должен был сделать, а вы делайте то, что считаете нужным, – упрямо гнул свое Алекс.
То, что парень с характером, Стас подозревал с самого начала, но никак не думал, что это может вызвать в нем самом скрытое восхищение. Защита от смертельной опасности девушки и не желание отказываться от фамилии родителей. Сразу захотелось и самому совершить нечто неординарное и равное этому.
– Хорошо, я пожалуй, сделаю, как ты мне посоветовал. Только учти: любая ложь, особенно в нашем деле, имеет свойство разрастаться в огромный снежный ком, который потом погребет тебя с ручками и ножками.
От этого нравоучения Копылов неожиданно повеселел.
– А нас, наоборот, в интернате учили, что ложь это самое лучшее упражнение для развития интеллекта – всегда надо помнить и учитывать, что ты прежде и кому говорил.
– Ну что, освобождай стол, начнем занятие.
Алекс был слегка разочарован столь резким переходом. То, что он не сказал бы по самому жесткому допросу, сейчас само рвалось наружу. Да и кому другому вообще стоило признаваться.
– Это куда? – указал он на пистолеты и документы.
– Куда хочешь, – Стас пожал плечами.
Алекс сгреб «трофеи» и сунул их в нижний ящик секционного шкафа. Инструктор достал из портфеля и положил на стол очередное учебное пособие: иллюстрированное издание по языку жестов. Однако курсант не слишком рвался приступать к учебе.
– А подробности стрельбы вас не интересуют?
– Зачем? Я же как будто ничего не знаю.
– Чтобы выставить мне профессиональную оценку.
– Ну разве что ради этого, – великодушно разрешил Стас.
И Алекс со всеми подробностями рассказал, как его озарило вызывающе одеться, купить велосипед и стрелять, не сходя с седла. Увы, инструктор от его находчивости в восхищение не пришел.
– Тебе повезло, что они не рассредоточились и не прикрывались девушкой.
– Зато тупо смотрели, как я рулю мимо них до критического расстояния.
– А если бы велосипед в какую рытвину попал?
– Ну не попал же.
Инструктору захотелось еще больше охладить Алекса.
– И все-таки почему ты меня не предупредил о своем отъезде?
– А то вы бы меня пустили?
– Или поехал бы вместе с тобой.
– Ого! Об этом я как-то и не подумал. За это прошу прощения.
– Ладно, забыли. И так массу времени потеряли.
И они приступили к занятию.
Перед уходом Стас все же смягчился и пообещал, что наведет справки про этих топтунов. При этом снова в их документы заглядывать не стал. Неужели даже номера и прописку в паспортах запомнил, уважительно удивлялся Алекс.
Но чтобы последнее слово все же осталось за ним, он, провожая инструктора до двери, как о чем-то незначительном произнес:
– Кстати, спасибо, что спасли мне жизнь. Если бы вы тогда не захотели устроить мне выволочку, я бы тут на полу совсем истек кровью.
– А тебе спасибо, что ты хоть это понимаешь, – так же полушутя отозвался Стас.
19
В своем служебном кабинете Яковенко в присутствии Стаса читал его отчет о Дмитрии Волкове. Дочитал и положил листки в папку с надписью «Валет» – таков был оперативный псевдоним Алекса. Выдержав солидную паузу, подполковник спросил: – Так, что все-таки случилось с нашим парнем? Пулевое ранение это не шутки.
– Говорит, обычные бандюганы.
– Не пойму кто темнит: ты или он?
– Ну я ведь должен как-то прикрывать парня. Даже милиция не стала расследовать, что и как.
– Милиция может и не расследовать. Но мы должны знать точно.
Было бы проще, если бы Яковенко прямо обвинил его во лжи и укрывательстве. Но сегодня начальник настроен был заторможено-благодушно. В такие моменты Стас всегда делал ссылку на семейные обстоятельства шефа. У Яковенко в квартире помимо жены и тещи имелось еще три дочки, а это уже само по себе по ту сторону добра и зла, поэтому не удивительно, что в последнее время у начальника отдела все чаще случались подобные моменты прострации: когда он на автомате говорил правильные слова, не слишком вникая в суть сказанного. Самое время было пустить шефа по ложному следу.
– В общем, виноват я. Показал парню несколько приемов против гопников, ну, а он решил проверить их на практике. Отправился гулять по трущобам Васильевского, ну и получил на свою задницу приключение. Хорошо еще, что сам до квартиры добрался, где я его поджидал.
Сказав так, Стас запоздало спохватился, что шеф тут же зацепится за странное ожидание Алекса в его квартире в семь утра. Но Яковенко пропустил эту нестыковку мимо ушей.
– По хорошему надо бы назначить служебное расследование. Ну да ладно, сделаем по-другому: ты махнешь в отпуск, а парня мы на месяцок пристроим в спецназ. Пускай там порукоприкладствует.
– Не вижу в этом особой необходимости.
– Ты не видишь, а я вижу. Будущий офицер ГРУ без армейской службы ноль без палочки.
– Они в интернате насколько я знаю, достаточно интенсивно занимались военной подготовкой.
Яковенко вопросительно посмотрел на Стаса, мол, что за дичь ты несешь: сравнил интернат с настоящей армейской службой.
– Так ведь ранение у него.
– Хорошо, месяц еще подождем, а потом все равно отправим.
Уже выйдя из кабинета, Стас спохватился, что не напомнил шефу их прежний давнишний разговор, что настоящая армейская выправка делает их фабзайцев весьма приметными в обычной гражданской жизни. Оставалось надеяться, что через месяц голос разума в Яковенко все же победит его солдафонскую жилку.
20
Алекс не стал тянуть с новой атакой на «Элис» и как только московские фото были отпечатаны, он отправился на Московский вокзал и попросил проводницу «Невского экспресса» за коробку конфет вбросить в почтовый ящик в Москве два письма: так, мол, для меня быстрей будет.
Первое письмо предназначалось Лавочкину, второе – главе холдинга Аникееву. Содержание их было идентичным. Указывался и обратный отправитель: придуманное Алексом «ЗАО «Элис-Пальмира», что уже интриговало и направляло письма по указанным адресатам без всякой задержки.
Лавочкин вскрыл полученный на свое имя конверт и аккуратно пинцетом, чтобы сохранить возможные отпечатки чужих пальцев вытащил из него полдюжины фото: свои у входа в «Элис», а также фото еще живых Смыги и Грибаева на пустыре (Юля с этих снимков с помощью фотошопа была убрана), еще в конверте имелась большая рисованная карикатура, на которой изображались шагающая старая кляча, наделавшая горку экскрементов, а за ней согнувшихся Лавочкина со своими топтунами, рассматривающих в лупу, бинокль и микроскоп эти экскременты. Дополнял карикатуру портрет Аникеева с Ельциным из кабинета Лавочкина, причем на главу холдинга был надет шутовской колпак с бубенцами. Надпись под карикатурой, сделанная печатными буквами гласила: «Хохочем третий день. Учитесь работать, вернемся – проверим!» Шеф безопасности потряс конверт, из него на стол выпал остро заточенный маленький карандаш.
Услышав открываемые во входном тамбуре двери, Лавочкин быстро сгреб конверт с его содержимым в ящик стола. В кабинет не вошел, а ворвался разгневанный гендиректор «Элиса». Он бросил на стол подчиненному точно такой же конверт с фото и карикатурой, которые тот только что смотрел.
– Это что такое? Как это понимать?
– А карандаш был? – машинально спросил Лавочкин.
– Что?! Карандаш?! Карандаш тоже был… Мало того, что ты не выполнил мое поручение, так еще и это! Все, на покой господин бывший чекист. На покой!.. Чтобы завтра освободил кабинет!..
И уже чрез каких-то десять минут вместо того, чтобы разбираться с неуловимыми гэрэушниками, Лавочкин, собирая свои кабинетные пожитки, стал думать, как получше подставить уволившего его босса.
21
Чтобы совсем закрыть свои московские проблемы, Алекс выпросил у Стаса его неопределяемый мобильник, дабы сделать три звонка: на мобильник Юле, в офис «Элиса» и бабе Дуне в Ивантеевку. Юлю он поймал в момент шопинга в Санта-Крусе и был весьма удивлен ее радостным безмятежным щебетанием, похоже, все трагические жизненные моменты у нее остались далеко позади. В офисе «Элиса» скупо ответили, что господин Лавочкин здесь уже не работает, и это было как маслом по душе. Баба Дуня долгое отсутствие внука объясняла лишь одним:
– Ты бы хоть свою невесту привез мне показать.
– Обязательно привезу, бабуся, – пообещал внук.
Во время своего честного мародерства топтунов Алекс обогатился значительной суммой, состоявшей из рублей, долларов и немецких марок, всего на более чем тысячу баксов, вместе с его московской заначкой это составило почти четыре тысячи «зеленых». Стас видел эти деньги, наверно догадывался и об их происхождении, но никак не стал это комментировать, мол, мое дело сторона. Будет ровно четыре и куплю тачку, решил Копылов и регулярно стал наведываться на местный авторынок, присматривая себе подержанную иномарку.
– А у нас не будет занятий по изготовлению фальшивых документов? – нахально поинтересовался он как-то у инструктора. – Я в Москве с чужими театральными корочками по театрам ходил. Тут тоже было бы неплохо иметь. Да и водительские права на Волкова мне не помешают.
– Я специалист по поддельным американским паспортам, эта мелочевка не для меня, – ответил-пошутил Стас.
И пришлось Алексу идти записываться на водительские курсы.
В таких приятных и волнительных заботах остатки лета промелькнуло для Копылова совсем незаметно, и настала пора вспомнить про легальное образование. Увы, с новым институтом у него как-то не заладилось с самого начала. По сути этот питерский вуз мало чем отличался от своего московского аналога, если в прежнем вузе больший акцент делался на юриспруденцию, то здесь на менеджмент, только и всего, даже досдавать пришлось лишь пару предметов. Зная дремучую нелюбовь россиян всех возрастов и званий к пройдохам и выскочкам, Алекс решил первые несколько дней никак не высовываться: просто вошел уже после звонка в аудиторию, молча занял свободное место и сделал вид, что пришел сюда только, чтобы обреченно слушать преподавателя. Староста группы болел, и некому было задать новичку ознакомительные вопросы хотя бы по долгу службы. Самим же четверокурсникам интересоваться неожиданным хлыщом было чересчур зазорно. Поздоровайся Алекс при входе в аудиторию на следующий день, и все возможно пошло бы как надо, но он опять явился после звонка за пять секунд перед входом преподавателя и никаких приветствий снова не получилось. Впрочем, как Копылов позже выяснил, общие приветствия в их группе вообще не практиковались. Каждый персонально здоровался с двойком-тройкой своих приятелей и приятельниц, не растрачивая себя на остальных присутствующих. Это объяснялось скорее общей усталостью от трех с лишним лет вынужденного коллективизма, чем невежливостью и холодностью. Однако, то, что можно своим, никак не прощалось чужакам. Разумеется, уже через месяц все это немного сгладилось, с Алексом стали общаться, но первое негативное к себе отношение он так и не смог исправить.
Вскоре выяснилась и еще одна причина, по которой ему не следовало сближаться с некоторыми из сокурсников. Прочитав как-то очередной отчет курсанта о его встречах и контактах, Стас сказал:
– Между прочим, твои будущие управленцы на самом деле банальные гопники.
– В смысле уличные грабители? – даже слегка оторопел Алекс.
– Ну да. И тебе будет учебное задание
