О жизни в СССР без прикрас

пустыми и сидя тут в  темном углу,  выпивают то, что сумели раздобыть на поселке. Кто служил, тот помнит, что салага, всегда хочет спать. Организм не втянутый в служебный ритм, требует отдыха. Как сейчас помню ту тяжесть в веках, и не было сил открыть глаза, чтобы прервать сладкое мгновение сна. Пяти минут отключки достаточно, чтобы проснуться слегка посвежевшим. Открыв глаза,  увидел интересную картину, среди компании стариков сидела красавица. Снегурочка, сидит грубо, по-мужски,  держит в одной руке стакан с водкой, а в другой руке кусок черного хлеба.
–  Не жадись. наливай полнее, себе вы еще достаните. – Слышался приглушенный голос Снегурочки. В три глотка она выпила чуть не полный стакан водки и вприпрыжку убежала к елке. Если сказать, что я был ошарашен, то значит, ничего не сказать. В Азии, из которой я приехал в Амурскую область, такого я никогда не увидишь.
В моем понятии девушка – это что-то нежное и недосягаемое, достойное только восхищения, а тут стакан водяры, занюхала коркой хлеба и убежала раздавать детишкам подарки. Интерес к празднику пропал. В грустном настроении направился  в казарму, где можно было посидеть в Лен комнате и почитать свежие газеты, или книгу, взятую в библиотеке.
На вечерней проверке шла обычная перекличка, старшина  зачитывал фамилию и в ответ слышался разноголосый выкрик Я!
Перекличка уже подходила к завершению и вдруг  послышалась незнакомая фамилия, к пофамильному составу мы уже привыкли, да и голоса отвечающих,  знакомы, а тут вдруг новая фамилия.
Комиссаров –  зычно прокричал старшина  Онышко, и  я услышал смутно знакомый голос, но кто подал это своеобразное, Я,  мне было не видно.
Отбой, послышалась команда, и мы весь состав без особого энтузиазма потопали к  кроватям. Раздевались быстро, чего  хорошего, а этот процесс  отработали до автоматизма. С мыслью о том, почему последний выкрик мне показался знакомым, я привычно ушел в сон.



                                                                  ***
Утро Нового 1967 года. Зычный крик старшины, чем-то напоминающий крик Кара-Тайских  ослов. На Памир-Алае они почему-то считались особо голосистыми. По некоторым из них можно проверять время, рассказывали водители, курсирующие по Памирскому тракту, они всегда кричат без двадцати минут любой час, мне могут возразить,  мол, ослы времени не понимают, но то, что они орут без двадцати минут любой
час – это точно. Такое сравнение с Кара – Тайским ослом, пришло в мою, наголо стриженую, голову новобранца, в первый же подъем на службе. Построились, оделись по форме и строем, с песней в туалет расположенный в самом отдаленном углу нашей  в\ч. На улице мороз под тридцать градусов, а мы в гимнастерочках на нательную рубаху. Мне как азиату сложно привыкать к обжигающему холоду и тело само принимало карикатурную позу, которая насмешливо называлась «Амурская стойка» - это когда ты стремишься встать так, чтобы рубаха на спине и брюки на  заднице, не касались тела. Впервые было испытано  неприятное чувство, когда одежда  обжигает кожу. Но, это только половина тех неприятных ощущений из тех, когда переполненный мочевой пузырь требует освобождения, а тело вынужденно маршировать  и горланить  строевую песню: «Россия родина моя, Россия вольные края», другой песни наш старшина, Онышко, видимо не знал. Песню горланил в основном молодняк, старослужащие молчали  и по равнодушию лиц было видно, что  туалетных мук они не испытывают, которые терзали наши  неумелые тела.
Особенно злила команда, кругом и вновь до казармы и обратно, причина повтора, плохо спели строевую песню. Но, наконец  издевательства  прекращены и над туалетом  стал подниматься пар исходящий от множества горячих струй. Там на службе в Амурской области я четко убедился, что душа человека расположена под мочевым пузырем, ибо после избавления от ненужной влаги, на душе становилось и легко и приятно.
В голове как-то возник вопрос, почему старослужащие так легко воспринимают эти утренние маршировки с песнопениями? И вскоре ответ был найден, они поднимались раньше команды ПОДЪЕМ и спокойно посещали столь необходимое заведение, а  потом спокойно переносили утреннюю муштру. Умывание и прочие необходимые процедуры уже происходили в казарме. Как-то  обратил внимание на то, что не все стремились умываться по утрам, а ходили с  неумытыми рожами от бани до бани их, этих грязнуль было четко видно в строю.
И так первое утро 1967 года, после туалетных процедур построение на утреннюю перекличку и я вновь услышал смутно знакомый волнующий меня голос. Как только  раздалась команда РАЗОЙТИСЬ, направился в конец строя, чтобы увидеть обладателя голоса который как заноза засел в моем сознании.
И вот она, снегурочка, только со слегка помятым лицом, без парика с длинной косой и в  солдатском обмундировании. Но лицо! Это милое девичье личико ни с кем нельзя спутать, подойдя ближе и услышав запах водочного перегара, убедился точно и бесповоротно – это она. Но она  в строю отзывалась на фамилию Комиссаров Виктор. Это чудо природы обратило внимание, что я с нескрываемым интересом разглядываю, т е проявляю интерес, улыбнулось белоснежными зубками и произнесло:
– Ну и че уставился, снегурочку не видел чи шо? – И дохнув на меня перегаром водки и махорки, которая у нас в избытке стояла в бытовой комнате, потопал в расположение Лен комнаты.
В этот трагический момент до меня дошло, что  чудо, которое я видел на елке было обычным ряженым салагой нашего призыва, а вот почему  я  не встречался с ним  в карантине, это  для меня было загадкой.

                                                              ***

Служба шла согласно внутреннему уставу. Нас новобранцев  познакомили с персоналом автопарка и его начальником капитаном Петренко. Как нам сообщили по секрету, Петренко был переведен в этот далекий край из  элитных частей. За какое-то очень страшное нарушение, понижен в звании, лишен наград и прислан дослужить до пенсии в нашу в\ч. Высокий, слегка грузный с мрачным лицом, угрюмым взглядом серых глаз и немногословный. Внимание привлекли его руки, из рукавов шинели виднелись кулаки, размером более головы годовалого младенца. Петренко равнодушно осмотрел пополнение и приказал механикам распределить нас по автомобилям с толковыми водителями, дабы мы набирались у них опыта вождения и ума разума для нормальной службы, более он к нам не касался. Я не буду описывать автомобили и нашу службу, ибо каждый знает, как служится в армии, особенно в технических войсках. Как не берегись, а через неделю повседневная гимнастерка становится грязной и каждый выкручивался, как мог. Все заключалось в том, чтобы при работе в парке, одевать на себя, что либо из амуниции оставшейся от старослужащих, дабы не пачкать форму. Чистую одежду  приходилось  в течение  дня хранить в кабине автомобиля.  Но это все мелочи жизни, кто умел, приспосабливался тот ходил чистым, а засранцы выделялись черным от грязи обмундированием и неумытым лицом.
Но подворотнички пришивали свежие каждый вечер, ибо грязный подворотничок – это наряд, все спят, а нарядчики моют полы в столовой, или долбят ломами лед в туалете, грузят в дежурный самосвал и вывозят в ближайший овраг. Получить наряд – это очень неприятно.  Армейский устав внутренней службы написан на основании  векового опыта, и пользуясь им, младшие командиры ломали упрямство любых новобранцев, в армии любое не хочу и не буду, оборачивалось более страшными последствиями, арестом, карцером, штрафбатом и тюрьмой. Так что если кто-то считает, что может упрямством противостоять уставу, тот ошибается! Бывает, что сержанты пытаются держать дисциплину рукоприкладством, то их служба так же может окончиться в дисбате.
Как-то так получилось, что мы с Виктором Комиссаровым призванным из Владивостока, или как Витя его ласково называл, Владиком, стали дружить, ибо он как и я крутил баранку грузового Зила. Бывало, совпадала работа на одном объекте, и пока машины стояли под ручной погрузкой кирпича,  мы сидели в сторонке,  потягивая из самокруток горький махорочный дым, вели беседу о доме и родных. В казарме, в бытовке  стоял ящик доверху набитый пачками махорки, бери столько, сколько сможешь искурить. У стариков водились деньги, и они щеголяли сигаретами, а мы курили махорку. Я не курил на гражданке, но тут было начал потихоньку втягиваться, чтобы не выглядеть белой вороной, но вскоре бросил, не по мне этот горький  дым.
Я постепенно узнал, что Виктор по приезду простыл, и его с высокой  температурой положили в сан часть, он и присягу принял в санчасти, правда, без автомата, расписался в документе, который ему принес замполит майор Маслюков. Софья Михайловна занесла, больным бедолагам, книги для чтения. И увидела наша Софья Михайловна, Витю Комиссарова.  На ней лежала ответственность об организации досуга личного состава в\ч. Она, как  сразу сообразила, кто будет на елке снегурочкой. 
Как рассказывал мне Виктор:
– Я был ошарашен ее прозорливостью. Родился и  рос в хулиганском районе Владика и участвовал во все проказах нашей компании. Приходилось постоянно драться, чтобы не дразнили девчонкой. До призыва научился пить водку, я могу выпить много и не пьянеть, как остальные мои друзья. Когда реально подрос, мне  нравилось ходить на каток, одевал сестренкину куртку и шапку, сестра мне подкрашивала брови и губы, и в таком виде  искал развлечения. Изображал из себя девчонку неумеху, падал, смеялся по девчачьи.  Обязательно находились поклонники желающие научить, как правильно кататься. Вообщем заканчивалось это распитием водки и закусью  шоколадкой. Поклонник  кривел, а я смывался, вроде отходил по нужде и более не возвращался. Но кончились мои развлечения тем, что меня изловили. Узнали и  вломили люлей, хорошо, что пацаны были нормальной ориентации, но как я не отмахивался, а  подкинули люлей мне добре. С тех пор я зарекся перевоплощаться, а вот на снегурочку согласился. Хорошо, что дембеля с кем я пил тогда на Новый Год не разглядели меня в темноте. Да и уехали они после Нового Года, а так бы чувствую житья бы мне не было от насмешек. – Тяжело вздохнув, проговорил Витек.

                                                                ***
Жизнь шла своим чередом и вскоре зима сменилась весной, а там и наступило лето. Строительство гарнизона продолжалось, и наши автомобили были востребованы по  полной загрузке, работали на износ. Но при малейшей поломке их быстро ремонтировала ремонтная бригада автопарка, состоящая из двух вольнонаемных механиков и взвода  слесарей, служивших по второму году, они  перед нами не кичились  выслугой, а добросовестно выполняли обязанности. Как я позже понял, у Петренко была стальная дисциплина. Он не повышая голоса и без рукоприкладства, вызывал уважение у подчиненных.
У них в котельной была оборудована душевая, на которую капитан Петренко закрывал глаза и позволял расходовать эл энергию на подогрев воды. Ремонтники,  иногда позволяли после рабочего дня принять душ и нам, водителям. Чистая форма на чистое тело, и служба не казалась такой унылой. Я как-то обратил внимание, что некоторые водилы рулят уже не в дедовских обносках, а в