отношения, чем она. По ночам плакала, искала смысл своего существования, спрашивала «за что?».
Неужели террор никогда не кончится?
Уехать бы…
Вероника билась, как птенчик в клетке – внутри невмоготу, а вылететь страшно. На воле она не выживет. Не приспособлена к самостоятельности. Умеет только подчиняться и клевать из чужих рук.
Без матери она пропадет. Семидесятые годы - времена «застоя» и тотального дефицита. Нужно быть «пробивной», иметь «блат», чтобы жить прилично. А Вероника налаживать «нужные» контакты не умела, она и в обычных контактах не сильна. Одну подружку завела и на том спасибо. В школе постоять за себя ни-ни, хорошо, что мать учительницей работала, иначе гнобили бы ее все кому не лень. «Пробивать», «доставать» - за пределами ее заячьего характера. В магазин сходить проблема, попросить что-нибудь взвесить – на грани возможностей. Продавщица глянет требовательно, Вероника покраснеет, как свёкла, пролепечет что-то и сама не разберет…
Перед взрослыми робела до немоты. Если у нее что-то спрашивали – впадала в ступор и ощущала, как горячая волна поднималась к волосам, заливала лицо. Осознавала, что глупо выглядит, и краснела сильнее, прямо-таки полыхала. Страх одолевал, вроде, беспричинный, но глубоко сидящий: она в чем-то виновата, сейчас на нее наорут, а то и прибьют. Взрослые имеют право, они умнее, сильнее, а она – рохля, никчемная, двоечница по жизни, хоть и отличница…
Те страницы в ее судьбе писал кто-то злобный – пером, обмакнутым в ядовито-фиолетовые чернила. Перо царапало, чернила впивались, раны саднили, слезы текли.
В то же время кто-то добрый – легко, без нажима писал по-шпионски незаметными чернилами между строк.
Между строк ее реального бытия происходила другая жизнь – скрытая от всех, самая настоящая, хотя и придуманная.
В общем сплошная «война и мир».
От войны с матерью она убегала в мир книг.
Один из плюсов советского времени то, что бульварщину не печатали, а печатали качественную литературу. Минус то, что книги, как и колбаса, были в дефиците.
Без колбасы можно прожить, без книг нет.
В семье Вероники хватало и того и другого – благодаря матери. Она не была «пройдохой», которая «без мыла влезет», зато во всех магазинах работали родители ее учеников. В продовольственном ее обслуживал без очереди грузчик Прохоров - увидит, подзовет, принесет сверток, возьмет деньги. А в свертке окажется глыба замороженного минтая, или кусок печени, или полбатона вареной колбасы. Алла Петровна из промтоварного помогала «доставать» мебель, кое-какое золотишко. В книжном Нина Валентиновна продавала ей книжки «из-под полы».
Мать покупала и клала на видном месте. Сама она ничего не читала, кроме журнала «Учительский», там, видно и почерпнула «мудрости» по воспитанию дочери. Любовью не баловать, поцелуев не дарить, в объятиях не держать. «Буржуазным» нежностям не место в «обществе нового типа». Хотя через девять лет место нашлось – мать обрушила их на сына. А с дочерью обращалась как с падчерицей.
В сказках падчерицам сначала тяжело, потом хорошо. С Вероникой именно так и произошло. Все-таки не врут сказки…
Правда, ее «потом» прилично запоздало. На два десятка лет. Но видно так было задумано кем-то Свыше. В природе всему свое время и всё по порядку. Весна после зимы, удача после несчастья - иначе не заметишь, не оценишь. После развала страны и кошмара, за ним наступившего, Вероника оказалась в голландской сказке, хотя поначалу и там горюшка хлебнула… Все же спасибо матери за нелюбовь - она била Веронику словами и, сама того не ведая, вбила железный стержень, научила не ломаться.
А книги научили мечтать.
Вероника никогда не мечтала о материальном – вещах или еде, потому что не жила в нищете и не видела у других. С материальной стороны поселок был благополучный. Слово «безработица» слышали только по телевизору в новостях про заграницу. Пили многие, но втихаря, и под забором старались не валяться. Разводились редко, дети росли в полных семьях. Преступность ограничивалась мелким воровством да мордобоем по пьяной лавочке. Нищие, бездомные, лазающие по помойкам, попрошайки появились много позже.
Не мечтала Вероника и о замужестве. Семья – это груженая телега, которую в одиночку тянет женщина, особенно если муж пьющий. И даже если не пьющий, как у матери, все равно тяжко. Плохая семья не нужна, а хорошую создать не получится. Она рохля и неумеха – крепко засело в голове. Когда подружки массово выходили замуж, стараясь успеть до двадцати (потому что после двадцати – старая дева, и жизнь прошла, хотя только началась), Вероника брала книгу и отрешалась от мира «сего».
Создавала свой. Там ее никто не ругал, не упрекал, не доводил до слез. Там ее принимали, какая есть, и не рассматривали под микроскопом, выискивая недостатки. Там ей доверяли и звери, и люди - принимали в семью, предлагали дружбу, делились самым сокровенным. Знаменитые писатели рассказывали ей свои истории, она впитывала и воображала себя героиней тех историй. В нее влюблялись рыцари, герои и даже короли, она чувствовала себя им равной. Душа ее распускалась, как цветок, источала фантазии, как ароматы. Мечты питали ее свежими соками. Ветер приключений овевал.
Хорошая книга плохому не научит. Кто прочитал «Белый Клык» Лондона никогда не ударит животное. Кто прочитал «Телеграмму» Паустовского никогда не забудет родных людей. Кто прочитал «Алые паруса» Грина никогда не выругается матом…
Книга – это сила. Она делает из человека - человека. Лепит изнутри. Заставляет быть умным. Ответственным за себя и близких. Способным на поступок, на оценку ситуации, на поиск выхода, на протест. Недаром тираны всех времен первым делом уничтожали книги.
Хорошо, что те времена прошли, иначе нечем было бы Веронике удовлетворять любопытство ума в скуке повседневности. И хорошо, что первые впечатления жизни она черпала из чистых источников, из умной литературы. Заодно впитывала грамматику русского языка. Никогда не учила правила и писала сочинения без единой ошибки. Языку учатся не по правилам, а по писателям. Воображение развивают картинами, нарисованными словами.
Отведав настоящего, легко раскусить подделку. Как-то попался сборник репродукций с картин русских художников. Вероника читала историю создания, подолгу рассматривала, раздумывала. «Сестры Гагарины» Боровиковского – черноволосые, черноглазые красавицы. На них походили Вероникины подружки Галька и Маринка Лабович. Их так и называли «сестры Гагарины». Портрет написан двести лет назад, а каноны красоты не изменились. Красоты настоящей, а не накрашенной или прооперированной.
И каноны настоящей души не изменились.
«Явление Христа народу» - фраза, ставшая крылатой в ироническом смысле, и мало кто знает, что это название картины художника Иванова. Вероника рассматривала ее часами. Главный герой - Сын Божий стоит не в центре, а на заднем плане. Вот скромность и тонкость души. Не в том ли Истина…
Истинные ценности постепенно просачивались в Веронику. Она росла в компании главных героев, а главные не бывают подлецами. Зависть, коварство, жадность, жестокость, присущие второстепенным персонажам и обычным людям, не проникли в нее.
А проникла тихая деликатность, хотя есть подозрение, что Вероника с ней родилась. «Тургеневская» девушка. Породистая изнутри и снаружи. Порода у человека видна так же, как у собаки – дворнягу с овчаркой не спутаешь. Как-то одна женщина на работе сказала: я тебя первый раз увидела и подумала «дочь генерала». То есть из благородного сословия, из дореволюционных дворян.
Каким шальным ветром, перепутавшим прошлое и настоящее, занесло ее в поселок, где два сословия – рабочие (на заводе) и обслуживающие (в торговле), между ними прослойка – инженеры и учителя, которые тоже не похвастались бы дворянским происхождением? Большинство мужского населения, а также кое-кто из женщин – пьющие.
От осинки не родятся апельсинки. От пьяницы не родится «тургеневская» девушка с наивностью во взгляде. Там в основном хабалистые рождаются, у которых в глазах по пятаку.
Вероника не дочь генерала, но и не хабалка. Ручонками не теребит, глазками не рыщет - где бы чужое ухватить. Она скорее свое отдаст. Физически не способна обмануть, сделать подлость, поступить низко, выругаться грязно. Мат не присутствует в лексиконе того, кто учился языку у Толстого, Чехова, Паустовского, Куприна.
Если бы имела актерский талант, с легкостью сыграла бы придворную даму, а то и королеву. Удалось же актеру Тихонову, по профессии токарю, органично сыграть графа Болконского. А у Вероники профессии нет, образование десять классов да заочный техникум – уже не помнит, по какому профилю. Зато куча прочитанных и продуманных книг.
Рэй Бредбери говорил: «образование я получил в библиотеке».
Высшее человеческое образование. То же самое у Вероники.
Честности, деликатности, доброте в университетах не учат. Это врожденный талант. Это рамки, которые ставишь сам себе и за которые - ни ногой. Это правила, которым следуешь, хотя никто тебя не заставляет и не контролирует.
Порядочность въелась в Веронику, как золотая пыль в пальцы ювелира. Как-то летела из Амстердама в Москву, разговорилась с соседкой. Угадала в ней коренную москвичку. А та в свою очередь угадала глубоко порядочного человека – того, кто честен с другими, пусть и незнакомыми. Честные люди видны вооруженному опытом глазу так же, как обаятельные мошенники или улыбчивые сволочи.
Мимоходом, в разговоре Вероника сказала, что не имеет рублей, а поменять евро в Шереметьево не сможет – слишком поздно, обменники закрыты. Заплатить за такси будет проблема… Собеседница тут же предложила денег, приличную сумму, и даже не спросила, сможет ли Вероника отдать. Зачем спрашивать? И так ясно. Отдавать долг принято среди коренных интеллигентов, дореволюционных еще.
К которым относятся коренные москвичи. Они – себе на уме, кому попало не открываются, помощь не предлагают. Сохранили старорежимную сдержанность в стране рабочих и крестьян, которые в угаре революции сжигали бесценные произведения искусства и испражнялись в ящики антикварных столов. Шутка пролетариата – откроешь ящик, а там – сюрприз!
Нищая духом шутка.
Вероника не была нищей, даже когда считала каждую копейку.
Она никогда в жизни не брала чужие деньги – это груз, который взваливаешь на плечи, и пока не рассчитаешься, он будет давить. Сама давала в долг несколько раз, потом зареклась. Это тоже груз. Люди не возвращают, становится стыдно за них и жалко себя. Приходится напоминать, унижаться, чтобы вернуть свое же.
Короче, от предложения попутчицы отказалась. По одной простой причине – если не получится отдать, она же с ума сойдет…
Кто-то скажет «старомодно». А что Веронике до того - кто что скажет. Может и старомодно –
