остров. Осмелев, некоторые ратники стали снимать снегоступы и тут же поплатились за это, около десятка из них оказались в воде. Но обошлось: жерди в руках не дали уйти под лед, а привязанные к поясу веревки живо вытащили купальщиков на твердый лед. Железные печки уже пылали на всех трех островках, помогая обогреться и готовя горячую похлебку для внутреннего согрева.
Жилой остров в череде островов оказался пятым. Его достигли, когда уже стало светать. Никакого сопротивления оказано не было. Разбуженные собачьим лаем тудэйцы спешно покинули свое неказистое селище, оставив всю скотину, имущество, несколько больных стариков и пяток малых детей. Старики были допрошены, после чего по приказу князя их закололи и спустили в проруби под лед, детей сказано беречь и перевозить в Озерцо. Дома тудэйцев не жгли, просто встав в них на постой.
Не останавливаясь, двинулись еще дальше к следующему жилому острову. Там передовую дарникскую сотню поджидали с полсотни молодцов с луками и копьеметалками. Терять даже несколько ратников не хотелось, поэтому Рыбья Кровь велел двигаться в обход – занять два нежилых островка сбоку и со спины и разжечь там большие костры. Как он и ожидал, едва вокруг появились дымы от жарко горевшего тростника, тудейцы покинули свое селище, отступив в последнем оставшемся свободном направлении. Этот второй жилой остров тоже был взят со всем оставленным имуществом, правда, часть коз и овец были тудэйцами уведены, зато все коровы и свиньи сполна достались дарпольцам. Для Ратая это явилось новым заданием: в связанном виде доставить сие поголовье плотами-волокушами на коренной берег.
Теперь главным делом стало сохранить захваченное. Проложенные между островками мостки создавали сносную тропу, по которой можно было безопасно перемещаться уже без снегоступов, но ее ночной порой также легко было и разрушить. Приходилось заботиться и обо всех соединенных ею островках. На каждом в возводимых шалашах, крытых войлочными полостями, находились по две-четыре ватаги ратников и, зная воинственность камышовых людей можно было ожидать ночного нападения на любой из них. Хорошо, что почти все островки были покрыты невысоким кривоватым лесом. Вспомнив о лесных завалах в родных местах, через которые не мог пробраться ни конный, ни пеший воин, Дарник приказал по окружности каждого островка рубить деревья так, чтобы они вершиной падали к воде, а часть собак из упряжек была переведена на более привычную сторожевую службу, дабы ночью никто чужой не мог незаметно приблизиться к островным гарнизонам.
Когда первый страх перед провалом под лед прошел, необычные боевые действия пришлись дарпольцам по вкусу, особенно от того, что можно было с бывалым видом обучать новоприбывших по «веточной тропе» ратников, что и как тем следует делать. Выходя в поход с четырьмя хоругвями, князь сильно беспокоился, что ему не удастся всем двум тысячам воинам найти подходящее применение. Сейчас это беспокойство исчезло, он даже послан гонца в Заслон за четвертой оставленной там хоругвью. По ее прибытию стал даже отправлять «ветеранов» на недельный отдых в Озерцо, стараясь пропустить через новый военный опыт, как можно больше ратников. Разрешил ступить на лед и «юницам», к их полному удовлетворению от собственной отваги.
Движение вглубь реки, между тем, продолжалось. На хазарской карте указывалось, что где-то здесь широкий треугольник большой дельты переходит в дельту узкую, которая потом тянется на триста верст до самого Ирбеня. И было бы просто замечательно своими островными крепостицами перерезать ее здесь, располовинить, так сказать, тудэйские земли и заодно проложить более короткий путь в столицу Хазарии, без долгого объезда через Ирбень.
На каждом захваченном жилом острове дарпольцы сооружали небольшую сторожевую вышку, чтобы видеть вдаль выше шапки деревьев. И дозорный, влезший на такую вышку на третьем острове сообщил, что видит конников. Это могло означать лишь правый коренной берег Итиль-реки. Удвоив усилия, передовая сотня двинулась дальше на юго-запад и наткнулась на большое тудэйское городище, которое решились защищать все его жители. Издали хорошо было видно до трех сотен вооруженных луками, копьями, вилами и косами мужчин и женщин, что спешно рубили по краю острова завал из деревьев и кустов. Протоки в пятьдесят саженей отделяла их остров от остальных островов, что делало прямой приступ весьма кровозатратным.
Впрочем, нападать Рыбья Кровь не спешил – для этого у него имелся Ратай, пускай сооружает Большие пращницы и берется за неторопливое и последовательное разрушение тудэйского городища. Не беда, что под рукой нет хороших камней, зато вокруг сколько угодно напиленных чурбанов, которые со страшной силой могут обрушиться на хлипкие дома тудэйцев. Несколько отрядов тем временем заняли боковые не жилые острова.
Действия двух пращниц в течение трех часов хватило, чтобы из городища был послан белобородый переговорщик с вопросом, чего хочет грозный Князьтархан Дарник.
– Ничего. Вы только все должны покинуть свой остров, оставив в целости весь свой скот, припасы и имущество, – отвечал старцу по-хазарски князь, с любопытством глядя на обувку посланца. Вместо неуклюжих снегоступов к подошвам войлочных сапожек тудэйца были прикреплены тонкие дощечки, лишь вдвое увеличивая площадь его ступней, но и этого было достаточно, чтобы он уверенно и быстро вышагивал по льду.
– Если мы все оставим тебе, то мы погибнем от холода и голода.
– У вас есть свой князь, который должен о вас позаботиться. Если вы не уверены, что он даст вам кров и еду, то тогда переходите в мои владения, где каждый получит кров и еду. Целый год будете жить и работать в моем княжестве, а потом сами решите, оставаться со мной, или вернетесь назад на свои острова. Непокорные люди работают очень плохо, поэтому силой удерживать вас никто не будет.
– Но мы умеем только ловить рыбу и выращивать свои сады.
– Мне нужны хорошие работники, поэтому я найду занятие, которое вам подойдет.
– А что будет с нашими женщинами?
– Замужних женщин никто из моих воинов тронуть не посмеет, на незамужних они возможно захотят жениться, но только с разрешения родителей невесты, – заверил переговорщика Рыбья Кровь.
– И никому руки рубить не будешь? – все еще сомневался старец.
– Я рублю руки только тем, кто сопротивляется.
Чуть подумав, переговорщик попросил Дарника дать клятву при своих воинах и воеводах, что не причинит вреда уходящим из селища жителям.
– Клянусь всеми моими победами и походами, что ни я, ни мои воины не причинят вреда тем, кто уйдет с острова без имущества, – пообещал князь.
Старец удалился, а Рыбья Кровь послал по отрядам строгий приказ уходящих тудэйцев не трогать. Вскоре от жилого острова отделилась группа стариков и старух человек в двадцать, которые держа в руках вилы и косы осторожно прошествовали речным рукавом мимо двух островков, с которых на них пялились дарпольцы.
Едва скрылись старики, из селища выступил полусотенный отряд людей семейных: вооруженные копьями, острогами и топорами мужи тонкой цепочкой охватывали идущих в середине жен и детей. За вторым отрядом последовал еще более многочисленный третий отряд. И не успел он еще миновать дарпольские «ворота», как им вслед потянулся последняя, самая большая группа жителей.
– Неужели так никому ни одной руки не отрубим? – мрачно шутил за спиной князя Корней. – Или ты всех тудэйцев уже совсем простил?
– Хорошую месть вынашивают как ребенка девять месяцев, немного потерпи и все увидишь, – в тон ему отвечал Дарник.
В захваченном городище добыча оказалась неожиданно богатой. В описи составленной дотошными писарями присутствовали даже шелковые ткани с серебряными блюдами, не говоря уже о большом количестве самого разного скота. Особый праздник был для Ратая: полсотни тудэйских снегоступов, две ромейских лебедки с железными шестернями, полдюжины тюленьих лодочек, три весельных струга и аж пятнадцать больших плотов с постройками – передвижные летние жилища камышовых людей. А самое главное, что противоположная сторона острова выходила ни много ни мало на главное русло Итиль-реки, за которой лежала уже Хазария. Сам остров протянулся узкой полоской вдоль реки на добрую версту, тут было достаточно места и для пастбищ и для огородов. А полсотни свайных домов убедительно намекали, что лучшего места для собственного городища и не придумать. Самое замечательное, что воеводы сами указали князю на это.
– Тут даже колесницы с камнеметами можно посылать из края в край, – высказался хорунжий Потепа.
– И свое собственное торжище можно открыть, – поддержал Корней.
– Ну тогда бери и воеводствуй, – предложил Дарник Потепе.
– Оставишь мне пару ватаг юниц, так запросто, – согласился хорунжий.
Корней сходу и название крепостице придумал: Потеповка.
Так, зубоскаля, они определили стратегию всего зимнего похода: вгрызаться в острова и никому не уступать ни пяди захваченной земли. Разногласия были лишь по количеству войска. Для полной надежности на линии Потеповка-Озерцо необходимы были не меньше тысячи воинов, но расчет показывал, что припасов едва хватит на одну хоругвь и то при постоянном снабжении из Заслона. Но Потепа не унывал:
– Здесь нужно иметь два кулака: три сотни ратников в Потеповке и две сотни в Озерце, промежуточные малые гарнизоны можно до весны убрать. Потом ты мне пришлешь десять лодий и еще людей, и летом мы закрепим уже всю линию.
Князю оставалось только согласиться. Его подсказка касалась малого:
– Чтобы не было праздного времени занимайтесь углежогством. Уголь и Заслону и Дарполю всегда будет нужен в любом количестве. И помни о половодье, возводи насыпи.
В Потеповке были также собраны все захваченные плоты с челнами и стругами и обратным ходом были переправлены все коровы со свиньями, козами и овцами. Возражений от новых зимовщиков почти не было: сколько той зимы вообще осталось, да и восемьдесят юниц с двумя десятками мамок вполне могли взбодрить две с половиной сотни островитян.
Дарник тоже был рад подобному обустройству Потеповки, которое позволяло ему вполне достойно завершить зимний поход и вернуться в столицу. Да и повод имелся вполне уважительный. Гонец привез сообщение о возвращении к Дарполю трех улусов Черной Орды, которые сполна выплатили залог за своих сыновей и изъявили готовность к переходу под руку яицкого Князьтархана.
– Так и наши пять улусов Калчу должны тоже определиться, ведь ты давал им на раздумья год, который, между прочим, и закончился, – напомнил князю Корней. – Те же тюргеши не сегодня-завтра тоже могут нагрянуть.
И все равно покидать потеповскую хоругвь было крайне совестно. С повышенным усердием весь световой день носился Дарник по Потеповке, указывая, где возводить гнезда для камнеметов и Больших пращниц, следил, как переправляют на остров пять колесниц с десятью лошадьми, смотрел за возведением кузницы, причала для лодий, первого Длинного дома на сваях. Корней, понимая настроение князя, подначивал:
– Ведь скучаешь же по своему Курятнику. Так и скажи, и все тебя поймут.
Князь действительно скучал, причем
