"Жанна-девственница". А еще через несколько месяцев ее, Аннетту Ля-Русс и брата Жерома вновь перевезли в захолустную деревушку Домреми, в которой и было-то всего тридцать четыре двора да приходская церковь.
Предупрежденные о ее приезде, супруги д"Арк, их дети, сияющая Овьетта, да почти вся деревня от мала до велика, высыпали навстречу "простой пастушке", прибывшей вместе с братом Жеромом в сопровождении десяти конных арбалетчиков.
Жанна ничуть не смутилась, увидев кланяющихся крестьян. Она непринужденно спешилась, чмокнула в щеку оробевшую Овьетту, потрепала за вихры любимца "семьи" Жана-Малыша, расцеловалась с многочисленной "родней", включая родственников "матушки" из соседней деревни Грё, небрежно кивнула всем остальным селянам и вместе с Жеромом и служанкой скрылась в просторном доме церковного старосты, где отныне и поселилась. На следующий день она, прихватив с собой дары, пришла в "родительский дом". Странная это была встреча: так владетельная сеньора удостаивает своим посещением осчастливленных и облагодетельстованных ею бедных родственников. Впрочем, возвращение в деревню не стало тягостным ни для Жанны, ни для обитателей Домреми, каждый из которых получил в тот день по несколько су.
Жизнь в деревне текла, как обычно. Крестьяне быстро привыкли к тому, что Жаннетта д'Арк - благородная дама - они гордились этим. А девушка, предпочитавшая с тех пор носить пажеское платье и стричь волосы "под горшок", как она к тому привыкла в Вокулере, имела обыкновение пропадать со своими арбалетчиками на охоте. Вечерние часы она посвящала гулянию с Овьеттой и длительным беседам с братом Жеромом. Кроме того, Жанна много молилась и, как всегда охотно, посещала церковь Святого Реми. Если в положенное время не звонили в колокол, девушка находила звонаря и строго выговаривала ему за это.
Так, лето и осень проходили в деревне, а с Рождества до Пасхи Девственница находилась в замке Вокулер, где вместе с пажами совершенствовалась в умении владеть оружием и искусстве управлять войском.
До часа, предсказанного братом Жеромом, оставалось долгих восемь лет.
V
- Тетушка, слава Богу, я всё вспомнил! - улыбаясь, выпалил молодой человек при виде дамы дез Армуаз, входящей в его комнату под сводами.
- Што ше фи фспомнили, торогой труг? - с доброй насмешкой спросила тетя, подавая для поцелуя руку. Племянник не без труда поднялся на ноги, благоговейно взял тетушкину ладонь и церемонно ее поцеловал.
- Я бился с англичанами, - неуверенно сообщил юноша, - и мы победили!
- А кто, скашите на милост, салепил фам топором ф лоб? - со своей всегдашней сниcходительностью осведомилась тетя.
Племянник сконфуженно пожал плечами и почесал рубец в верхней части лба.
- Фисдоравливайте скорее, труг мой, - сердечно сказала тетушка. - Ми штем фисоких гостей.
- Кого же? - полюбопытствовал племянник.
- К нам пошалуетт, если не опманетт, красафчик Шан, граф те Тюнуа, те Лонгвиль, те... те...Порсеан, или попросту монсеньор Орлеанский Бастарт! - с неуместной, как подумалось племяннику, фамильярностью заметила дама дез Армуаз.
Молодой человек недоуменно вскинул глаза:
- Как, его тоже прозвали красавчиком?
Тетя, видимо, была в хорошем расположении духа. Она похлопала племянника по плечу:
- Он фесь ф батюшку, слотейски убиенного герцога Луи: хорош собой, пьяница, трачун и бабник!
- Кстати, тетя, - решил воспользоваться моментом племянник, - вы не закончили вашу повесть о Жанне-девственнице.
- А рассказиватт, собственно, не о тшем, - лицо тети стало серьезным. - Фи и так фсё снаете.
Тем не менее тетя продолжила свою историю.
- Минуло толгих фосем лет, и фотт на Феликий Пост капитан те Ботрикур послал са Шанной...
- Минуло долгих восемь лет, и вот на Великий Пост капитан де Бодрикур послал за Жанной. В замке Вокулера ей показали портрет ее родного брата, дофина Шарля, который размещался тогда со своим двором в городке Шинон-сюр-Марн. Деве описали, как выглядит дофин: он тщедушен, невысок ростом, припадает на левую ногу. Седой капитан очень подробно рассказал Жанне о делах королевства и бедствиях Орлеана. Впрочем, Дева была и без того хорошо осведомлена благодаря стараниям брата Жерома.
Показали ей и изображение другого ее родственника - сводного брата Жана, пригожего любимца дам монсеньора Бастарда Орлеанского, находившегося тогда под обложенным англичанами Орлеаном.
Бастард, задумавший отбить у годонов провиант для войска, потерпел обидное поражение на подступах к городу, был ранен и молил Бога, чтобы горожане не сдались англичанам или не перекинулись на сторону бургундцев. А его отчаявшиеся и голодные подданные - Бастард отлично понимал это - готовы были пойти и на то, и на другое. Люди Бастарда перехватили письмо осажденных Филиппу-Бургундцу, в котором умоляли герцога взять их под свое крыло. Сдача города, означала не только потерю Орлеанским домом части своего апанажа, но и крушение всех надежд дофина Шарля: бежать ему больше было некуда, ибо Орлеан являлся ключом к сердцу Франции, еще не растерзанному жадными лапами англичан.
Для спасения дофина, собиравшегося бежать в Испанию, требовалось чудо, и чудо свершилось. Кто-то из мудрых советников Шарля - уж не теща ли дофина Иоланда, герцогиня Анжуйская, а, может быть, всесильный в то время мессир де ля Тремуй? - напомнил об откладывавшейся на крайний случай ставке на Девственницу. Ставку - словно в игре в тарок! - сделали, за Девственницей послали, и она спасла королевство!
Жанна, встретившись по пути - это произошло в Нанси - с престарелым герцогом Лотарингским (старый греховодник подумал, что она - обыкновенная лотарингская знахарка, которая исцелит его подагру!) и попеняв ему на его бесстыдную связь с любовницей, от которой он прижил семерых детей, явилась в Шинон.
Там она без труда узнала своего нерешительного и недоверчивого брата-дофина, хоть и короновавшегося в Пуатье, но не признанного королем даже своими подданными. Это и не удивительно. Народ знал, что миро, которым мазали всех французских королей, начиная с Хлодвига, хранится в Реймском соборе, и только в Реймсе коронуют "истинных" королей Франции.
Не составило ей большого труда разобраться и в том, кто в королевском совете вершит делами: разумеется, это были властная герцогиня Анжуйская и хитрый интриган мессир де ля Тремуй. Деве в ту пору все удавалось - ведь ее вела Десница Господа нашего!
Жанна в течение двух недель смогла убедить короля и его разряженного в бархат советника в том, что следует, во-первых, рассказать простолюдинам о Девственнице и ее предназначении; во-вторых, бросить все силы на Орлеан и снять осаду, а затем, в третьих, пройти, не опасаясь бургундцев, в Реймс, дабы миропомазать Шарля на царство и, в соответствии с вековыми традициями государства, возложить на его голову венец французского короля. Жанна, как, между прочим, и ее отец, герцог Луи, обладала чудесным даром провидения и убеждения. Однако нельзя умолчать и о помощи одного из придворных, члена королевского совета ученого мужа Жана Эро, поведавшего дофину о том, как пророчица Мария из Авиньона явилась однажды к безумному королю Карлу и заявила, что ей были видения о разорении и бедах Франции.
«Среди прочего она видела, - взволнованно поведал благочестивый Эро, - что ей предлагались различные доспехи. Испытывая ужас при виде сверкающих лат, названная Мария боялась, что ее заставят их надеть, но ей было сказано, чтобы она не боялась, ибо эти доспехи будет носить не она, а некая Дева, которая явится после нее и избавит королевство Французское от его недругов». Дофин был поражен и приказал распространить этот рассказ среди жителей Орлеана и воинов, коих он решился передать в распоряжение Девы для удара по врагу.
Всё так и случилось. Народ ждал знамения, народ его получил!
Бастард живо написал осажденным о скором пришествии Девы, призванной самим Господом победить "лучников", спасти город и королевство, припомнив при этом и пророчество какого-то Мерлина насчет того, что Дева выйдет из дубового леса и принесет бальзам для ран; что возьмет крепости и своим дыханием иссушит источники зла; что прольет слезы жалости и наполнит островную родину англичан ужасным криком.
Дофин даровал Жанне герб, стяг, штандарт, золотые шпоры, доспехи за целых сто ливров, святой меч Фьербуа, свиту и семь тысяч человек. Комиссия богословов из Пуатье выдала разрешение на ношение Жанной мужской одежды. Всё остальное Дева сделала сама.
О, что за счастливые мгновения пережила тогда Девственница! Пожалуй, самым упоительным временем для нее оказалась даже не коронация в Реймсе, а те дни и ночи, которые последовали за разгромом врага под стенами Орлеана. На всю жизнь запомнилось ей торжественное вступление ее армии в этот измученный осадой город.
До утра еще было далеко, но городской сенат и все горожане выбежали на улицы. Звонили во все колокола. Монахи, как по команде затянули 'Te Deum Laudamus'. Люди подбегали к восседавшей на своем вороном жеребце Жанне, целовали ее рыцарскую перчатку, края плаща и полы белого, расшитого лилиями парчового кафтана - даже древко копья и кожу поводьев, даже сталь наколенников и золото шпор, даже гриву и круп ее скакуна. За Жанной, обнажившей легендарный меч Фьербуа, которым она салютовала толпе, следовал ее могучий оруженосец Жан д'Олон со стягом Девственницы, дарованном ей дофином: на белом поле красовался лазурный щит с двумя золотыми лилиями, мечом и короной.
Вслед за оруженосцем гарцевали довольный собой красавец-Бастард и капитаны с факелами: лихой де Ксентрай, хитрый и жестокий хромец де Виньоль, прозванный за свою гневливость Ля-Ир (гнев), своевольные гордецы-братья де Шабанн, а за всеми ними медленно шагал, даже не шагал, а словно плыл под пронзительные и веселые звуки волынок, игравших торжественный марш Брюса, шотладский полк мессира Арчибальда Стюарда, графа д'Обиньи.
Горожане словно обезумели от счастья. Они во все горло кричали: 'Да здравствует благородная принцесса Орлеанская Девственница!'
Узнав о поражении годонов под Орлеаном, Бургундский герцог Филипп разинул от удивления свой кривой рот, а герцог Бедфорд - английский регент в Париже - кусал локти и не знал, что предпринять. В итоге они обозвали Жанну 'арманьякской потаскухой', которую ожидает костер. Бедфорд даже написал дофину продиктованное Кошоном письмо, где пожаловался на "бесноватую, потерявшую стыд женщину, одетую в мужскую одежду, и распутную".
Однако чем больше они поносили Деву, тем хуже им становилось. Страна всколыхнулась и забурлила. В захваченной англичанами Нормандии начались мятежи. Пламя восстаний охватило Шампань. Победоносная армия Жанны наносила врагам один удар за другим. Погиб первый английский стратег граф Солсбери, за ним - сменивший его сэр Джозеф Гласдейл. А победа при Патэ, когда один английский полководец - сэр Джон Фастолф - позорно бежал с поля боя, а другой - благородный Джон Талбот - был Жанной пленен, поразила весь христианский мир!
Народ боготворил Девственницу, а знать завидовала ее успехам. Завидовали и 'славные' военачальники: не раз битые врагом сумасброды-братья
