Есть подвиги военные, а есть подвиги походные, которые иногда дороже любых военных побед. Своим походом ты нагнал на гурганцев великий страх. Сейчас они собирают большое войско, чтобы выйти нам навстречу. И второе – никто кроме тебя не провел бы войско на пятьсот верст по пустыне и не сумел бы основать здесь опорную крепость, из которой мы теперь можем присматривать за всем Хазарским морем.
– Какую крепость?! – Макариос растерянно смотрел на врученую ему фалеру. Воеводы недоверчиво улыбались, пытаясь понять княжеские слова. Сразу после совета полсотни медных фалер были розданы и другим походникам, что здорово всех приободрило и придало новых сил. Оставалось самое малое – найти место для опорной крепости. Его отыскали в десяти верстах южнее, где была закрытая несчаной косой бухта и два каменистых взгорка с пересохшим ручьем и островками пожухлой травы. А где трава, там на глубине и вода.
– Я могу назвать эту крепость Макарсом, но тогда тебе придется остаться в ней первым наместником, хотя бы на год, – предложил ромею Дарник.
Тот немного покряхтел, потом все же уронил:
– Называй.
Окружающие воеводы и ратники дружно рассмеялись – умеет их князь сыграть на простом человеческом тщеславии.
Пока возились с этим переездом и большой рыбалкой сетями с бирем, прибыла и «Хазария», правда, уже и без припасов и без воды – все роздано было на пяти береговых фоссатах.
Вырытые в Макарсе колодцы воды давали совсем чуть-чуть, не слишком помогали и два десятка бочек с выпариванием морской воды. Подсчет показывал, что из-за этого гарнизон крепости никак не может превышать двух сотен человек, к тому же полностью безлошадных.
Значит, снова на корабли и быстро искать и везти в крепость воду, зерно, коз и зимнюю одежду. Куда плыть ни у кого сомнений не было – конечно, на юг, пиратствовать так пиратствовать. Поэтому отплыв, берега уже не держались, плыли открытым морем, так меньше было вероятности, что их заметят какие-либо купцы или рыбаки.
Набранные на биремы ратники позволили установить вторую и третью смену гребцов, что дало возможность бодро и неутомимо продвигаться вперед полные сутки.
Легкое плаванье, впрочем, продолжалось не долго. На третий день флотилию накрыла сильная буря, так что было уже не до весел, трюмы не могли вместить всех желающих спрятаться, часть гребцов пришлось привязать на палубе к мачтам и стойкам камнеметов, а кормщика к собственному рулю. Тем не менее, троих гребцов и двух матросов только с княжеской «Романии» все-таки смыло за борт. Видимо, сие жертвоприношение вполне удовлетворила морского бога и скоро море из бурного стало просто волнительным и можно было снова браться за весла. Как ни странно, ни одна бирема не потерялась и выстроившись клином продолжили свой путь.
Еще через день все же повстречали купеческий караван, идущий в сторону Дербента. Среди купцов были и знакомцы, которые сообщили, что в Гургане действительно в ожидании дарпольцев собрано не только большое войско, но и несколько десятков военных фелук.
Дальше поплыли более осторожно, самая быстрая «Русия» выдвинулась вперед, в качестве передовой хоругви, другие биремы отстали от нее на пару верст. К вечеру восьмого дня пути различили вдали полоску гор. Всех охватило тревожное волнение: какой выйдет встреча с местными обитателями и не будет ли опасности от прибрежных скал? Ночь застала их на воде в двух-трех верстах от берега. Чтобы не потеряться в темноте друг от друга, выставлены были сигнальные фонари с маслеными светильниками. Утром снова двинулись к берегу, высматривая место для причала. Взметающие вверх брызги прибоя заставляли биремы держаться на отдалении и плыть дальше вдоль берега.
Рядом с Дарником теперь постоянно находился Рушан, купец из Гургана, зимовавший на Змеином. Не дождавшись в Дарполе попутной купеческой фелуки, он решил добраться домой на «Романии», заодно заработав приличное жалованье в качестве переговорщика и проводника яицкого князя. Пока плыли вдоль восточного побережья, пользы от Рушана особой не было – он сам был там впервые. Но на южном берегу узнал знакомые места и уверенно направлял биремы на восток.
Наконец увидели выступающий в море остроконечный мыс, а за ним небольшое селище: одноярусные каменные домики с плоскими крышами, окруженные двух-трехаршинными стенами, сложенными из камней – ограда, больше не дающая скотине разбежаться, чем для чего-нибудь другого. Тут же вытащенные на галечный берег узкие рыбачьи лодки и – о радость! – ручей, впадающий в море.
При виде приближающихся невиданных морских громадин в селище возникла изрядная суматоха: женщины загоняли в селище детей, мужчины хватали и уносили с берега сети, корыта и развешенную на солнце рыбу, в разные стороны поскакали конные гонцы и двуколки с женщинами и детьми.
Пришельцам до их волнений не было никакого дела, кое-как приткнувшись к берегу и выставив небольшую вооруженную охрану, они спускали с бирем пустые бочки и катили их прямо к ручью. Отдельная ватага рубила топорами кустарник по берегам ручья – дрова для корабельных железных печек, и повара уже растапливали их, собираясь готовить основательную горячую похлебку.
Воеводы с ратниками были недовольны запретом князя на грабеж.
– Мы же пираты! Чего должны стесняться? – поддержал их возмущение Корней.
– Сначала поедим, как следует, потом пограбим, – распорядился Дарник.
– Так потом все разбегутся.
– И очень хорошо. Не придется за грабеж никому ничего платить.
– Хочешь, чтобы нас все приняли за мирных торговцев? – догадался Речной воевода.
Грабеж действительно прошел при полном отсутствии жителей селища. Скотина за исключением кур и немногих коз тоже отсутствовала. Зато все съестное дарпольцы подмели подчистую. Не обошли вниманием ковры, медную и глиняную посуду, подушки и одеяла, зимнюю одежду и обувь, топоры, лопаты и мотыги – все, что могло пригодиться зимовщикам Макарса.
За этим увлекательным и полезным занятием «стеснительных пиратов» застали звуки било с «Романии» – дозорный на мачте увидел приближающуюся гурганскую флотилию из двадцати-двадцати пяти военных фелук. Тотчас же вопрос к князю:
– Вступаем в переговоры, сражаемся или спасаемся бегством?
– Разумеется, спасаемся бегством, – расплылся в довольной улыбке Рыбья Кровь и объяснил кормщикам и хорунжим бирем, в чем именно будет заключаться их бегство, и велел всем им достать свитки с перечнем сигналов, чтобы они ничего не перепутали в приказах, исходящих от «Романии».
Какое-то время понадобилось еще для того, чтобы пополнить запас камней для камнеметов и без того довольно солидный. Поэтому когда вышли в море, фелуки были уже совсем близко, часть из них забирала к северу, дабы закрыть биремам путь в открытое море. Рыбья Кровь ничего против этого не имел, направив свою флотилию на запад, заодно можно было больше рассмотреть персидского побережья.
Отступление дарпольцев только еще сильней раздразнило гурганские суда, ветер дул с востока, и, распушив свои паруса, фелуки устремились в погоню. Желая проверить быстроходность противника, Рыбья Кровь скомандовал вывесить сигнал «Делай как я», убрал на «Романии» весла и пошел под одними парусами, затем и вовсе спустил парус с главной мачты, оставив только на малой мачте. Тяжелогруженные биремы тут же утратили свое преимущество в скорости и россыпь из двух дюжины фелук начала их постепенно нагонять. Слышны стали даже торжествующие возгласы на арабском и персидском языках. Затем с расстояния в полтора стрелища засвистели магометанские стрелы. С попутным ветром большая часть из них долетала до бирем. На «Романии» был даже ранен один из мачтовых матросов.
– Ну, что же, вы сами напрашиваетесь! – И князь велел разворачиваться к противнику правым бортом с восемью камнеметами. Защитные навесы были подняты на биремах еще раньше, так что отсутствие видимых лучников делало дарпольскую флотилию довольно беззащитной добычей, и все фелуки двумя линиями ринулись на абордаж, под прикрытием своих продолжающих стрелять лучников.
Быстро летели напряженные мгновения. Лишь когда расстояние сократилось до двадцати сажений, камнеметы выстрелили: один раз, второй, третий. Затем гребцы резко налегли на весла, и биремы стали уходить от неизбежного столкновения. Немного не повезло «Русии» – две фелуки с опустошенными палубами и порванными парусами почти врезались в нее, поломав ей два десятка весел. Застопорившийся ход передней линии фелук привел к тому, что в них стали врезаться более целые фелуки второй линии.
Чуть отойдя в сторону, биремы остановились, просто посмотреть, что будет дальше. Шесть фелук, вырвавшись из общей сутолоки, попытались продолжить свою атаку, но были остановлены новым залпом камнеметов. Корней на «Калчу» решил немного пошалить и направил свою бирему и последовавшую за ней «Хазарию» так, словно отсекал гурганскую флотилию от берега. Это вызвало у фелук настоящую панику. Торопливо развернувшись, они бросились назад, дабы не дать себя окружить.
Разгром был полный. Из двадцати пяти фелук на плаву оставались не больше дюжины, семь, изрядно изрешеченные стояли на месте, не имея возможности двигаться, еще шесть медленно, но верно шли ко дну. Часть тонущих моряков устремилась вплавь к своим обездвиженным судам, а часть поплыла прямо в загребущие объятия «Калчу» и «Хазарии», предпочитая больше не испытывать судьбу, а просто сдаться. Речной воевода им в этом «счастье» не отказал: с борта сброшены были веревочные лестницы и «вороны» и по ним на бирему было поднято не меньше полуста человек.
Затем «Калчу» подплыла к «Романии» и Корней, указывая на пленников, весело прокричал:
– Что с ними делать: утопить или выкуп взять?!
– Сначала будешь их за свой счет кормить и поить, – откричал ему в ответ по распоряжению князя кормщик головной биремы.
На «Романии» подняли второй парус, взялись за весла и развернулись носом на восток. Следом это сделали и другие биремы. Легко догнали удирающие фелуки, но нападать и обстреливать их не стали, просто прошли мимо. Криками, жестами и свистами дарпольцы всячески призывали гурганцев посостязаться в скорости. Но те на призывы не откликнулись.
