вернулись в соседнюю комнату. Устина убрала со стола вязание и, поправив скатерть, предложила присесть. Президент не переставал любоваться ее величавой осанкой и плавностью каждого движения. Она, без всякого сомнения, была достойна его.
Сначала не хотелось ни о чем говорить. Просто хотелось тишины. Но взглянув мельком на стену, за которой лежал витязь, президент все-таки спросил:
— Я даже не знаю, как его зовут. Он назвал свое имя?
— Нет. Темные знают все имена. Услышав, они придут, покуда он бездвижен. Сам понимаешь, нельзя пока.
Президент пристально посмотрел на дверь:
— Насколько я знаю, он не один. А много их?
— Мне знать не велено, и вам покуда не положено. Скажу только одно: достаточно, чтобы исполнить назначение.
— Но я правильно понимаю, что он — главный витязь?
— Он великий, но не главный. Верховный витязь на люди не выйдет: то не его задача.
— А на кого же он выйдет?
— На него и на таких, как он, — кивнула на дверь Устина. — А ты, я гляжу, много вопросов принес.
Президент только сейчас вспомнил, что все это время держал в руке свернутый лист бумаги:
— Да, вот тут мы составили список…
— Дай-ка я погляжу.
Устина, не дослушав, попросила листок. Она внимательно пробежала взглядом плотно исписанную страницу, потом обернулась к стене, словно к чему-то прислушиваясь. Чуть заметно кивнув, она скомкала лист и плавно бросила в горящую печь. Президент от неожиданности чуть не вскрикнул:
— Да Вы что, мы над этим списком две недели бились!
— Не о том вы всё спрашиваете, — с улыбкой вздохнула Устина. — Лучше пускай он сам тебе поведает, что нынче надобно стране и миру.
Президент явно не был готов к такому повороту событий:
— В смысле, …как он это скажет?
— Узнаешь. А пока давай-ка с тобой чайку попьем.
Устина налила президенту чая с незнакомым, но очень приятным ароматом из маленького расписного чайника. Подлила кипятку из сверкающего зеркальными гранями самовара. Себе взяла кружку, которая уже была полной. Президент отпил с удовольствием несколько глотков. Сразу стало как-то очень легко и спокойно. Мысли и тревоги начали терять очертания и таять, словно утренний летний туман… Все куда-то поплыло, стало совсем легким и невесомым…
Устина приоткрыла дверь в комнату напротив и тихо шепнула: «Федор!» В комнату заглянул крупный юноша с темно-русой окладистой бородкой и длинными густыми волосами. Он был чуть ниже Ермила, но явно крепче в плечах. Увидев президента, медленно клонящегося набок, он проворно и осторожно подхватил его и, аккуратно взяв на руки, переложил на кровать.
* * *
Устина стояла у окна, задумчиво глядя вдаль. В глубине комнаты послышался шорох. Она обернулась. Полулежа на кровати, президент беспокойно осматривался по сторонам, пытаясь осознать, что произошло:
— Это я что, спал?
— Спал, милый, — ласково ответила Устина.
— Так это снотворное было? — покосился он на чашку с недопитым чаем.
— Сон-трава это. Только во сне ты мог витязя услышать.
Президент посмотрел в окно и быстро спустил ноги с кровати:
— Подождите, а который час? Меня же охрана хватится! Они там тревогу поднимут!
— Ты не волнуйся, — ответила Устина, поправляя занавеску, — Я к ним Ермила посылала. Он их успокоил.
Президент пересел на лавку. Устина присела напротив:
— Ты мне лучше скажи, как встреча с витязем сложилась? Много он тебе поведал?
— Много… — Президент пристально поглядел на причудливые отражения в самоваре.
— Ты как будто не рад этому… — с легкой тревогой спросила Устина.
— Да вот… боюсь, что не все поймут тех решений, которые мне предлагает витязь…
— Те, что днем одним живы, не поймут, — спокойно ответила Устина. — Только надо ли кивать на тех, кого нет в дне завтрашнем? Ты лучше о живых думай…
* * *
Уже на закате президент с Ермилом вернулись к машине. Куликов, Костя и Андрей дружно сидели на заднем сидении и сладко спали.
— Так вот, значит, как Вы их успокоили! — усмехнулся президент.
Он подошел поближе и, хлопнув ладонью по крыше автомобиля, негромко скомандовал: «А ну-ка подъем!» Андрей с перепугу вскочил, ударившись головой о потолок. Костя, ничего не понимая спросонья, принял оборонительную позу. Куликов просто растерянно улыбнулся и поспешил выйти из машины:
— Простите, сами не знаем, как это мы уснули…
— Зато я знаю, — посмеялся президент, оглянувшись на Ермила. Тот только застенчиво пожал плечами. — Так что не переживайте: все нормально. Надеюсь, и вы тоже с пользой поспали…
11. СРОЧНО ОБЕЗВРЕДИТЬ
Президент и Черкасов вышли из здания и направились к автомобильной стоянке. Черкасов был мрачнее тучи. Разговор явно сложился не в его пользу. Напоследок он хотел что-то еще сказать, но президент мягко его опередил:
— Юрий Борисович, ты очень ценный специалист, опытный вояка. Ты — бравый казак. И я тебя, правда, очень ценю. ..Но, все-таки, от проекта, ты уж прости, мне придется тебя отстранить. Не обижайся, просто здесь нужен другой взгляд, другой опыт, другой образ мышления.
Черкасов не сказал ни слова. Хмуро кивнув на прощание, он решительно направился к машине. Громко захлопнув за собой дверь автомобиля, он несколько секунд сидел, крепко держась за руль и напряженно глядя вдаль. Несколько резких движений — и машина на полной скорости срывается с места.
Черкасов мчался по загородной трассе. По обе стороны до самого горизонта простирались поля, зеленеющие ранними всходами. Генерал нервно давил на газ, тщетно пытаясь успокоиться и обдумать сложившуюся ситуацию. Тревожные мысли шальными пулями проносились в его воспаленном сознании:
— Президент под полным влиянием этой старой колдуньи… Это ставит под удар не только проект, но и безопасность страны… Надо срочно собрать надежных и смелых офицеров, готовых идти наперекор приказам ради спасения государства… Устину изолировать… Витязя взять под полный личный контроль…
Черкасов продолжал гнать машину, поднимая за собой длинное облако серой пыли. Он уже проговаривал вслух свои мысли, в спешке выстраивая свою безумную боевую стратегию.
Вдруг неизвестно откуда посреди полотна дороги появился старый седой олень с большими раскидистыми рогами. Он стоял неподвижно поперек полосы и как будто смотрел прямо в глаза генералу. Олень был уже совсем близко, когда Черкасов заметил его. Он громко выругался и, резко вывернув руль влево, с силой надавил на тормоз. Машина со свистом и скрежетом пересекла полосу и вылетела на обочину. Лишь каким-то невероятным чудом она не перевернулась, увязнув в мягкой и влажной земле.
Несколько секунд Черкасов сидел неподвижно, продолжая крепко сжимать руль. Медленно и тяжело выдохнув, все еще не отрывая глаз от руля, он стал искать на ощупь дверную ручку. С трудом открыв дверь, он, покачиваясь и едва держа равновесие, вышел наружу. Слегка ослабив давящий на шею галстук, генерал огляделся по сторонам. Вокруг, куда хватало взора, простирались зеленые посевы. Никакого оленя нигде не было…
* * *
Устина вздохнула и, поправив занавеску, отошла от окна.
— Прости уж меня, Юрий, но по-иному ты бы не остановился. И по неразумению своему мог большие беды земле родной принести.
* * *
На следующее утро Черкасов подал в отставку. Молча, без всякий объяснений. О случае с оленем он никому никогда не рассказывал.
12. ТУДА, ГДЕ СВЕТ
Президент по уже знакомой лесной тропе подходил к дому Устины. Увидев ее неподалеку с корзинкой лекарственных трав, он поспешил помочь ей занести корзину в дом.
— Это который раз я уже к вам заявляюсь? — с улыбкой спросил президент, входя в комнату вслед за хозяйкой.
— А ты не считай, — ответила Устина, аккуратно раскладывая травы на столе. — Цифры — они штука лукавая: людей от истинной сути вещей уводят. Лучше я вот что тебе скажу: радость у нас большая!
Президент только что заметил, что Устина сегодня была какая-то особенная, как будто бы сияла вся. Она плавно положила на стол связку нежно-сиреневых цветов:
— Утром сегодня витязь вздохнул… Чуть заметненько так… Пробуждается, родимый!
Она осторожно отворила дверь. В комнате у витязя впервые были приоткрыты ставни. Мягкий свет наполнял комнату какой-то особой торжественностью. И казалось, что от витязя тоже исходил свет. Свет, проникающий сквозь стены, преодолевая все препятствия и любые немыслимые дали….
С этим странным чувством президент снова вернулся в комнату, где его уже ждала Устина.
— Значит, скоро что-то изменится? — спросил он, в раздумье глядя на солнечные блики.
— Изменится. Встанут витязи, чтобы вслед поднять волхов и ваян, да защитой надежной им стать.
— Вы хотели сказать «волхвов»? — попытался уточнить президент.
— Нет, милый, покуда волх не встанет, от волхва мало толку.
— Тогда… кто они такие? И про ваян я тоже ничего не слышал.
Устина улыбнулась и мягко погладила руку президента:
— Не торопи, князь. Всему свое время. Скажу тебе только, что с их приходом изменится всё в этом мире. И все изменятся. Свет вернется в души людские.
— Вы прямо что-то невероятное рассказываете… — поразился президент.
— А чего невероятного? Станет все так, как быть должно и как прежде было всегда. Вот и всего.
Президент подошел к окну и глубоко вздохнул:
— И несколько людей изменят целый мир?
— Почему же несколько? — ласково улыбнулась Устина. — Им на подмогу подымется рать великая из простого народа. Духом и телом защитят они землю нашу. Многие уже пробуждаются. Услышали их сердца голос витязя!
Дверь отворилась и в комнату вошел Федор. Молча поклонившись, он подложил в печку дров и закинул в топку самовара небольшую охапку щепок. Снова поклонившись, он также молча вышел. За все время он так и не сказал ни слова. Он не любил говорить и ценил тишину. А здесь его и без слов все хорошо понимали.
Устина накинула на плечи свой любимый платок с синими цветами и мельком посмотрелась в зеркало самовара. И только сейчас президент с удивлением заметил, что и в ней произошли какие-то перемены:
— То ли мне кажется… Но, по-моему, Вы как будто моложе становитесь… — осторожно поделился он своим впечатлением.
— Да ну тебя! — смущенно отмахнулась Устина, прикрывая платком разрумянившиеся щеки.
Они посидели за столом, попили чаю с разными угощениями из даров природы. Особо ни о чем не говорили. Просто хотелось покоя, тепла и уюта. Запастись этим чувством впрок, чтобы легче пережить заботы и тревоги грядущего дня. Пройти самому и вдохновить на путь тех, кому есть ради чего жить…
Но время приходит прощаться. Президент вздохнул и направился к висящей на стене накидке. Устина тихо подошла и с легкой грустью прикоснулась к его руке:
— Больше ты не приедешь. Витязь теперь сам тебе вещать будет.
— Как? — немного оторопел от неожиданности президент.
— По разному. То сны, то встречи случайные, а то и другие знаки придут. Ты, главное, слушай. И к природе живой прикасайся: она чувства обострит и силы прибавит.
— А что, если я не замечу знака? Или вдруг что-то не услышу? — тревожно спросил президент.
— Не можешь не услышать, коли Русь тебя призвала! — Устина обняла его и ласково улыбнулась. — Теперь иди. А витязя мы упрячем до срока.
Президент вышел на улицу. Под ногами лежал мягкий и пушистый снег, первый снег, вмиг преобразивший все вокруг. Устина с крыльца
