интернет-газетой?
– Пока подвисла.
– Может к ней бесценных охранников подключить?
Стас с Яковенко переглянулись.
– Шучу, конечно. Пусть тогда наш миллионер возвращается пораньше.
– С боевыми отметинами?!
– А почему бы и нет. Посмотрим, какая стойка у… мелкобритов будет на это.
3
Однако ехать в отель в нетоварном виде Алекс отказался категорически. Сказал Еве везти его в Треххатку. По дороге поинтересовался:
– Ты говорила, что Чипа и Дейла в «Биреме» не любят. Почему?
– Считают их наемниками из горячих точек.
– А это так?
– Алла их и вовсе боится, говорит, что у них глаза убийц. Те рэкетиры ей и то больше нравились.
– А тебя они слушаются?
– Теоретически да, а практически через губу. Но бакалавры ими вроде довольны.
В квартире Алекс первым делом метнулся к ноутбуку – в больнице никакого интернета не было. Письма были только от Даниловны из Штатов, он их отложил на потом. Пока Ева разогревала магазинную пиццу, отправил послание однокашнику Жорке Хазину: «Приезжай, есть возможность хорошо подраться».
С Хазиным его связывали кулачный поединок в первый день пребывания в янычарской школе, совместные занятия по испанскому языку и вылазки в выпускном классе на электричках в Москву, где они развлекались, гоняя скинхедов возле общежития Университета дружбы народов. Жорка был настоящим человеком войны, которому прочили выдающуюся краповую карьеру, но после школы он выпендрился почище Копылова, выбрав вместо военного вуза духовную семинарию, где продержаться ровно год. Потом, по информации полученной от Даниловны (как бывшая староста она ревниво отслеживала пути всех однокашников), подался сперва в Тюмень в нефтянники (поработать руками), потом на Пхукет (оживить свой английский) и на Тенерифе (оживить свой испанский). Через час Алекса отвлек от ужина тонкий писк ноутбука с ответом от Хазина: «Готов выехать хоть сегодня. Пароли и явки».
«Завтра у левого копыта Петра I в 17.00» – отстучал он и тут же пришло:
«Буду в 17.30».
Довольно ухмыляясь, Алекс уничтожил переписку и выключил ноутбук.
– Хорошо с девушкой пообщался? – глянула на кухне поверх чашки кофе Ева.
– Выше всяких похвал.
– Про больницу и персональный отель тоже сообщил?
– Разумеется.
– Ты бы хоть фото своей пассии показал.
– А запросто. – Он не поленился сходить за альбомом, который раньше показывал ей из своих рук. Теперь просто вытащил своей гипсовой клешней спрятанный под фото бабушки Дуси снимок Даниловны.
Отставив чашку, Ева внимательно изучила лицо и стати его одноклассницы, потом протянула руку:
– Давай еще.
Поколебавшись, он достал из-под фото медведя на фоне камчатского вулкана снимок малышки Юли – этакий привет из московского вуза.
– Еще!
Снимок двенадцатилетней Камиллы из Лимона находился под итурупской сопкой.
– Еще!
Хулиганить так хулиганить – он извлек из-под Залива Петра Великого рисунок с ликом самой Евы.
– Прямо альфа-самец ты у нас какой-то. Это все? А Вера где?
– Особо засекречена. Кстати, найди мне ее, Веру Орешину. Ничего не объясняй, просто скажи, что мне очень надо ее видеть.
– Найду, если скажешь, почему такой донжуан.
– Боюсь, мой ответ тебе не понравится.
– Колись давай.
– В основном из сострадания. Согласно непроверенным данным, мечтания о любви составляют восемьдесят пять процентов мыслей молодых девушек. Поэтому оказавшись с любой барышней в закрытом помещении, я тотчас начинаю склонять ее к грехопадению.
– Зачем?
– Чтобы повысить ее самооценку, не свою же. Каждый раз мечтаю, чтобы она оказалась недотрогой и с гневом отвергла мои гнусные притязания, но, увы, недотрог в мире оказывается так мало.
– Вот же паразит! – вознесла она над ним карающую руку, он едва со смехом успел увернуться.
Сполоснув тарелки, Ева засобиралась домой.
– Ты разве не останешься? – заволновался Алекс. – Хочешь, чтобы меня гормоны совсем замучили? Или ничто ревнивое тебе не чуждо?
– Для тебя сейчас это удовольствие не совместимое с жизнью, – отшутилась Девушка Бонда.
– А давай проверим?
– А давай не будем проверять?
– Ну, Ева! Кто меня от гопников защитит? А утром кто завтрак приготовит? – взмолился он. – Можешь отдельно лечь в спальне на надувном матрасе.
– Ага! Чтобы ты ко мне ночью приставать пришел, – легко разгадала она. – А я девушка слабохарактерная, возьму и соглашусь.
– Ну и будет нам счастье.
– Не в этот раз. У меня дома кошка не кормлена и цветы полить надо.
4
На свидание у толчковой ноги коня Петра I Хазин явился совсем налегке, без какой-либо сумки. Алекс стоял чуть вдалеке и имел возможность рассмотреть бывшего дружбана: дорогой прикид, безупречная стрижка, ртутные движения, король горы или сын короля горы. Наконец и Жорка заметил его и вальяжной походкой двинулся навстречу.
– Меняйте походку, за вами следят, – старой шуткой приветствовал гостя Копылов.
– Уже поменял, – Хазин картинно несколько раз припал на правую ногу.
Они не обнимались, ограничились рукопожатием.
– Из багажа только пара свежих носков в карманах?
– Ну почему же, свежий смокинг тоже со мной, – ответил Жорка по-испански и уверенно повел его прочь с Площади Декабристов.
– Что уже и отель нашел? – перешел тоже на испанский Алекс.
– Зачем? Есть родная тетка в большой квартире, но вдруг у тебя что-то получше.
Они вышли к парковке, где на призыв Жоркиного ключа весело откликнулся пятилетнего возраста «Джип Чероки».
– Аренда? – полюбопытствовал Копылов.
– Подарок родичей. Чтобы блудный сынок все же взялся за ум.
Они загрузились в машину. Сзади рядом с большой сумкой лежала гитара в чехле. Алекс тотчас вспомнил, как на выпускном Жорка поразил всех исполнением «Прощания славянки» с иными еще более щемящими куплетами.
– Значит куда? – спросил Хаза.
– Если тетка не напрягает, то к тетке. – Это было явно лучше, чем уже заказанная бронь в чужой гостинице или постой в собственной Треххатке.
Жорка достал карту-схему Питера, точкой обозначил на ней местожительство родственницы и передал карту Алексу:
– Работайте, штурман.
Прокладывая их маршрут по уличной паутине, Копылов обдумывал новый зажиточный статус Хазина. Отец Жорки был военным вертолетчиком, Героем Советского Союза за Афган, сейчас мог быть гражданским вертолетчиком, но тогда вряд ли потянул для сына дорогое авто. Может быть, его мать, она, вроде, была бухгалтером и теперь вполне могла пахать в московской богатой фирме.
О деле дорогой они почти не разговаривали.
– Это из-за этого? – лишь раз кивнул на гипс Алекса Хазин.
– Точно так.
– Бить сильно придется?
– Возможно даже стрелять, – невозмутимо сообщил Алекс.
– И стрелялки есть?
– Что предпочитаешь: «Беретту» с тремя патронами, «Макарыча» с полной обоймой или ТТ с семью патронами?
– Да наверно «Беретту», – был не менее душевный ответ.
Тетя Хазина оказалась весьма хлебосольной. Из-за стола парни встали, лишь поправившись на полтора килограмма. Заодно за час чревоугодия Алекс узнал о Жорке больше, чем за четыре школьных года. Например, что у него не одна старшая сестра, а две и обе глухонемые, причем обе недавно родили по сыну с нормальным слухом. Хазин-старший стал директором СП с немцами, а мама трудилась главбухом в не менее солидном учреждении. Недавно вдобавок к зимней даче на Истре они приобрели виллу в Черногории, не говоря уже о московских квартирах для всех троих отпрысков. Да и приехал в Питер Жорж еще и по командировке от отцовской фирмы.
Все это требовало более развернутой информации и, оказавшись в отдельной гостевой комнате, друзья проговорили с девяти часов вечера до четырех утра. Еще никогда глотка Копылова не трудилась с таким усердием, так что к утру она болела у него не меньше срастающихся ребер. Тут были и интернатские воспоминания, и день сегодняшний, и обмен мнениями обо всем политическом, культурном, спортивном, донжуанском. Оказалось, что подобных разговоров Алексу страшно не хватало, ведь не со Стасом и Евой все это обсуждать. Поражал своими суждениями и сам Жорка. Чего только стоил его ответ на простой вопрос: почему после школы он поперся не в военное училище, а в Духовную семинарию:
– Понимаешь, когда учились, я обо всем этом как-то не думал. А вдруг уже все: бери аттестат и езжай куда знаешь. И я вдруг открыл для себя, что офицер – это человек, посылающий солдат на смерть. Меня сразу как переклинило. То есть, сам по себе я готов идти и взрывать себя гранатой вместе с дюжиной душманов, а других посылать – ни за что! Простые гражданские вузы – это такая тоска! Ну и ломанулся в Сергиев Посад. Было интересно, смогу ли я за месяц превратиться в истово верующего православного. Подделал даже письмо от родителей, что они якобы не возражают против такого выбора семнадцатилетнего сына. Год там все было супер-пупер, а потом как-то все вошло в колею и стало повторяться. Да и мой духовник разглядел, что моя психофизика к послушанию не очень подходящая, мол, свое послушание мирской суеты я еще не исполнил.
Цель своей командировки Хаза тоже не скрывал:
– Отец сватает, чтобы я открыл в Питере филиал его фирмы по продаже немецкой бытовой техники, мол, работа как работа, зато будешь сам себе хозяин. Все это звучит завлекательно, но все равно не то. Чтобы заниматься каким-то делом, мне нужно, чтобы оно было необходимо кому-то еще, как говорится: «Мы с тобой спиной у мачты против тысячи вдвоем». Не хочешь со мной славным лавочником заделаться?
О трех годах после семинарии рассказывал с видимым удовольствием:
– Сменил десяток занятий. Три месяца в Тюмени это было что-то. Сухой закон, кромешное вкалывание, а какие разговоры в вахтовом вагончике! Мужики со всего СНГ. Это были даже «не мои университеты», а моя «аспирантура» о глубинном русском народе. Потом махнул на Пхукет, там с полгода. Сначала в какой-то отельной подсобке с напарником, а потом в тайской общаге, где я был единственным европейцем. И ничего, оказывается, на полтора доллара в день вполне можно жить. За треть гонорара с официальным экскурсоводом-тайцем русские группы обслуживали. Но самое большое приключение было в третий раз, когда я с двумя такими же обормотами перегонял из Находки в Москву по зимнику новый японский внедорожник. Семь суток беспрерывной гонки, Париж – Дакар отдыхают. Один спит, второй за рулем, третий толкает его в бок, чтобы не засыпал.
Алекс в ответ мог поделиться разве лишь своим путешествием на втором курсе московской учебы: Москва – Первопавловск – Итуруп – Сахалин – Владивосток – Москва.
– Еще на стройке маляром как-то повкалывал, – продолжал свою одиссею Хазин. – Даже частные уроки испанского давал, твоя школа. Ну по мелочам еще компьютерством баловался. Мне, кстати, пятьсот баксов за сайт одна питерская фирма должна, завтра поеду вытрясать. Последнее место работы: интернет-страничка у одного малоизвестного, но весьма денежного барда. Ему напрягать свои бардовские мозги в лом, а мне, литературному негру в самый раз.
– Как интернет-страничка! – едва не подскочил со своего места Копылов. – И каждый день что-то писал там?
– Ну да, а что?
– Меняю свою лавочную работу на тебя, на твою интернет-работу на меня.
– И оба друг другу ничего не будем башлять! – хохотал Жорка.
Как-то так получилось, что ни про наследство, ни про «Бирему»,
