последствий это вряд ли останется. Да ладно, как будет, так будет. Конечно, этих двух великовозрастных топтунов можно было просто припугнуть, сделать из укрытия пару выстрелов и сказать, чтобы отпустили его малышку. Но тогда насмарку пошла бы вся его затея с велосипедом и переодеванием. Поймав себя на этой мысли, он сделал неожиданный вывод, что застрелил двух здоровых мужиков в самом расцвете лет из-за того, что ему было жаль потраченных денег на велосипед и пеструю ветровку.
Некоторым оправданием служило то, что топтуны тоже несколько раз выстрелить. Как любили шутить у них в одиннадцатом «А»: чтобы жизнь тайных агентов была героической, их надо время от времени отстреливать. Да и собственная возможная смерть в молодом возрасте уже не представлялась столь нелепой как раньше – ведь две с половиной чужих жизни (включая Николаева) он забрал, следовательно, заплатив за это своим бренным трупом, все равно останется в выигрыше. Мысль о возможном официальном наказании за содеянное тоже посетила его. Он прикинул какое наказание за двойное преднамеренное убийство ожидало бы его в Штатах, и какой детский срок может выпасть здесь, и чуть ли не в первый раз обрадовался тому, что находится не там, а здесь в этой колючей и странно-милосердной России.
Мимо по проходу шла проводница, стройная девица с миловидным детским личиком. Заметила не спящего пассажира и приостановилась.
– Вам плохо?
Алекс не сразу понял, что обращаются к нему. Ее голос словно проходил через ватную подушку.
– Да так, терпимо.
Легким ласковым движением она дотронулась до его лба:
– Да у вас жар! Может в Бологое вызвать «Скорую»?
– Не-не, – испугался он. – Лучше воды и какую-нибудь таблетку.
Она принесла ему аспирин и стакан воды.
Позже подходила еще раз, но он сделал вид, что заснул.
14
Говоря, что в выходные отправляется на охоту, Стас выражался крайне метафорически, называя так свои похождения по женской части. Кто-то ищет женщин по интернету, кто-то по ресторанам или по телефонам массажных салонов, инструктор же Алекса, капитан Стас предпочитал искать донжуанские приключения в райцентрах в 100-150 километрах от Санкт-Петербурга. Причем постельный финал его интересовал не в первую очередь. Будучи сам родом из поселка городского типа, он таким образом словно восстанавливал звено своей прервавшейся полусельской судьбы: «А что было бы, если бы из армии меня не послали делать мою сегодняшнюю карьеру?» Вот и превращался в некоего ностальгирующего командировочного, примеряя на себя возвращение в родимые пенаты. Если не получалось свести знакомство с сорокалетними матронами (20-летние красотки в ностальгию никак не вписывались) поблизости от гостиницы, шел на ближайший вещевой рынок и начинал разыскивать себе ту или иную покупку. Покупка почти никогда не находилась, зато затевался задушевный разговор с той или иной продавщицей. Ночью они, как правило, оказывались с ней в одной постели, то ли в ее жилище, то ли в его гостинице. Роман получался кратким, но весьма бурным. Причем рассуждая со своей пассией о возможной совместной жизни, Стас почти не кривил душой – ему часто хотелось этого на самом деле. Не боялся также показывать даме сердца и свой паспорт без брачного штампа. Правда, когда дама пыталась найти его по указанному в прописке московскому адресу у нее ничего не получалось – да и то сказать, неужели он, специалист по тайным делам, не сумеет себе выправить лишний документ на чужую фамилию.
Такой своей охотой Стас убивал сразу не меньше трех зайцев: во-первых, само утоление сексуального голода, во-вторых, тягу к яркому событию в своей жизни, в-третьих, реализацию хоть в таком виде несостоявшейся карьеры разведчика-нелегала. Острые приключения они действительно случались: и драки с чужими мужьями, и бегство из окна, и разбирательства с милицией, и дикие поступки разгадавших обман женщин. Но даже если не обламывалось вообще ничего, он все равно возвращался в Питер изрядно взбодренным и помолодевшим.
– Григорич, когда жениться будешь? – спрашивали его время от времени сослуживцы.
– Как до лейтенанта разжалуют, так и буду, – отвечал Стас, имея в виду, что именно из-за неудачных браков ему не удалось как следует продвинуться по службе.
Его первая жена Алевтина всем была хороша, вот только завистлива не в меру. По молодости он не придал этому значения, думал, перерастет баба, сию временную глупость. Не переросла. И постоянный ее зудёж об успехах окружающих погрузил Стаса за два года в самую беспросветную депрессию. Последней искрой послужил поход Алевтины к непосредственному командиру Стаса на предмет более хлебного назначения мужа.
Дашу, свою вторую жену, он перед загсом долго испытывал на предмет зависти, в этом плане она оказалась кристально чистой, если допустить, что на свете вообще бывают не завистливые женщины. Зато упустил другой момент: Дашин злой язык. Поначалу ее острые критические замечания обо всем вокруг даже чем-то нравились ему, мол, какую умную и наблюдательную болтушку он приобрел в ее лице! Однако чем дальше, тем невыносимей становилось слушать ее злопыхательства обо всем и обо всех. Всегда выходило, что если из семи миллиардов сокамерников по планете, где-то есть десять порядочных и благородных людей, то это где-нибудь там: в Антарктиде, Новой Зеландии или на Фалерских островах, но никак не ближе. Все же остальные планетарные сокамерники только спят и видят, как напакостить ей, Даше, а заодно и ее мужу. Поняв, что рано или поздно он сойдет от этих разговоров с ума, Стас освободился и от второй домашней мучительницы.
Разумеется, об истинных причинах своих разводов Стас никуда не докладывал: ну кому объяснишь, что у него просто такая хрупкая душа: способна из пулеметов косить врагов, но почему-то не допускающая близко к себе вздорные женские речи. И в результате во всех закрытых характеристиках он объявлялся личностью с нестабильной психикой.
На сей же раз его «охота» закончилась даже не начавшись – на мобильник позвонил подполковник Яковенко и сообщил, что один из фабзайцев Стаса попал за ресторанную драку в милицию, поэтому инструктору пришлось сходить прямо с рейсового автобуса и возвращаться назад в Питер.
Освободив из КПЗ и как следует пропесочив своего ресторанного шалуна, Стас позвонил Алексу: и на домашний и на трубу – никто не отозвался. Запрос в диспетчерскую службу показал, что мобильник Копылова всю ночь с пятницы на субботу и полдня субботы находится строго по адресу своего владельца. Пара дополнительных звонков, и на Московском вокзале дали справку о Дмитрии Волкове, взявшего туда и обратно билеты в Москву.
Возмущение Стаса было столь велико, что он помчался на квартиру Алекса, чтобы дождаться его возвращения утренним поездом в воскресенье. Мобильник Копылова самым нахальным образом лежал под газетой на кухонном столе, словно его действительно забыли совершенно случайно.
И вот без пятнадцати семь утра в двери щелкнул замок и в квартиру ввалился ее хозяин. Стас уже полчаса как не спал, просто лежал в темноте на тахте, укрывшись пледом. Сначала так и хотел, лежачим встретить Алекса, но тот мог почувствовать присутствие инструктора просто по запаху и тогда эффект полной неожиданности не сработал бы. Поэтому Стас неслышно подхватился с тахты, сделал три мягких шага в одних носках и выглянул в прихожую, где, упираясь руками в стену, стоял Алекс в пестрой ветровке.
– А вот ловчить и обманывать совсем не обязательно. Ты будешь за это здорово наказан, – Стас полагал, что его слова прозвучали весьма увесисто.
Алекс не вздрогнул, не замер, а посмотрел на инструктора как на неодушевленный предмет, потом просто повалился на пол и потерял сознание.
15
Письма разосланные Копыловым у замначальника отдела ФСБ подполковника Фролова начали собираться уже на третий день с момента своего вброса в почтовые ящики. Несмотря на все несомненные достижения свободной российской прессы, сотрудники газет понимали, что вещественные доказательства кремлевских тайн лучше сдать добровольно, чем ожидать, когда за ними придут люди в штатском, поэтому, сняв предварительно ксерокопию (в этом сомневаться не приходилось), они с курьером или младшим редактором доставляли опасную корреспонденцию на Лубянку. Некоторые из посланцев даже робко интересовались, могут ли они сей текст как-то у себя использовать.
– Вам сообщат, – сухо отвечал им дежурный офицер.
Поначалу Фролов полагал, что перед ним типичная фальшивка. Если у кого-то есть точные номера неправедно нажитых заграничных счетов, то проще попробовать шантажировать самих получателей шальных денег или, если смелости не хватает, продать некоторые фамилии с номерами счетов криминальным структурам. А вот так просто придать тайное гласности и надеяться, что будет какой-то общественный резонанс – это надо быть каким-то совсем уж малахольным идеалистом. К тому же смущали даты выплат бонусов-грантов почти десятилетней давности.
Но сегодня пришел ответ на запрос в архиве, и результат сразу поменял всю окраску. Точно такой документ в ФСБ семь лет назад сдали бравые гэрэушники – хвала им за верную службу и проявленную инициативу. Теперь пошла действительно веселая игра: узнать, где в настоящее время у гэрэушников протекло? Политическая госбезопасность она ведь такая – должна проверять и своих ближайших коллег.
Чуткие уши Фролова уловили шаги в коридоре, и он рефлекторно накрыл лежащий перед ним текст другим старым малозначащим документом. Дверь кабинета без стука распахнулась и вошел непосредственный начальник Фролова полковник Севрук. Если Фролов своим спокойным аккуратным видом напоминал врача-хирурга, то Севрука его слегка холерический темперамент превращал в театрального актера, которому в каждую секунду его жизни требуется, чтобы слушали и смотрели на него одного.
– Ну, есть какие-либо подвижки? – Севрук пересек середину кабинета и оперся руками о стол подчиненного.
Фролов жестом указывает на кресло. Полковник сделал нетерпеливое движение.
– Изъяли еще два письма, – доложил Фролов.
– Итого: четырнадцать.
– Шестнадцать. Вчера поздно ночью еще два обнаружили.
– Автор? Кто автор? Наверняка зюгановцы.
– Работаем.
– Что-то долго работаете.
– Слухи о нашей вездесущности сильно преувеличены.
– Не очень удачный ответ, между прочим, – заметил полковник. – Можно найти и более вездесущего работника… Ладно, я тоже плохо пошутил. Подробности давай.
Фролов подвел Севрука к большой карте Москвы, на которой в районе Киевского вокзала были вколоты несколько иголок с цветными головками.
– Все письма пришли из трех почтовых отделений. Вот они. А это почтовые ящики, в которые были вброшены сами письма.
– Ну?
– Все это в районе Киевского вокзала. Курьер даже не стал напрягаться, чтобы прокатиться на метро в другой район города. Возможно, просто спешил попасть на обратный поезд или электричку.
– Почему думаешь, что курьер?
– Уж больно по-дилетантски все.
– А почему именно Киевский вокзал?
– Чтобы мы думали, что он прибыл с той стороны, полагаю.
– Но это все равно не отменяет след зюгановцев.
– Боюсь, что здесь совсем другой след, – не
