ценой своей жизни отбил ее у врагов и спас от плена. Это был чистый и благородный рыцарь, не то, что его отец и дядя!
Вторым знатным, любившим Жанну, являлся Жиль де Рэ, первый барон Бретани. Это был страшный человек. Он убивал всех своих пленников, не способных заплатить за себя выкуп. Женщины не интересовали его. Но к Жанне барон относился с каким-то священным трепетом, хотя его небратские взгляды заставляли трепетать и саму Жанну, обычно спокойно выдерживавшую такого рода внимание со стороны похотливых мужчин. И в то же время с Жилем она не боялась ни вражеских арбалетов, ни каменных ядер, ни лукавых кинжалов наемных убийц.
Когда банда де Ксентрая вызволила Девственницу из савойского заточения, де Рэ устроил в ее честь в Орлеане пышное празднество, которое почтили своим присутствием король Шарль и Бастард Орлеанский, получивший тогда звонкий титул 'наместника Франции' (королева Изабо два года, как скончалась в Париже, всеми забытая). Там, в последний раз повидалась Жанна с привезенной по такому случаю из Домреми "матушкой" Роме, средним "братом" Пьером и милым Жаном-Малышом.
Де Рэ, не колеблясь, ввел себя в разорение ради Девственницы. Тогда в Орлеане на свои и заемные средства он поставил феерическую 'Мистерию об осаде Орлеана'. На всех перекрестках города были установлены столы с угощением для горожан. Везде слышалась музыка: приглашенные музыканты играли на скрипках и лютнях. Перед ратушей за счет барона переоборудовали два фонтана, и на время празднеств из одного из них вместо воды било красное вино, а из другого - молоко!
Этот угрюмый и жестокий барон всегда с благоговением называл Жанну 'моя прекрасная высокородная и могущественная принцесса'... Только он один попросил у 'высокородной принцессы' прощения за то, что, будучи не в силах освободить ее, постыдно забыл о ней, страдавшей в Монротье...
Слава Богу, что о Деве вспомнили спустя четыре года после ее 'сожжения' в Руане. Да и вспомнили о ней лишь потому, что добрый король Шарль, изгнавший интригана де ля Тремуя и бросивший все свои наемные банды на Нормандию, Бургундию и Фландрию, решил бороться с годонами в Гиени силами дурно обученного французского ополчения. После очередных тяжелых поражений от англичан 'принцессу' живо освободили, объявили ее командующей Жанной дю Лис и поставили во главе десяти тысяч конных арбалетчиков да пехоты, вооруженной аркебузами, бомбардами и кулевринами.
Тогда нашел время, чтобы встретиться с ней, король. Он был очень смущен и долго молчал. "Дева, милая, вот вы и вернулись...по воле Господа, - наконец прошептали его уста. - Помните о нашем секрете, я надеюсь на вас."
Собственно, это всё, что сказал ей король, кроме, разумеется, разговоров о делах...
Жанна навела порядок и дисциплину в войске и двинулась с ним к Ля-Рошели.
Из военачальников она взяла с собой одного де Рэ.
В ту пору Дева сильно переменилась, сердце ее зачерствело. Она не боялась рукопашных схваток, хотя, до своего пленения под Компьеном, избегала участия в них: раньше на глазах у нее навертывались слезы при виде страданий, которые испытывали бойцы, пораженные стрелой или мечом, не важно, были то французы или годоны. До пленения под Компьеном Жанна, ее стяг и дюжий оруженосец д'Олон служили для войска своего рода знаменем, символом, который сплачивал и окрылял воинов, заставлял их превозмогать страх и добиваться побед. После освобождения из Монротье она научилась пить вино, не стыдилась участвовать в плясках вместе с нетрезвыми рыцарями на пирах, устраиваемых ее друзьями - бароном де Рэ в Орлеане и графом Варнембургом в то недолгое время, которое она провела с ним в Кельне, приходя в себя после своего савойского плена...
Благодаря помощи служившего кастильскому королю кузена Девы Жана, герцога д'Арманьяка, который прислал ей флот, отряды Девственницы взяли Ля-Рошель приступом. Там, к несчастью, пали многие... Во время штурма погиб, пронзенный стрелой, ваш доблестный батюшка, и Дева, забыв себя, приняла участие в избиении англичан и в ожесточении своей рукой поразила нескольких бегущих годонов. Она мстила за вашего отца, за тысячу погибших при штурме соратников. Потом, в палатке, она выпила много вина, вопила, рыдала и билась головой о землю, так что верный д'Олон забеспокоился и позволил себе войти к ней, но лишь вызвал приступ ее гнева - она расцарапала оруженосцу лицо и чуть было не поразила своего преданного помощника кинжалом. Ночью она увидела милую деревенскую девочку, Жаннетту д'Арк, с благоговейной улыбкой украшающую цветочными гирляндами приходскую церковь Сен-Реми, и Деве стало невыразимо жаль себя. Она покаялась и замкнулась в себе. Она перестала слышать голоса...
Тетушка горестно вздохнула, потом с любовью посмотрела на племянника и продолжила повествование.
...Затем армия Лилии пошла на расположенный в тридцати лье к югу город Блэ, где одержала новую победу над англичанами. Через шесть недель капитулировал Бордо, а в следующем году Девственница в кровопролитном сражении разгромила врагов под Байонной. Еще через год она провела победную кампанию в Пуату и освободила Гиень от многовекового чужеземного владычества. В одной из битв ее контузило.
Жанна снова сделала свое дело и снова стала мешать. Деву вновь отставили от армии и сослали в Мец, иначе говоря, заживо похоронили там, зато де Рэ получил титул маршала Франции...
- Но его же казнили, тетушка, - тихо и недоуменно сказал племянник. Тетя задумчиво покачала головой.
- Та, каснили...
- Да, казнили... Я же говорила, что это был страшный и порочный человек, которого до поры сдерживала и облагораживала лишь небесная чистота Девственницы. Враги де Рэ привлекли его к суду и без труда доказали, что в своем замке Тиффож, он не только пытал и убивал пленников, но и насиловал детей, как мальчиков, так и девочек, которых потом сбрасывал в пропасть. Сколь гнусна и отвратительна человеческая порода!..
Подстать де Рэ был и третий шевалье, вздыхавший по Девственнице. Я имею в виду бургундского рыцаря Эдмона де Маси. Впервые он увидел Жанну в руанских подземельях и позволил себе коснуться ее груди. Получив в ответ пощечину, он не нашел ничего лучшего, как во всеуслышанье объявить: 'Господа, я влюбился в нее!'
Его любовь напоминала помешательство. Он то собирал деньги для выкупа Жанны из плена, то сколачивал шайку отпетых разбойников для ее освобождения. В конце концов за взятку он получил должность смотрителя замка Монротье и принялся истязать Деву своими ежедневными визитами в ее келью. Чего только не предлагал он ей: и руку и сердце, и горы золота и изысканные блюда, и даже константинопольский трон! Ее доводили до бешенства его грязные ласки и разного рода гадости. Один Бог знает, как смогла она вытерпеть эту пытку и не сойти с ума!
В итоге с ума сошел де Маси, а когда банда де Ксентрая положила конец заключению Жанны в Монротье, ворвавшись ночью в дурно охранявшуюся башню, прозванную в народе 'Башней Девы', этот грязный бургундец попытался поцеловать Жанну, а потом выбросился из окна кельи, в которой долгие годы томил ту, руки которой он добивался...
- А кто же был тот, четвертый, тетя? - с наивным видом спросил племянник.
- Натеюс, фи не так глупи, штопи не тогататса, - высокомерно ответила дама дез Армуаз и дала понять, что разговор завершен.
VI
Бастард не обманул, и в условленный день и час заявился в замок Жольни со всей своей блестящей свитой. Люди графа щеголяли в кафтанах, на которых были искусно вытканы листья крапивы - одной из знаменитых эмблем Орлеанского дома.
Красавчик Жан, граф де Дюнуа де Лонгвиль и де Порсеан, регент королевства и великий камергер Короны, оказался милым обходительным старичком, щегольски одетым, с холеными седыми усами и бородкой клинышком. Правда, передвигался он с помощью пажей, осторожно вытащивших его из экипажа, но при этом старался сохранять живость и изящество манер. С лица графа не сходила чуть ироничная улыбка.
- Топро пошаловатт, монсеньор, - с достоинством и в соответствии с этикетом произнесла тетя слова церемониального приветствия и поклонилась высокому гостю. Ради такого случая она принарядилась, надев поверх платья свой праздничный темно-синий плащ с золотыми лилиями на капюшоне. Племянник последовал ее примеру и отвесил почтительный поклон.
Бастард снял свой зеленый шерстяной бурлет с парой длинных черных перьев сбоку, передал его пажу и поклонился в ответ.
- Моя благородная дама, я рад вас видеть в добром здравии, - весело сказал он и ловко поцеловал тете руку. - А это – наш герой, не так ли? – бастард кивнул в сторону молодого человека.
- Монсеньор, - хрипло пробормотал Луи, - я счастлив видеть вас…
- Да вы и в самом деле счастливчик, молодой человек, - насмешливо заметил старичок и поклонился.
- Та, та, конешно, это он, послафший к праотцам сэра Тшона Пессингтона и бетного Рихарта графа фон Брантенбурга, - несколько развязно заметила тетя и широко улыбнулась.
- И не только их, мадам, - усмехнулся высокий гость, - ваш племянник, прежде чем подставить себя под топор этого ужасного фриза, де Рейзема, так отделал спину другому фризу, де Остенде, что, боюсь, бедняга на всю жизнь остался горбуном!
- Как, монсеньор, против нас бились фризы и немцы? – с дрожью в голосе спросил Луи.
- Ну, почему же, молодой человек, вам противостояли не только рыцари из Фризии и Бранденбурга, - с ехидцей ответил старичок, - были еще знатные господа из Фландрии, Брабанта, Дании, Бургундии, Люксембурга и даже целых семь, так сказать, природных англичан, включая сэра Роберта Ноллиса и Ришара де ла Ланда. Одного из этих семерых, сэра Джона Пессингтона, вы и, говоря словами вашей тетушки, послали к праотцам, причем весьма брутально.
Бастард рассмеялся, довольно потирая руки.
- Монсеньор, - вмешалась тетя, - фи и фаши люди - шеланние гости в Шольни. Прошу фас пройти ф палас, кте фи найтете фсё неопхотимое тля оттиха и сфершения обрята.
Взволнованный Луи дез Армуаз быстро поменял платье. Он облачился во все новое: надел белые чулки-шоссы; короткие штаны – брэ; короткую шелковую рубашку – камизу; длинную, до колен, полотняную рубаху – блио и, наконец, долгополый кафтан – упелянд. На голову ему водрузили синий бурлет со страусиными перьями, а ноги украсили мягкими сапогами - пигашами. Сердце дез Армуаза стучало так же, как в то зимнее утром, когда произошел памятный бой у дуба Ми-Вуа.
В сопровождении надувшегося по такому случаю мажордома Гастона Ле-Ша и двух мальчишек-пажей вспотевший от волнения молодой человек спустился во двор, залитый щедрым весенним солнцем, и направился в часовню, перед которой выстроилась добрая половина свиты Орлеанского Бастарда.
Два пажа в кафтанах бело-зеленых цветов Орлеанского дома отворили створки дверей часовни. Дез Армуаз, передав пажам свой нарядный бурлет и нагнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, вошел внутрь. Войдя, он подивился красоте открывшейся перед ним картины.
Статуи Спасителя и Девы Марии украсились благоухавшими гирляндами, сплетенными из полевых цветов. Знакомые стены, покрытые росписями и цитатами из Святого Писания, казалось, заиграли новыми, свежими
