поступать порядочно, зато проще. Простота – закон природы.
Ее личная природа не позволит опуститься до подлости - искать «место под солнцем» за счет других, рваться к кормушке, работая локтями и пинками. Она встанет в очередь и будет ждать своего часа. Если одна кормушка опустеет, она поищет другую. Возникнут трудности - будет преодолевать, а не заливать водкой. Плакать, жаловаться, завидовать - бесполезная трата себя. Вероника пьет редко, еще реже плачет. Никогда не жалуется. Не марает душу завистью и злобой.
Душа – тонкая материя, она пятен на себе не любит. Редко кому удается сохранить ее в чистоте среди грязи мира. Зато в ответ на заботу душа отплатит тишиной и спокойствием. Еще подарком наградит в виде интуиции.
Интуиция – это подсказка. Это шепот твоего личного ангела-хранителя. Только нужно научиться его слышать и слушаться.
Раньше Вероника слишком слушала мать, как неуверенная артистка слушает суфлера. Жила по чужому сценарию, играла чужую роль - без огонька, без вдохновения. Сделанное без вдохновения не очень-то удается. Первая половина жизни у Вероники не очень-то удалась.
Только когда стала жить по своему сценарию, следовать суфлеру внутри себя – всё получилось. А вместе с ней получилось и у ее близких.
Переехала в Голландию, сына перевезла. Когда стало ясно, что возвращаться не собираются, брат продал родительскую квартиру и свою, купил жилье в Москву. Там насчет работы получше и больше перспектив для дочери. На половину родительской квартиры Вероника имела право, ее доля составляла тридцать тысяч долларов. Могла бы приехать, потребовать, в случае невыплаты – поскандалить, вырвать из горла...
Не приехала. Не вырвала.
Иначе потеряла бы брата. Сколько таких примеров. Родственники становятся врагами из-за наследства. Кому польза?
Никому. Интуиция подсказала: ты устроена, не богачка, но и не нищая. Брату деньги нужнее. Он тебе тоже помогал. Когда ты устраивалась в Голландии, он присматривал за сыном, подкармливал, брал с собой на юг.
За добро - добром. Закон Вселенной.
Семья дороже денег. То же самое Стив Джобс перед смертью говорил. А Вероника раньше его поняла.
Есть люди, которые живут умом. Есть люди, которые живут сердцем. А есть, которые прислушиваются к тому или к другому в правильный момент. Найти баланс между умом и сердцем – вот мудрость. Ум приходит с опытом, а сердце с тобой всегда. Голос его тих, но иногда очень крепок.
Крепко сидело в Веронике неприятие подлых людей. Она не подпускала хитроватых подружек и кандидатов в женихи, не надежных в смысле склонности к алкоголизму. И это в те времена, когда поселковские девчонки расхватывали парней, как горячие беляши, и не важно, с какой начинкой – с мясом или червоточиной. Выходили не по любви, а по необходимости. Чтобы не отстать от большинства.
Большинство советских женщин исповедовало идею: хоть за плохоньким, да за мужем. Статус. Не надо Веронике такого статуса, насмотрелась на соседок по дому - сверху, снизу и по бокам. Ладно бы терпели мужей-алкашей продавщицы да кладовщицы, плюнувшие на внешность и ходившие зимой в телогрейках, летом в синих казенных халатах. Но красивые, образованные, уважаемые на работе женщины…
Та же Люська Гуреева – главбух больницы, высокая, дородная, как говорят «видная баба». Муж Колька – алкоголик, тунеядец, бывший зэк, их называли «тюремшик», маленький, плюгавенький, Люське по плечо.
Как-то шла Вероника на свой третий этаж, на втором валялся Колька в невменяемом виде и в собственной луже. Отвратность. Люське даже другие жены алкашей говорили: что ты его держишь, гони поганой метлой. А она: не могу, я же тогда одна останусь, да и его жалко…
А себя не жалко? Где ее человеческое достоинство, женская гордость?
Ой, кажется, они и слов таких не слыхали. «Княжну Мэри» не читали.
И закрадывалась у Вероники мысль, что родилась она не в то время, не в том месте. Была бы действительно дочерью генерала, например Багратиона, героя Отечественной войны. Жила бы в богатой усадьбе, похожей на Спасское-Лутовиново – родовое гнездо Тургенева. Бродила по липовым аллеям с книжкой стихов, вела беседы на французском, играла этюды Бетховена. Потом вышла бы тоже за генерала, например Ланского, прежде, чем он встретил Наталью Пушкину…
Время не изменить, а место можно. Желание уехать из Иваньково упало в душу, будто семечко, и затаилось в ожидании своего часа. Не взошло раньше срока, не дало Веронике укорениться в болоте и прожить, квакая, размножаясь и не поднимая глаз к небесам.
В поселке городского типа судьба каждого жителя расписана заранее от зачатия и до конца. Должен родиться, отучиться, создать семью, родить детей, вырастить урожай на даче, воспитать внуков и с чистой совестью - на покой, на погост. Программа, которую неуклонно выполняло каждое новое поколение.
В Веронику была заложена иная программа. Она, как революционер, шла другим путем. Как шпион, жила двойной жизнью. Как космонавт, существовала в двух мирах. Во вселенский космос доступ ограничен. В Вероникину Галактику доступ закрыт. Космический отшельник, она уже тогда привыкала к одиночеству. Тишину в себе соблюдала. За тишину любила ночь. И сны – в них она летала.
А мать ее грохала оземь.
Когда мать особенно донимала, Вероника уходила из дома.
В клуб.
В Британском союзе - паб, в советском Союзе - клуб. После всемирной катастрофы, то есть развала Союза, клубы вымерли, как динозавры после всемирного изменения климата. Но это потом. А во времена расцвета социализма в них вовсю бурлила жизнь. Клубы имелись в каждом поселке, не говоря про города. Назывались «очаг культуры», строились по типовому проекту, в греческом стиле: по-аристократически широкая лестница ко входной двери, дорические колонны в три обхвата, вверху портик с лепкой на тему борьбы пролетариата с зажравшимися капиталистами.
Фасад выглядел внушительно и должен был внедрять идеи коммунизма в мозги входящих и мимо проходящих.
На клубе лежала обязанность идейного воспитателя трудящихся, там проводились культурные мероприятия: танцы по пятницам, кино в субботу-воскресенье и выборы раз в пять лет.
Танцы проходили в фойе – просторном, как зал приемов во дворце. Непривычная к открытым пространствам, Вероника впервые вступила в фойе волнуясь, как Наташа Ростова перед первым балом. На бал, то есть на танцы, попасть у Вероники не получилось. Поначалу возрастом не вышла, а через пару лет ушел в запой Вовка Котов - солист и бас-гитарист местного вокально-инструментального ансамбля, красавец с висячими усами, как у Песняров. Когда же он из запоя вышел, в фойе провалился пол и стал не пригоден для массового ритмичного топтания. Динозавр начинал вымирать, но еще держался.
Левую стену фойе украшала гигантских размеров картина «Три богатыря». Вероника опасалась близко подходить - того и гляди богатыри оживут и затопчут конями. Однажды любопытство перевесило, подошла, разглядела.
Мало кто знает богатырей в лицо и по именам, Вероника знала. В середине – Илья Муромец: по-медвежьи мощный, мышцы выпирают так, что железная кольчуга трещит. Илья всматривается вдаль, приложив могучую руку ко лбу, под эту руку не попадай ни враг, ни предатель. Справа от него Добрыня Никитич – с более человечным телом и характером. Побеждает не столько силой, сколько умом. Одной и той же рукой и разрубит, и приголубит. Слева Алеша Попович – юный, белокурый, красивый чисто русской красотой, Вероника в него почти влюбилась.
Правую стену фойе украшал «Моральный кодекс строителя коммунизма». На него из окна падало солнце, текст выцвел и стал неясным.
Он и в читабельном состоянии был неясный. Как-то из любопытства и ради убиения времени до сеанса Вероника пробежала глазами постулаты «Кодекса». «Преданность делу партии». «Добросовестный труд на благо общества». «Взаимное уважение в семье»… Полная бессмыслица в поселке, где большинство пьет, бьет и ворует.
Все же клуб сыграл роль воспитателя по крайней мере для одного человека - Вероники.
Во-первых, там находилась библиотека. Библиотеки Вероника любила. За атмосферу высокой культуры, которая принуждает человека вести себя «как положено»: разговаривать шепотом, ходить приглушенно, не плевать на пол, не материться. За стройность полочных рядов, на которых аккуратно, по алфавиту разложены писатели и их мысли. За запах человеческой мудрости, исходящий от книг так же густо, как запах святости от ладана. Вероника вступала в библиотеку с благоговением верующего, вступающего в храм.
Во-вторых, в клубе имелся танцевальный кружок. Его вела миниатюрная и стройненькая, как куколка, Раечка Ахметзянова, татарочка с глазами черными и продолговатыми, как маслины.
Кружок вспоминался с теплом, он много дал Веронике. Выдернул из одиночества, показал настоящий мир. Научил преодолевать страх перед публикой, общаться не с книжными героями, а с реальными людьми. Неожиданно открылся в Веронике танцевальный талант. Все эти веревочки-ковырялочки она исполняла с кропотливым старанием, и получалось лучше других.
Что главное в танце? Раечка говорила: улыбка до ушей. Улыбайся все время, особенно, если забудешь движение, поскользнешься, собьешься. Вероника улыбалась не потому, что надо, а потому что самой было весело. Обычно стеснительная до окаменения, в танце она расслаблялась, оживала. Плясала с каким-то дерзким вдохновением, подпрыгивала, будто козочка, сорвавшаяся с поводка. Или подвыпивший человек, выделывающий кренделя – не для зрителей, а потому что душа просит…
Раечка ставила ее во все номера – и массовые, и которые на двоих. Когда на двоих, то с Танькой Кронштадской. Они составляли удачную пару – одинаковые ростом, комплекцией и даже формой ног.
Вместе с женским народным хором много выступали: по праздникам перед поселковскими, также ездили на городские и областные смотры художественной самодеятельности. «Гвоздь» программы - «солдатский танец» лихо отплясывали Танька с Вероникой: в офицерских фуражках, гимнастерках и коротких юбочках, из-под которых сверкали точеные ножки.
В автобусе горланили песни «Эх, полным полна моя коробочка», «Расцветали яблони и груши» и многие другие, чтобы скоротать дорогу. Вероника горланила вместе, и оказалось - у нее прекрасный голос и слух.
Русские любят два дела - пить и петь. Как-то Вероника на свадьбе двоюродного брата выпила рюмочку, расхрабрилась, распелась под гармонь. Гармонист послушал, сел рядом и стал подыгрывать, не заглушая. Спрашивал – что играть. А она уже много песен знала, навострилась в поездках да на смотрах. Без фальши брала высокие ноты даже в песне «Крылатые качели», которую в фильме пел чистый детский голос. Ей же лично нравилась русская народная «Окрасился месяц багрянцем», за драматизм, душевность и раздолье. Пела с переливами в голосе не хуже самой
