала Надежду Андреевну. Чай уже кипел. Фарфоровые чашки (остатки великолепного китайского сервиза) стояли на столе. Софья Васильевна зажгла две свечи в маленьких латунных подсвечниках. В это время раздался звонок в дверь – пришла Надин. Между собой они называли друг-друга – Софа и Надин, но непременно на «Вы».
Надин была весёлой, хлопотливой и шумной. Лет 30 назад она слыла известной балериной, танцевала в одном столичном театре, имела кучу поклонников и любовников, имён которых не помнила. Она охотно о них рассказывала, называя их должности, словно они были именами собственными. При этом Надин обычно замечала:
- Как говорила одна знаменитая американка – «Не важно, сколько мужчин было в моей жизни. Важно сколько жизни было в них!»
В широком ассортименте присутствовали здесь полковники, атташе, замминистры. Был даже один генерал. Когда Надин о нём рассказывала, то понижала голос и подносила свою маленькую сухую ручку ко рту, как будто собиралась сообщить что-то на ухо.
Надин носила очки с толстыми стёклами в роговой оправе. Волосы по старой балетной привычке она собирала в маленькую букольку на макушке, и чтобы мелкие прядки не падали на лицо – закалывала их «невидимками». С мелкими прядками Надин боролась с таким остервенением, что в итоге на голове оказывалось больше «невидимок», чем волос. Губы она красила ярко-красной помадой, но по причине плохого зрения не всегда попадала по месту, поэтому помада порой оказывалась почти под носом или на подбородке. Софа при встрече всегда корректировала линию губ подруги новсовым платочком или салфеткой.
Надин обычно приходила переполненная разнообразной информацией и с удовольствием
