I
- Тетушка, ради Бога, не волнуйтесь! – срывающимся от волнения голосом крикнул молодой человек. – Это я, Луи.
- Бок мой! Фотт не ошитала…Што са ранний и неошитанний физитт, мой мальтшик?
Молодой человек невольно улыбнулся. Тетушка всегда говорила с деревенским акцентом, отличавшим простолюдинов из Лотарингии. Луи спешился и подошел к воротам замка Жольни, в котором вот уже пятнадцать лет проживала его тетя Жанна, дама Дезармуаз, сеньора де Тишмон.
Несколько факелов рассеяли предрассветную мглу на зубчатой стене. Послышались голоса и, наконец, со скрипом отворились ворота замка. В сумерках молодой человек узнал тетю - грузную немолодую женщину с круглым мужеподобным лицом. Она куталась в свой старенький шерстяной плащ, под которым носила видавший виды дублет на меховой подкладке.
Тетя предпочитала одеваться как небогатый рыцарь, хотя иногда, особенно по праздникам, наряжалась и в упелянд - одежду благородной дамы.
Хозяйка замка Жольни, сопровождаемая слугами, неторопливо приблизилась к Луи. Из-под капюшона, украшенного еле заметными, вылинявшими лилиями, выбивались седые пряди коротких, жестких волос, которые лет десять назад еще были черными как смоль.
Молодой человек церемонно поклонился, тетушка протянула руку, и племянник почтительно поцеловал ее.
- Закривайте форота, не мешкайте, - повелительно произнесла хозяйка замка, обращаясь к разинувшему рот привратнику.- Шак, посаботся о коне нашего гостя.
Затем она властно взяла молодого человека под руку и повела его в глубь двора к двери паласа, ведущей в ее покои. Когда тетя и племянник оказались в длинной неуютной зале для приемов, дама дез Армуаз жестом предложила Луи сесть и тоном, нетерпящем возражений, приказала:
- Итак, мой торогой Луи, объясните, што слутшилос.
Молодой человек невольно съежился, но потом несколько вызывающе произнес:
- Крестная, я еду сражаться!..
- Так я и снала! – тетя в сердцах грохнула кулаком по дубовому столу. – Кто ше увлёк фас? Неушели этотт грабитель и головоресс де Ксентрай? Неушели фи согласилис присоетинится к его шотлантским убийцам и ломбартским форам?
- Нет, совсем нет, тетушка! – запротестовал молодой человек. – Но я дал слово никому ни о чем не рассказывать…
Дама дез Армуаз раздраженно махнула рукой.
- Эй, кто там! – крикнула она в раскрытую дверь. В проходе возникла фигура дворецкого Гастона, которого – об этом знал молодой человек – звали за глаза Ле-Ша (кот), ибо он был толст и усат.
- Мадам, - склонился в поклоне Гастон.
- Зафтрак тля меня и моего гостя! – громко и отчетливо произнесла тетя, а затем, повернувшись к племяннику, бросила: - Я освобоштаю фас от этого глупого слова. Фи слишите? Я!..
И тетя гордо ткнула себя указательным пальцем в дублет.
- Пойтемте ф галлерею.
Резким движением тетя отбросила капюшон, вновь взяла под руку едва успевшего подняться со скамьи племянника и решительно увлекла его в галерею, под своды, к узкому стрельчатому окну, выходившему на закопченные стены массивного донжона.
- Итак, Луи, говорите правту.
Юноша покраснел.
- Я дал слово…
- Кому? – нетерпеливо спросила дама дез Армуаз.
- Мессиру маршалу, маркизу де Бо-Мануару, у которого я имею честь служить оруженосцем.
- Этому ширному сабийяке? – насмешливо переспросила тетя. – И што ше притумал мессир маршал?
- Он пригласил меня участвовать в пешем поединке тридцать на тридцать против англичан! - гордо выпалил молодой человек.
- Гте? - нахмурилась тетя.
- На поле, обсаженном ракитником, у дуба Ми-Вуа…Это на полпути между Жосленом и Плоэрмелем.
- Фишу, што фам ошень хошется сломатт себе шею, труг мой, – мрачно сказала тетя, -Условия?
- Пощада или смерть! – радостно прошептал юноша, и глаза его загорелись.
- Орушие?
- Меч, топор, молот!
- Фи, конешно, фибрали молотт? – с горькой улыбкой вопросила тетушка.
- Да, разумеется, – гордо ответил юноша. - Я побеждал этим оружием на трех турнирах, один раз в присутствии герцога де…
- Снаю, снаю, - перебила его тетя. – Фи побештали таких ше шелторотих юнцофф, каким являетес сами.
Она с грустью посмотрела в окно:
- Пошему фи согласилис?
- Ну, тетушка, вы же знаете! - горячо воскликнул юноша. – Во-первых, я дал обет отомстить англичанам за смерть деда, убитого при Азенкуре, и отца, погибшего под Ля-Рошелью…А во-вторых, меня не посвятят в рыцари, пока я не побываю хотя бы в одном сражении.
Тетушка резко повернулась к племяннику:
- Но федь это не обитшное срашение! Там бутут бится мастера поетинкофф!.. А не молокососи фроде фас!
Молодой человек обиженно засопел. Тетушка вздохнула:
- Оставайтес стес и штите, сколь би толго я ни отсутствовала.
Дама дез Армуаз повернулась и, еще раз тяжело вздохнув, неторопливо пошла по галерее. Ее короткие седые волосы выглядели как белая шапка, а плотно сбитое тело, закутанное в черный плащ, становилось невидимым во тьме длинного узкого прохода, и, племяннику показалось, что по галерее плыла одна седовласая тетушкина голова.
Молодой человек остался один. Он посмотрел по сторонам, а затем вернулся в залу.
В этом замке Луи впервые оказался пятилетним мальчиком после смерти отца от ран, полученных при победном для французов штурме Лярошели. Мать Луи дез Армуаза часто и подолгу болела, и его воспитанием занялась тетушка, бывшая к тому же его крестной.
Что случилось с дядей, мужем дамы дез Армуаз, благородным рыцарем Робером, Луи толком не знал. Как-то дворовые проговорились, что лет пятнадцать тому назад дядя тронулся рассудком и ушел в монастырь. С тех пор о нем ничего не было слышно.
Между тем Луи быстро привязался к тетушке, заменившей ему всю родню. Правда, поначалу он не взлюбил свою воспитательницу, требовавшую от него беспрекословного послушания и наказывавшую за малейшие проступки. Тетя Жанна заставляла его поститься, исповедоваться в замковой часовне ныне покойному капеллану отцу Жерому де Паскерелю, принимать святое причастие, зубрить молитвы и читать Святое Писание, наводившее на мальчика тоску.
Маленький Луи в отместку издевался над тетушкиным полунемецким произношением и изредка жаловался матери. Однако мать, почему-то панически боявшаяся сеньоры де Тишмон, лишь умоляла сына не противиться крестной. Года два спустя матушка тихо скончалась, и мальчик окончательно перебрался в мрачный замок Жольни, тяжело нависавший над долиной сонного Мозеля.
Между тем положение сироты определенно изменилось к лучшему после того, как Луи исполнилось восемь лет. Тетя выучила его верховой езде, и каждое утро они, в сопровождении немногих слуг, выезжали на длительные прогулки в живописную долину, над которой возвышались башни замка Жольни. Случалось, что целыми днями тетушка и племянник охотились на кабанов, а иногда им удавалось забить даже оленя! Впрочем, у тети были отличные соколы, и соколиная охота всегда приносила им жирных перепелов.
Собираясь на охоту, крестная одевала мужское платье – красивый короткий жакет из парчи с золотыми нитями на белой атласной подкладке – без посторонней помощи садилась на вороного скакуна и гордо возглавляла кавалькаду. Луи поражало и восхищало ее умением ездить верхом.
Дальше было еще интереснее: дама дез Армуаз приказала изготовить для себя и племянника тяжелые деревянные мечи и щиты. Она терпеливо обучала Луи искусству фехтования. Видя, что уроки не дают желаемого результата, тетя однажды положила в руки десятилетнего Луи один из боевых молотов своего супруга. Каково же было ее удивление, когда племянник выказал превосходную восприимчивость к этому виду оружия. Он быстро овладел всеми приемами, которые показала ему тетя, и ей пришлось выписывать мастеров из Меца, Нанси и даже Кельна, где у нее был «труг», граф Варнембург, родственник покойного герцога Жана Люксембургского.
Вооруженный молотом, мальчик творил чудеса и не раз ставил в тупик своих учителей и опытных бойцов, проводивших с ним потешные поединки. Эти мастера разводили в восхищении руками, безмерно удивляясь сноровке еще не окрепшего, угловатого юноши.
Пораженная ловкостью племянника, тетя буквально расцвела. Религиозное воспитание Луи она препоручила стараниям доброго отца Мартина – монаха-францисканца и капеллана Роже, сменившего в замковой часовне усопшего отца Жерома, а сама с удвоенным рвением принялась учить мальчика рыцарским играм: в кантен и в кольца. Луи мог часами нанизывать тяжелые деревянные обручи на столь же тяжелый деревянный меч, метать дротики в столб, стрелять из арбалета.
Когда молодому человеку исполнилось пятнадцать лет, дама дез Армуаз стала наставлять его в правилах поведения в благородном обществе и учить танцам. Она позволяла племяннику выпивать немного вина, а потом шла с ним и пажами водить хороводы и петь рыцарские песни. Это было прекрасно! Луи просто обожал свою тетю: она заменила ему не только матушку, но и отца и брата, умершего еще в детстве, и друзей, которых у него не было в юности.
Единственное, что злило крестную и доводило ее иногда до бешенства, так это естественный интерес племянникам к женщинам, общества которых (тетя, разумеется, была не в счет) юноша был лишен. Стоило ему бросить взгляд украдкой на какую-нибудь крестьянскую девушку, оказавшуюся в замке, как тетя выгоняла ее в шею, а затем заставляла Луи молиться и поститься в течение долгих вечерних часов. Перед сном она изводила племянника длинными историями-наставлениями и приводила ему пагубные примеры разврата знати и страшных кар, которые настигали ее представителей, погрязших в играх с дьяволом, прелюбодеянии и кровосмешении…
Молодой человек, сам того не замечая, с удовольствием предался воспоминаниям. Он не видел тетю почти полгода – с тех пор, как она нашла ему место у мессира Годефруа графа д’Аржантийона, служившего Орлеанскому дому. Но воспоминания неожиданно прервались, и юноша с печалью подумал о том, что крестная заметно постарела, утратила восхищавшую его легкость и грацию движений...
Между тем время шло. Ле-Ша топтался в дверях, не смея, видимо, доложить о том, что завтрак готов, а дама дез Армуаз всё не появлялась. Луи начал волноваться, не случилось ли чего с его любимой тетей.
Наконец, дверь в конце посветлевшей галереи отворилась, и он увидел ее - даму дез Армуаз, сеньору де Тишмон. Лицо тети было бледным, а глаза красными, заплаканными. Крестная, однако, казалась спокойной и умиротворенной.
- Потойтите сюта, труг мой, - сказала она и улыбнулась племяннику той обезоруживающе доброй улыбкой, которой одаривала только его одного. – Поцелуйте этот лик, - тетя подняла иконку святого Михаила Архангела. Племянник повиновался.
- Благослофляю фас. Фи потт охраной Госпота нашего, мой торогой Луи. Уповаю на Бошью помошш и натеюсь, што фсё бутетт хорошо.
Тетя отвернулась и закрыла лицо левой рукой.
- Не плачьте, мадам, - пробормотал Луи.
Тетя резко повернулась к молодому человеку. Ее заплаканное лицо вновь осветила удивительная, почти детская улыбка. Дама дез Армуаз отложила иконку и сняла с безымянного пальца левой руки массивное серебряное кольцо.
- Фотт, фозьмите на память от меня.
Луи принял кольцо. На нем было выгравировано: «Иисус + Мария»; имена разделял крест тамплиеров.
II
Лучи неласкового декабрьского солнца с трудом
