де Шабанн, лихой разбойник Жан де Ксентрай и хитрый хромец, имевший к тому же бешеный нрав, гасконец Этьен де Виньоль. Завидовал даже сам Орлеанский Бастард, слывший не только страстным любовником и душой веселых пиров, но и опытным полководцем. Он утверждал, а капитаны подтверждали, что Жанна, дескать, ничего не смыслит в тактике и не умеет применять артиллерию.
Да что говорить, если ей завидовал сам король, непостоянный, недоверчивый и нерешительный! Однако душой предательства был, разумеется, мессир де ля Тремуй, настоявший на том, чтобы отнять у Жанны армию. Деву поблагодарили и отставили от дел. Под ее началом оставался отряд в триста наемников: верных шотландцев и вороватых ломбардцев во главе с разбойным капитаном Бартоломео Бареттой...
Правда, щедрый король даровал ей тогда дворянство и нарек Жанной дю Лис - королевской Лилией!
Таковы мужчины, племянник! Как только они сообразили, что нужда в Жанне миновала, а ореол ее великих побед грозит затмить тусклый блеск их дутой славы, они с удовольствием и без малейших угрызений совести, сдали Девственницу бургундцам, а те за деньги англичанам. Их, французских полководцев, можно было понять: Дева не позволяла им грабить и обирать простой народ!Однако недаром говорят "Ищите женщину": за всеми этими господами, я уверена, стояла умная, циничная, злопамятная интриганка Иоланда Анжуйская, королевская теща, сумевшая устранить де ля Тремуя, а затем предавшая Деву и ее великую миссию.
Голоса предупредили Жанну о предательстве. "Такова воля Божья, - утешали они. - Создатель посылает тебе испытание. Крепись, Дева, мы поддержим тебя!"
Девственнице пришлось выпить до дна горькую чашу унижения и позора.
Под Компьеном, где ее дважды предали, солдатня Лионеля де Вандонна, бургундского вассала, сорвала с нее парчовый кафтан и дорогие доспехи, отобрала золотые рыцарские шпоры, драгоценности и великолепного вороного жеребца, подаренного ей в Нанси Лотарингским герцогом. Воины с гоготом тыкали в нее, обнаженную и израненную, своими грязными кровавыми руками.
Потом, в Руане, эта хитрая продажная лиса, Пьер Кошон, председатель церковного суда, которому предали Жанну, втолковал тупоголовому регенту Бедфорду и его чванливому сподвижнику Ришару де Бошаму, графу Уорику, что Девственница не может быть ведьмой, ибо любая ведьма отдается на шабаше Сатане. Бедфорд распорядился проверить, доподлинно ли Жанна - дева, и его жена Анна, дочка трусливого Жана 'Бесстрашного', вместе с другими знатными дамами и руанским врачом де ля Шамбром подтвердили, что девственность заключенной не нарушена. Тогда, некто, вопиющий ныне в адском огне, повелел двум тюремщикам войти в темницу, где в оковах содержалась Жанна, и изнасиловать ее. Боже праведный, что они с ней сделали! На ее лице, всем теле не было живого места - это был один огромный кровоподтек!
Многое свидетельствует о том, что инициатором этой гнусности был приспешник Кошона и составитель обвинения Девы в ереси фискал Жан д'Этиве, умерший вскоре от проказы. Труп его нашли в сточной канаве неподалеку от Старой площади Руана. Так карает Господь великих грешников!
Тех же, кого Господь любит, Он спасает! Ибо нарушить девственность Жанны тюремщики не смогли! Врачи вновь подтвердили непорочность закованной в цепи узницы! Что касается негодяев-насильников, то один, после "сожжения" Девы в Руане, сошел с ума, а другой допился до белой горячки и вскоре умер...
Видя, что насильники ничего не добились, взбешенный д'Этиве, никогда не упускавший случая оскорбить и унизить Девственницу, повадился водить ее в подвальное помещение, где руанский палач Лепармантье пытал узников. Но голоса укрепили Жанну, и она гордо сказала палачу, что тот может сломать ей руки и ноги, но не добьется признания в ереси. Кошон и д'Этиве, предложившие подвергнуть Деву пыткам, "дабы узнать правду о ее измышлениях", как ни старались, не смогли добиться от членов церковного суда разрешения на это греховное деяние! Даже прибывший из Парижа представитель Верховного инквизитора не посмел санкционировать пытку!
Тогда ее стали морить голодом, а однажды накормили тухлой рыбой, из-за которой у нее три дня не прекращалась кровавая рвота. И вот, в один из погожих весенних вечеров, - это случилось в мае, накануне праздника Святой Троицы, за три недели до оглашения смертного приговора, - в темницу к ней, обессиленной и страдавшей от голода и жажды, явились знатные господа: ее тюремщик граф Уорик, пришедший вместе с заносчивым Хэмфри, графом Стаффордом, алчным епископом Луи Люксембургским, его вассалом графом де Линьи, и Пьером Кошоном. Было видно, что они плотно поели и изрядно выпили. На глазах у Жанны они с удовольствием лакомились первой в том году клубникой со сливками, громко смеялись и шутили. Затем де Линьи вкрадчивым голосом объявил Жанне, что ее могут освободить, если она пообещает не поднимать меча против английского короля. Дева нашла в себе силы улыбнуться и ответить:
- Я знаю, враги хотят погубить меня, ибо считают, что после моей смерти завоюют королевство Францию. Но будь у них даже сто тысяч годонов, даже дважды по сто тысяч, им не получить королевства!
Услышав эти слова, пьяный граф Стаффорд рассвирепел, выхватил кинжал и хотел было растерзать Девственницу, однако Уорик удержал его от безрассудства. Еще бы! Ведь его дочь, рыжая Маргарет, была женой плененного Жанной сэра Джона Талбота!
Что было делать Кошону? Ему пришлось обвинить Девственницу в гордыне, указать, что она незаконно носит и использует 'превосходнейший герб Франции', подбросить ей кожаный мешочек с корнями мандрагоры, объявить, будто Жанна отказывается читать перед судьями молитву 'Отче наш' и признаётся в том, что видит в своей темнице не святых Михаила, Екатерину и Маргариту, а множество чертей величиной с майского жука каждый. Взбесившийся Кошон назвал Девственницу еретичкой, некроманткой и вызывательницей дьявола. Но самое веское доказательство того, что Дева одержима дьяволом, состояло, по мнению суда, в ее короткой мужской прическе и ношении ею мужского платья!
Тем временем люксембургские посредники еще раз предложили Жанне свободу в обмен на покаяние и признание в том, что она была одержима бесами. Дева твердо отказывалась от сделок. Голоса утешали ее и уверяли в том, что казни не будет.
Проснулись, наконец, и друзья Жанны, а также ее венценосные родственники. Стареющая королева Изабо написала Бедфорду из Парижа слезливое письмо, в котором умоляла сохранить Деве жизнь. За Жанну хлопотали и расчетливая герцогиня Иоланда Анжуйская, и сводная сестра Катрин, мать малолетнего короля Анри, которого специально привезли в Руан, и даже жена Бедфорда, Анна Бургундская, приходившаяся Жанне свояченицей! Хлопотал перед регентом и граф Уорик, он предлагал обменять Жанну на зятя.
Не поскупился и августейший брат Девственницы король Шарль, седьмой король с этим именем. Он, недвусмысленно пригрозил казнью благороднейшего из английских полководцев - сэра Джона Талбота, графа Шрусбери, взятого в плен в славной битве при Патэ. Король обещал освободить Талбота и, впридачу, щедро заплатить англичанам...
- Так, значит, Жанну-Деву не сожгли в Руане? - нетерпеливо ерзая на лавке, спросил молодой человек. Ему очень хотелось, чтобы тетушка не прерывала свой рассказ.
Однако тетя молчала.
- Я, кашетса, говорю фам лишнее, - наконец, устало произнесла она. - Нешшастную шеншшину, насфанную Шанной-Девой, сошкли ф Руане на плошшади Старого ринка, объявиф, што перет каснью она присналас ф колдофстве....
- Несчастную женщину, названную Жанной-Девой, сожгли в Руане на площади Старого рынка, объявив, что перед казнью она призналась в колдовстве и приняла покаяние. Девственницу же Франции продержали еще четыре месяца в руанских застенках, а потом в один из пасмурных осенних дней - перед праздником Рождества Богородицы - исповедали и причастили в присутствии английских вельмож - спесивого Ришара де Бошама и, прозванного в народе "сыном курицы", Гийома де ля Пуля, графа Саффолка, да люксембургского посредника, графа де Линьи. Этот последний препроводил Жанну по тайному ходу в Полевую башню Руана, стоявшую за городом. Там ее, со связанными руками и ногами, переодетую в крестьянское платье, посадили на телегу и отвезли сначала в Болье-ан-Вермандуа, а потом в замок Кротуа - это уже в Люксебургском герцогстве.
В Кротуа подлый Кошон, которому Бедфорд бросил кость, сделав его епископом Бовэ и своим капелланом, получил за Жанну для своих хозяев десять тысяч турских ливров выкупа и сэра Джона Талбота впридачу. Но деньги не помогают тем, кто не прав: спустя несколько лет умер бежавший из Руана подлый Кошон, незадолго до этого скончался его патрон Бедфорд, убрался восвояси Уорик. Один лишь благородный Талбот тщетно защищал английские владения в Нормандии. Бог наказал и всю страну годонов: ее король Анри унаследовал душевную болезнь деда Шарля, и над Англией нависла угроза смуты - Йорки стали оспаривать права Ланкастеров...
Правда, после сделки в Кротуа мучения и скитания Девы не закончились. Ее перевезли в другой люксембургский замок - Боревуар, где зачитали ей приговор: "...Поскольку ты дерзновенно погрешила против Господа и его святой церкви, мы, судьи, дабы могла ты предаться спасительному покаянию, со всем нашим милосердием и умеренностью осуждаем тебя окончательно и бесповоротно на вечную тюрьму, хлеб страдания и воду тоски так, чтобы ты могла там оплакивать свои грехи и больше не совершала таких, которые пришлось бы оплакивать".
Девственница спокойно вынесла и это испытание: голоса поддержали ее. Однако шайки Жиля де Рэ и Эдмона де Маси несколько раз пытались освободить Жанну из неволи, и Люксембуржец - за деньги! - передал пленницу герцогу Амадею Савойскому, двуличному союзнику короля Шарля.
Девственницу заключили в савойский замок Монротье. В келье этой неприступной твердыни она и томилась четыре года, испещряя стены насечками, которыми отмечался каждый прожитый в неволе день...
Тетя опять замолчала. Было видно, что она утомилась и не намерена продолжать свое повествование.
- Тетушка, - не унимался, однако, племянник, - но неужели не нашлось ни одного истинного рыцаря, готового отдать жизнь за освобождение благородной Девы?
Лицо тетушки озарилось:
- Мне исфестно, што по крайней мере тшетире снатних кавалера любили ее... Та йешо отин ф Кельне...
- Мне известно, что по крайней мере четыре знатных кавалера любили ее... Да еще один в Кельне... Ведь Девственница была не так уж дурна собой! Во всяком случае, когда в лагере она на виду всего войска обнажалась по пояс, чтобы умыться, не один Жан д'Олон, оруженосец, ливший ей воду, впивался восхищенным взглядом в ее прекрасной формы грудь! Однако почти все воздерживались от гнусных поступков, ибо боялись навлечь на себя гнев Божий. Тех же, кто, движимые похотью, посягали на ее честь, ждали безумие или мучительная смерть...
Самым благородным и бескорыстным ее соратником был Жак де Шабанн, сын одного из сумасбродных братьев де Шабанн. В первой схватке у компьенских ворот он, не подозревая, что Девственницу решили предать,
