Бог знает лучше -2

как первый да товарищ - то темная ночь,

А второй да мой товарищ - то булатный нож,

А как третий да товарищ - то мой добрый конь,

А четвертый да мой товарищ - сабля вострая.


И возговорит надежа грозный русский царь:

Исполать тебе, детинушка крестьянский сын,

Что умел ты воровать, сумел ответ держать!

Я за то тебя, детинушка, пожалую


Середи поля да хоромами высокими,

Что двумя ли да столбами с перекладиной.

Середи поля да хоромами высокими,

Что двумя ли да столбами с перекладиной.»…



‒ Судьба у нас такая выпала. Ведали, что не проживем мы долго. И выходит, что два года нам было отпущено. Завтра узнаем. Спите… все одно…

… Утром, собрашиеся около клуба, переглядывались.

‒ Заложников они взяли. Детей. Если Первые не сдадуться… расстреляют их. Детсад… суки… Искать их… не успеем.

Мику вышла вперед.

‒ Я поняла. Ису сохраните. А мне судьба значит…

Алиса остановила ее.

‒ Мать, ты, куда одна собралась? Теперь они хотят, чтобы мы за свою жизнь детьми платили? Кто на себя такой грех возьмет? Я точно не возьму, не подпишусь на такое. Только…Ангел…

Ульянка уткнулась ей в живот.

‒ Дура… я же без вас ничего не смогу, я же мертвая буду.

‒ Значит все и пойдем. ‒ Алиса поклонилась. ‒ Помните о нас, хоть не святые мы были. А и простите нам за грехи наши. И ждите когда вернемся…



Мы придем до черной травы.

Мы придем, когда ужалит снег последней пыткой

Прежних сломанных лет.

Мы придем до первой воды,

Мы придем, когда оставит время,

Тронув пальцем воск сомкнутых век,

Наверх, наверх, наверх!

Мы придем, когда подбросят вверх,

Забыв о мертвых, зерна будущих вех.


Мы придем, и будет гроза.

Мы придем, и хлынет радость,

Меж оледенелых веток, прямо в глаза.

Мы придем, уж недалеко,

Мы придем, и станет праздник

Радугой из слез забвенья,

И будет легко, легко, легко.

Мы придем, и это дар, который ждать отрада,

Вознесет высоко.


Мы придем до черной травы,

Мы придем до первой воды,

Мы придем…

« Не печальтесь милые,

Мы еще вернемся.

Встанем новой Силою,

Со Смертью разберемся…»


… В холле здания на Лубянке слышались испуганные голоса.

‒ Вы еще кто такие?

‒ Что случилось, где охрана, как пропустили?

Две девушки, черноволосый парень и рыжая девочка, переглянувшись, пожали плечами.

‒ Охренеть, бля… Они даже не врубились. Крылатые мы, Первые. Вы же нас искали? Типа нашли, теперь медаль получите.

Ульянка недовольно топнула ногой по каменному полу.

‒ Давайте, отпускайте детей. А то… уйдем.

Откуда-то из коридора послышалось змеиное шипение.

‒ С-сами приш-шш-ли… Взять их, ж-живыми…

Костя, хмыкнул.

‒ Покажешься или испугался?

‒ Увидеш-шшь…

… – Ну, хотите что-то сказать?

Костя шагнул вперед, улыбнулся.

– Я скажу, за всех. Хорошо мы погуляли, много ваших завалили. Да видно время наше вышло, помирать пора. Только вы не радуйтесь нашей смерти, за нас догуляют.

Три девочки встали рядом.

– Поддерживаем…

… Сидевший за столом с зажженной лампой мужчина посмотрел на Ульянку, потом на бумаги в руках.

‒ Ульяна Советова, четырнадцать лет. Ну что, ответишь на вопросы, домой поедешь. К отцу,… хотя…

Та мотнула головой.

‒ Я Русова, ошибся, ты, дядька. Думаешь, я не знаю,… вы меня бить и пытать будете. Только я вас не боюсь. Мой папа вернется и вас всех убьет, вы плакать будете…

Мужчина, нахмурившись, кивнул двум, стоявшим рядом.

‒ Вы, покажите, что бывает с непослушными девчонками. Да поосторожней, она живая нужна.

В полумраке послышались звуки ударов, детские стоны. Двое подтащили к столу, буквально висящую на их руках девочку. Мужчина подошел к ним, рукой в перчатке поднял ее голову за подбородок.

‒ Ну что, поняла?

Девочка внезапно улыбнулась.

‒ Не пойму, она что-то говорит?

‒ Не похоже. Она поет. Поет?



«Взвейтесь кострами, синие ночи!

Мы пионеры - дети рабочих.

Близится эра светлых годов.

Клич пионера: "Всегда будь готов!"


Радостным шагом с песней веселой

Мы выступаем за комсомолом.

Близится эра светлых годов.

Клич пионера: "Всегда будь готов!"… «


‒ Заткнись, слышишь, пока язык не вырвали.

Мужчина потянулся к ее пионерскому галстуку.

Девочка попыталась его оттолкнуть.

‒ Не трогай, не ты его повязал.

‒ Ладно, давайте дальше. Может посговорчевей станет…

… ‒ Подождите, я вас полечу. Плохо получается. Микуся, потерпи, пожалуйста…

‒ Плохо, потому что Темные мешают.

Дверь в камеру открылась. На пороге мужчина в военной форме. Он небрежно бросил охраннику.

‒ Пошел отсюда. Только стул принес и дверь закрыл. Выполнять. ‒ Сел, закинув ногу на ногу, достал портсигар, повертел его. ‒ Кто тут у нас? Долго мы за вами охотились.

Костя скривился.

‒ Говоришь много.

Мужчина кивнул.

‒ Знаю, работа такая.

В головах неожиданно зазвучал странный шипящий голос.

‒ Поговорим? Пока охрана под контролем.

Алиса удивленно вскинула брови.

‒ Ты кто?

‒ Из Бездны. А тот, кого я контролирую, помнит, кто он был, кому присягал. С ним нелегко было договориться. Я не буду вас спрашивать… почти. Единственное. ‒ Он показал на Мику, сидевшую у стены. ‒ Скажи, твой сын… он действительно… тот, кто был предсказан? О ком было сказано, что придет Сын Божий с воинами под знаменами цвета крови … теми, кто уничтожат нас, с теми, кто будет выражением Гнева Его. И покатится Красное Колесо…

‒ Да. Ты боишься, это не вопрос.

Мужчина вздохнул.

‒ Боюсь. Вы победили Владыку. Это кажется невозможным. Я… мы пытались понять.

‒ Вы?

‒ Те, кто… сомневается.

Мику с трудом, простонав, кивнула.

‒ Даже в кромешной Тьме есть Свет.

Темный помолчал.

‒ Ваши освободили детей.

‒ Это хорошо.

‒ Только с вами плохо. Вас недолго будут держать здесь, скоро перевезут в Зареченск.

Алиса пожала плечами.

‒ И что там?

‒ Не знаете? Самая страшная тюрьма в бывшем Союзе. Оттуда еще никто не выходил живым. Невозможно никого освободить, нельзя разрушить. Туда постоянно идет Тьма. Как это… Портал? Смерть там благо.

‒ Типа напугал?

‒ Я знаю, вы ничего не боитесь. Но там вам никто не поможет, даже мы. Прощайте, и… ‒ Он поднялся со стула и внезапно опустился на колени. ‒ Простите.

Ульянка, подползла к нему, приподнявшись, обняла.

‒ Ты прощен. Вы все, те кто…

Мужчина в страхе отшатнулся.

‒ Ты… твоя Сила неосозмерима ни с чем. Ты сильнее любого. Твоя Власть безгранична…

Он встал, открыл дверь, подозвал охранника.

‒ Я закончил. Пусть они посидят спокойно…


                          Декабрь.

              Эшелон «Москва-Зареченск».


Охранник прошелся по вагону, подошел к клетке, в которой, прижавшись, друг к другу, на полу сидели три девушки и черноволосый парень, закованные в цепи. Присел перед ними.

‒ Живы еще?

Рыжая постарше оскалилась по волчьи.

‒ Не дождешься.

Мужчина приложил палец к губам.

‒ Тихо. Это вам. ‒ Он протиснул через прутья клетки сверток, потом достал ключ, приоткрыл дверь, поставил на пол кружку. ‒ Тут хлеб, немного сахара и чай. Кружку я потом заберу.

‒ Это ж кто у нас благодетель нашелся? ‒ Хмыкнула Мику.

Охранник мотнул головой назад.

‒ Братва вас подогрела. А это от меня. ‒ Протянул бинт. ‒ Парень же в крови весь, перевяжите хоть.

Алиса кивнула.

‒ Людям скажи, за грев благодарим, но пусть не рискуют больше. И бинт забери, заметят ведь.

‒ Хорошо. Завтра в Москве будем…


                        Зареченск.


На перроне, выходящие из вагонов заключенные, выстраивались в колонну. Рядом стояла еще одна.

– Ну что, все? Ведите, а то холодно ведь.

– Подожди, майор, тут у нас особые гости.

Из вагона охрана вывела четверых. Поседевшая девушка поддержала голого по пояс парня. Их всех поставили отдельно. По рядам заключенных пронесся удивленный шепот.

– Кто это? В цепях…

– Крылатые.

– Они же дети, считай. Что за беспредел…

– Опасные, вроде как. По расстрельным статьям идут.

Один из зэков взглядом показал на Ульянку.

– Она, что ли?

– Выходит на то.

– Нет, братва, за такое… на пику. Козлы, детей уже…

– Тихо, ты, услышат. Поставим… позже.

Охрана сделала несколько выстрелов в воздух.

– Заткнулись! На колени встали, руки за голову! Тихо сидеть! Собак сюда.

Алиса, с трудом, сделала шаг вперед и едва слышно прорычала. Все, что могу.

Конвойные недоуменно переглянулись, показывая на собак.

– Что это с ними?

Огромные сторожевые псы, натасканные на людей, ложились в снег, закрывая морды лапами. Вожак пополз в сторону Алисы. Только прикажи, Волчица… Она мотнула головой. Людей не трогайте.

– Слышь, кто знает, куда их?

– Говорят в «крытку», на Обнорского.

– Смертники значит…

Четверку потащили в фургон. Мику обернулась.

– Запомните нас!

Из колонны зэков ей ответили.

– Мы запомним, дочка, все запомним!

… Мрачное здание, окруженное бетонным забором, с вышками и постоянно горящими прожекторами люди обходили за несколько кварталов. В домах рядом никто не жил. Невозможно было вынести страх. Раньше - то говорят, была обычная тюрьма. Стоит и ладно. В соседних домах жили семьями. Подумаешь, люди в тюрьме работают, кому-то ведь надо. Магазин, школа…  Сейчас о ней шептались на кухнях, оглядываясь и крестясь. Рассказывали такое, от чего стыла кровь.

– Смотрите мне. Умрут раньше положенного, их место займете. В первую очередь выяснить, где ребенок. Выполнять.

… На бетонной стене распятое обнаженное девичье тело. Около нее двое.

– Говори, где твой выблядок, говори!

Рядом несколько мужчин пытаются удержать черноволосого парня. Двое отлетают в стороны, на плечах, заламывая руки, повисают трое. Парень, рыча, делает несколько шагов вперед, таща за собой мужчин. Удар рукояткой пистолета по затылку.

– Костя, не смотри, не надо!

По костиному лицу текут слезы.

– Самурайка, я люблю тебя, слышишь, люблю!

… Двое, держа тело Кости за ноги, втащили его в камеру.

– Принимайте. Живучий, падла.

– Я сейчас, Лиска помоги. Что они с ним сделали…

На груди парня алела пятиконечная звезда.

… На крюке висит рыжеволосая девушка. Стоящий перед ней мужчина в кожаном фартуке ухмыльнулся.

– Молчишь? Сильная, да? У меня взрослые мужики пощады просят. – Подходит ближе. – Кричи, сука рыжая, кричи…

Девушка внезапно начинает смеяться ему в лицо, выплевывая кровь.

– Запомни, я убью тебя…

… Время остановилось, превратившись в боль. Ничего кроме…

– Вы живы?

– Пока да.

Алиса, сидящая у стены, откинула голову.

– Мы еще споем. Пусть им будет страшно.


«Zog nit keynmol az du gayst dem letzten veg,

Ven himlen blayene farshteln bloye teg;

Vayl kumen vet noch undzer oysgebenkte shuh,

Es vet a poyk tun undzer trot - mir zaynen do!


Fun grinem palmenland biz land fun vaysen shney,

Mir kumen un mit undzer payn, mit undzer vey;

Un voo gefalen iz a shpritz fun undzer blut,

Shpritzen vet dort undzer gvure, undzer mut.


Es vet di morgenzun bagilden undz dem haynt,

Un der nechten vet farshvinden mitn faynt;

Nor oyb farzamen vet di zun in dem ka-yor,

Vi a parol zol geyn dos leed fun door tzu door.


Geshriben iz dos leed mit blut und nit mit bly,

S'iz nit keyn leedl fun a foygel oyf der fry;

Dos hut a folk tzvishen falendike vent,

Dos leed gezungen mit naganes in di hent.


Zog nit keyn mol az du gayst dem letzten veg,

Ven himlen blayene farshteln bloye teg;

Kumen vet noch undzer oysgebenkte shuh,

Es vet a poyk tun undzer trot - mir zaynen do!»


Никогда не говори «Пришел конец».

Пусть уже почти не слышен стук сердец,

Час придет, мы вырвемся из Тьмы.

Твердым шагом, отчеканив - Это мы…


… Солнце снова озарит наш небосклон,

Враг исчезнет навсегда, как страшный сон,

А если так и не придет рассвета час,

Эта песня сквозь века дойдет