употребления и у взрослых, и у подростков. Но им было необходимо совместно выработать новое, современное революционное мировоззрение — и они старались на этом поприще, как могли...
Физической подготовке к грядущей революционной борьбе Анфиса и Ника также уделяли самое серьёзнейшее внимание, и для своих физических и спортивных тренировок они старались использовать любую возможность.
На ленинградской даче Анфисы — где они обе бывали не только летом, но иногда и зимой — как уже говорилось, была давно оборудована прекрасная и оригинальная спортивная площадка, где и дети, и взрослые могли играть в самые разные спортивные игры и заниматься самыми разными видами спорта и самыми различными физическими тренировками...
Анфиса и Ника, ещё с дошкольного детства, тоже часто играли там, вместе с другими «солнечными коммунарами»: в футбол, волейбол, баскетбол, настольный теннис... Но, по большому счёту, игры с мячом их не очень увлекали. За одним, впрочем, небольшим исключением...
В эту игру они играли, обычно, в холодное время года, или в плохую погоду. И, где-нибудь, в свободном подходящем помещении. И называли они эту очень энергичную и захватывающую их обеих игру, почему-то, «регби».
А состояла эта игра в том, что они, сначала, условно обозначали стульями, или табуретками, у противоположных стен комнаты, двое условных небольших «ворот». И затем — по условной команде — с визгом вцеплялись обе в сине-красный резиновый мяч, который надо было — любыми средствами и усилиями! — вырвать одной сопернице из рук другой, и — забросить или затолкать его в «ворота» противницы...
Анфиса была старше, крупнее и сильнее Ники. Но Ника в этих поединках проявляла такой бешеный темперамент, упорство, быстроту, ловкость, хитрость, выносливость, целеустремлённость — что их борьба, можно сказать, происходила почти на равных...
…
Обе подруги, благодаря некоторым связям их отцов и других «коммунаров», стали одно время ходить в довольно серьёзную (и не совсем легальную) спортивную секцию, где занимались самбо, джиу-джитсу и дзю-до, а позже — и каратэ, и даже айкидо (которое отец Анфисы особенно уважал и ценил). Эти полу-подпольные секции, как правило, довольно быстро закрывали и распускали. Не слишком долго просуществовала и эта...
В домашних условиях девчонки повторяли эти тренировки. Иногда в борцовских костюмах, иногда в обычных тренировочных. А иногда — в самой любой повседневной одежде. Это — чтобы приучить себя к возможности самой неожиданной схватки с врагом...
И здесь — как и в их «регби» — Ника тоже великолепно проявляла все качества настоящего и несгибаемого борца...
Анфиса, всё равно, была сильнее — но победа ей давалась, всякий раз, с немалым трудом. Хотя побеждала она, всё-таки, практически, в подавляющем большинстве случаев...
Нику это всегда серьёзно расстраивало — она никогда не могла смириться со своими поражениями, в которых была совершенно не виновата!..
Анфисе всегда, в таких ситуациях, было её очень жалко. И она, в их ожесточённых борцовских поединках, несколько раз — очень осторожно, и максимально тактично — попыталась ей поддаться...
Но в ответ — Ника ей, в страшнейшем возмущении, кричала:
«Это нечестно!..»
И расстраивалась от таких «поддавков» ещё больше, аж до настоящих слёз...
Выход всегда, как правило, находили в максимально творческом и новаторском отношении к своим тренировкам. Анфиса предлагала освоить какой-нибудь новый приём. И обе с жаром принимались за новые тренировки, Ника особенно. Часто Ника и сама предлагала что-нибудь новое. И не один раз при этом — побеждала!..
…
Характерно, что насколько Анфиса с Никой любили свои собственные спортивные занятия — настолько они ненавидели совершенно дурацкие, и не приносящие никакой пользы (с их точки зрения), уроки физкультуры в своих школах...
Школу они вообще с каждым днём ненавидели всё больше — как лже-социалистическую, буржуйскую, противоестественную, насильственную, тупую и «гулаговскую»...
Но подруги уже давно решили — что всему настоящему, всем необходимым для революционеров знаниям и навыкам, они будут учиться сами — как, в своё время, народники и марксисты, в их различных революционных кружках и подпольных школах...
А если в будущем, за свою революционную деятельность, они попадут в тюрьму — то это будет ещё лучшей школой!.. И пусть попробуют их сломить!..
Ника даже, как-то раз, в запальчивости заявила:
«Жаль, кандалы отменили!..»
Девчонки, хоть и изучали историю, и слышали рассказы старших, и слушали разные «голоса» — но ещё очень многого не знали — ни про старые царские кандалы, ни про новые советские «злоупотребления»...
И им ещё очень многое предстояло узнать...
Прыжок. СЛОВО.
Тренировки у обеих подруг случались очень разные...
И эту их «революционную тренировку» — Анфиса запомнила на всю жизнь...
…
Был самый конец зимы. Последние, ещё чувствительно морозные, хотя уже и ярко солнечные, дни — перед самыми первыми ленинградскими оттепелями...
Анфиса с Никой, перекусив каждая после школы, гуляли, ясным и ранним вечером, около Петропавловской крепости...
Совершили свой обычный очередной круг вокруг неё — поглощённые разговором о идеологии «новых левых» и о необходимости выработки нового, универсального революционного мировоззрения именно с учётом этих новаций, и увлечённые общими мечтаниями о непременно ждущей их впереди встрече с новыми товарищами и единомышленниками, и о грядущей Солнечной Икарии…
Немного побегали, попрыгали, потолкались для разогрева и разминки на заснеженном, почти пустынном, пляже, постарались подучить некоторые борцовские упражнения...
И — уже, по сути, на обратном пути домой — подруги решили, ради дополнительной тренировки, немного попрыгать в снег с Иоанновского моста: с правой стороны — если стоять к воротам лицом — и не очень далеко от самих ворот. Там было не очень высоко...
Снег был глубокий, прыгать было безопасно и приятно. И они обе уже прыгнули там раз по десять. Обе были с ног до головы в снегу...
И Ника вдруг — в спортивном азарте и задоре — спросила, довольно вызывающе, подругу:
«А с той стороны — спрыгнешь?..»
Анфиса, бодро и весело — и, как-то, видимо, не очень серьёзно про это подумав — ответила:
«Спрыгнем, если нужно!..»
Ника пошла на ту сторону моста. Но не прямиком — а несколько наискосок влево, в сторону воды, где мостовой каменный «бык» стоял уже у самого того места, где Кронверкская протока соединялась с Невой...
И высота там была — куда как поприличней...
Анфиса подошла к тому месту у ограды моста, где остановилась Ника...
Глянула вниз...
И — невольно отшатнулась...
…
Высоты Анфиса боялась. Боялась всегда. И боялась жутко, панически. Множество раз падая с какой-то высоты — в какую-то бездну, в своих достаточно частых ночных кошмарах...
Вот и сейчас — на неё будто дохнуло этим затаившимся ночным кошмаром! Будто она и сейчас втайне спала — а не бодрствовала...
Она сказала Нике:
«Что-то здесь высоковато! Давай, лучше, там попрыгаем!..»
Она махнула рукой назад — где они прыгали перед этим...
Ника сказала — с какой-то особой настойчивостью и во взгляде, и в голосе:
«Но ты же сказала — что прыгнешь! Ты же обещала! Обещала — что прыгнешь!..»
Анфиса продолжала, как-то невольно, пятиться назад, хотя и очень медленно...
И Ника — с особым ударением, и как-то очень жёстко — произнесла:
«Ты же — СЛОВО дала!..»
У Анфисы — всё как упало внутри (ей даже показалось, грешным делом, что в самих её женских органах), и всё внутри похолодело...
...Какое слово? Разве она давала какое-то слово?.. Она не давала никаких клятв и никаких торжественных обещаний! Просто сказала, что попробует... Разве это что-то такое серьёзное?..
Но Ника на неё — ТАК смотрела!..
Вот ведь, привязалась!.. Ну, и как теперь отступишь?..
Анфиса сказала ей:
«Я пойду — ещё на той стороне потренируюсь!..»
Она пошла к прежнему месту — и ещё прыгнула там несколько раз...
Да, тут-то — совершенно не страшно! И не опасно нисколько...
Да ведь и там — не должно быть опасно: снег должен быть такой же, и достаточно глубокий!..
Анфиса — решительно и быстро направилась опять на другую сторону, к «быку», где её продолжала ждать, посмеиваясь, Ника...
Снова подошла к ограде моста, заглянула...
Нет — никак!.. Никак!..
Она опять пошла назад — опять стала прыгать там, «для тренировки»...
Ника похаживала по мосту, смотрела на неё — и нехорошо посмеивалась...
...И чего пристала?.. Чего?.. Придумала какую-то глупость!..
Надо ещё раз попробовать!.. Она должна, должна смочь!..
Анфиса — опять перестала «разминаться», и опять — вся совершенно в снегу — подошла к противоположной ограде моста...
Взглянула опять на то место под мостом, у «быка», где она должна была приземлиться в снег...
Нет, она не может!.. Не может!.. Не может!!! ...
Как полная, полнейшая идиотка — она опять пошла прыгать на противоположную сторону...
Ника, без особого желания, составила ей компанию — прыгая, ради неё, уже в который раз, в этом совершенно мало интересном месте...
Наконец, Нике это надоело. И уже начинало заметно смеркаться...
Ника сказала Анфисе:
«Ладно, пойдём! Поздно уже! Родичи волноваться и ругаться будут!..»
И КАК она это сказала! С каким, столь слышимым, столь заметным, разочарованием в подруге — как в какой-то несостоявшейся героине! Да что там — в несостоявшемся Настоящем Человеке! В несостоявшемся Человеке Будущего!.. Ха — «разведчица», «революционерка»!.. Которую до самых этих пор — она так уважала, и так высоко для себя ставила! И так на неё надеялась!.. Как на истинный пример для себя во всём!..
Как страшно было Анфисе прокручивать в себе эти мысли!.. И стыдно — и страшно!.. Страшно до отчаяния!..
Анфиса стояла, только что перелезшая обратно, через ограду, на мост — с места своих «тренировок»... Уже просто физически совершенно уставшая, и мокрая, и вся — с ног до головы — в этом дурацком тающем снегу...
И в голове — как какое-то издевательство — промелькнуло столь же совершенно дурацкое:
«Снегурочка!.. Нет, Снежная Королева!.. Да какой там — просто Снежная Баба!.. Только морковки в носу не хватает… И ведра на голове… Или таза, как у Мойдодыра… И будешь накрытая тазом...»
И уже, действительно, стало темнеть...
...Или — это стало темнеть в ней самой, в самом её сознании…
...Она видела, как Ника отвернулась от неё — и пошла по мосту на Петроградскую, прочь от Петропавловки…
...И прочь от неё...
...И Петропавловка, и Нева, и весь город — будто стали растворяться в какой-то сумеречной, промозглой и безысходной пустоте...
Бездонной и безысходной мёртвой пустоте...
А она сама — зачем она теперь вообще?.. Зачем?..
И Анфису охватило такое отчаяние!.. Хоть провалиться бы сейчас — куда угодно, хоть в Ад!.. Хоть в Тартар!.. Хоть в самый Центр Земли!.. В бездонную вулканическую магму!.. В любую «чёрную дыру»!..
Хоть, вот, сейчас умереть — и навсегда!.. Навсегда!..
…
И тут произошло нечто — о чём Анфиса потом вспоминала много раз, пытаясь это осмыслить и понять...
В ней вдруг действительно — будто что-то умерло...
Умер всякий страх. Больше того: будто умерло — само боящееся в ней существо. Это боящееся существо — будто вдруг
