Явление ума необычно, чудесно, сверхъестественно. Такое явление есть феномен, который показывает сам на себя посредством себя. Это чудо, что мы умеем думать. Да, мы думаем, но умеем ли? Если умеем, то действительно думаем, ибо умение от ума. Но этому умению нельзя научиться в том смысле, что сделать его. Оно есть само по себе и поэтому является чудом. Естественно ли оно для человека? Да, ведь любой человек может быть умным, если знает свою меру, то есть, знает свой разум. Может быть, и знает, что ему недостаточно, или он уже нарушил меру, перешел черту, зашел за красную линию, взял больше, чем может удержать или унести.
Выходит, человек разумен в меру и эта разумность является только потенциальной, а не актуальной. Делает актуальной разумность человека, осмысленность его жизнедеятельности опыт. Опыт в жизни человека есть испытание, жизнь его пытает и испытывает на готовность быть разумным, адекватным сложившейся ситуации, предлагаемых обстоятельствам. Человек может ответить на вызов времени, предложить свой ответ на вопрос, на запрос эпохи. Вот это соответствие ответа вопросу и есть разум диалога человека с миром, с людьми, как и с самим собой.
Мир молчит и человек молчит, думая подстроиться к состоянию мира. Вот настроиться и тогда мир откликнется в нем эхом молчания. Так работает сознание, разум медитирующего, размышляющего человека. Молчание исихаста и есть его молитва, безмолвный голос его души как гласа бога. Бог говорит молчанием, молча. Помолчи и ты, человек, чтобы в тебе сказалось нечто в глубине души. Так рождается откровение в духе, вдохновением. Оно гудит, как колокол в тебе. По тебе он звенит. Бог призывает тебя к себе на разговор. Пришло время отвечать за дарованную свободу бытия, жизни, чувства, мысли. Человек собирается с мыслями, чувствует это и действует, творит в ответ. Здесь разум следует сдерживать, не спешить, не опережать событие откровения, быть способным услышать, то есть, быть послушным. «Послушай то, что я скажу тебе». «Понял»? «Отвечай». Вот о каком послушании идет речь при откровении, чуде явления бога. Знай свое место
Но не медли, когда пришел час расплаты, плати по счету жизни и отвали в сторону, пришла другого очередь платить, расплачиваться жизнью. На тебе мир не сошелся, - ты один из многих. Все такие по идее и по понятию как идеи, понятной тебе. Имей разум, волю, мужеством умереть. Освободи место для жизни, дай другим пожить. Вот и все. «Но есть ли для меня вечная жизнь»? – возопит иной смертный. Конечно, есть, но для бога. «Я для меня»? – спросит он с дрожью страха в голосе. И для тебя есть – смерть. Вечная жизнь есть только в боге. Но есть ли в нем для тебя место, знает только бог. Его знание есть существование. Когда это, неизбежное, случится, тогда и узнаешь, узнаешь, если будешь жить. Мертвому знание лишнее, его ведь нет. Вот так. В боге, если кто-то и есть, то есть как идея, в идеальном виде. В нем уже все, что может, случилось. Поэтому на человеческом языке, в человеческом образе может быть представлено в виде памяти. Ты есть в боге в том смысле, что он помнит тебя. Ты есть в памяти бога в качестве семени. Таким он помнит, знает тебя. Семя и есть дух, который прорастает в благоприятной почве бытия в образе существа.
В лучшем случае ты вырастешь в новой жизни в качестве человека или подобному ему существа в ином месте, нежели Земля. Место для жизни в мире много, Земля – одно из них. Но возрождение тебя необязательно. Ты можешь лежать почти целую вечность и ждать своего часа. На что она эта вечность как все времена разом? На то, чтобы все времена ждать и надеяться на воскресенье. Может быть, бог и вспомнит о тебе, правда, если есть резон. Что о тебе можно вспомнить? Что ты натворил? Позволить тебе и дальше так творить? Нет, дорогой, полежи и подумай, если не думал прежде, что ты натворил. Подожди, пока все, коих множество, будут творить то, что должно. Теперь понял, что ждет тебя и для чего ты нужен? Человек все не понимал, не понимал, а раз – и понял, наконец, до него дошло, что и так, интуитивно, понятно.
Зачем бросать тебя в почву, если ты, как семя, дурной, худой? Еще соблазнишь кого-нибудь и погубишь, отравишь своим ядом. Лежать тебе и гнить в аду. Ад – это бессознательное бога, тьма тьмущая. Может быть, там твое место. Ах, не хочешь гнить, так думай должное и делай это, будь пробужденным и просветленным, пока не поздно и ты не умер. После драки кулаками не машут. Что толку? Вот если так размышлять, то и можно поверить разумному человеку, а не болвану, который лоб себе расшибет об пол от поклонов. Я понимаю, чтобы верить, а не верю, чтобы понимать. Разум понимает, а сердце чувствует и верит, но не разумеет.
Впрочем, не разум разумеет, а человек, как и чувствует, и верит. Это все действия, энергии человека, состояния его сознания и существования в качестве сознающего. Если не его, тогда о ком идет речь? Тогда речь идет о нем только как о машине бога или мира. Скажите, читатель, ну, зачем богу машина? Ему делать больше нечего? Это человеку делать больше нечего, как делать машину. Между тем, как есть он сам. Ему самого себя следовало бы развивать. Но он, напротив, пытается развивать машину. Как можно развивать мертвое и тем более еще вразумлять мертвое, создавать искусственный интеллект? Для чего? Напрашивается простой ответ: «чтобы самому не думать, не развиваться, чтобы за него делала, что ему предназначено, машина». Вот какой он хитрый. Следует помнить, что хитрость есть компенсация отсутствия ума. Что делать с ним, с этим существом? Ничего. Что делать с дураком? Да, бог его знает. Вот если ты не дурак, так делай сам, а машину используй лишь как усилитель, но не своего ума, а только тела. Только дурак может создавать искусственный интеллект, то есть, существо, не имеющее своего натурального, естественного интеллекта. Создавая искусственный интеллект, дурак с мозгами и душу свою погубит, а интеллекта не добудет. Заставь дурака думать, он себе мозг отобьет. Что мы и видим ныне. Что видим? Конец, дегенерацию прогресса.
Глава шестая. Что делать?
Не знаю, как вам, читатели, но я знаю, что мне делать. Думать и еще раз думать. Но не раздумать думать, а напротив, думать, чтобы дальше думать. Для меня это работа, а не предисловие к ней. Вы же, как хотите. Нам дана эта жизнь для свободы. После жизни вечный гнет. Многие толкователи понимают этот гнет как высший цвет свободы. В некотором смысле это так. Но не в смысле становления. В вечности нет становления. Там есть одно бытие. Не-бытия там нет. Не-бытие есть здесь и теперь как момент бытия. Здесь они связаны становлением. Там же развязаны и не-бытие есть обратная сторона бытия, его зазеркалье.
Это для бога вечность есть рай, а для человека ад. Сам человек попадает после смерти в зазеркалье, в не-бытие бога, в ад. Не сам человек оказывается в раю бога, а только то, что он вложил в него и преумножил божеское, не свое. Если же не преумножил, то он будет вечно ждать еще одного своего шанса на воскресенье в мире. Если же заместил божеское своим, то будет гнить в аду. Вот такой закон у бога. Конечно, он может помиловать, пожалеть. На то ему дана воля, свобода. Тебе она дана здесь. Вот и твори за милую душу. До следующего раза, если он будет. Кто его знает? Только бог. Вот человек и пускается в этой жизни во все тяжкие, за всю вечность отвязывается здесь и теперь. Терять нечего, кроме своих адских цепей.
Так обстоит дело, если смотреть на бога, как юрист. На само же деле ни я не юрист, ни тем более бог. И никакого закона юридического или научного нет для бога. Закон ему не указ. Это люди за бога выдумали закон бога. Бог есть чудо, а какой закон в чуде? Бог вам не юрист, но он и не фраер. Человеческим рассудком, которым руководствуются люди, бога не понять. Для этого следует иметь разум. Но это не данность, а за-данность, задание человеку поумнеть. Нечто потустороннее, чем данность, которая находится по эту сторону существования. Закон в этом умении носит только служебную роль тренажера для развития ума, естественно, не бога, а человека.
В реальности ада нет. Он есть в сознании, в представлении человека, который боится смерти. Ад – это усилитель, генератор страха, который усиливается при приближении к смерти. Действительно, смерть есть конец. Но конец для тебя, а не для души. Но если душа черная, то для нее исходом будет тьма. Если же она светлая, то будущее обернется для нее светом. Нас нет в будущем. Будущее – это там, где нас нет и никогда не будет. Но оно есть для души. И душа – это не мы сами, но лучшее в нас, что есть от бога. Душа жалеет нас и не ставит нас на наше место, позволяя нам ставить себя на ее место. Мы умрем и нас больше не будет. Не будет и ада для нас, вообще, ничего не будет, ни плохого, ни хорошего. Все уже здесь для нас. Но не для души, не для сознания. Сознание будет, оно продолжится. Но это продолжение в вечность будет таким, каким оно складывается здесь и теперь, во времени и на своем месте. Поэтому многое для души готовится нами здесь и теперь. У кого ее нет, нет и продолжения того, чего нет, есть только продолжение нет, ничего, ничто. И в этом случае есть что-то. Что? Одно материальное. Таковы материалисты. Кое в чем они правы.
Вот почему я думаю и для меня это дело, ибо только это продолжится, останется в связи со мной. Ведь сознание вечно, не я, если только я не есть сознание. Как еще выразить то, что можно понять?
Все это: религиозная вера, научное знание, тщеславная власть, проклятые деньги и даже художественное творчество – дерьмо собачье. Я знаю, что это такое не понаслышке. Каждый день убираю его. Но именно это имеет ценность для людей. И в самом деле, что еще может быть для них ценным? Все это они, если не спускают в унитаз, то оцифровывают и превращают в звон монет. Материализация реализаторов. Реалити-шоу. Конкурсы, чемпионаты, олимпиады, игры. Человек играющий в дерьмо.
Материализация идеи в итоге убивает ее. Это общее место творческих деяний деятелей эпохи Возрождения, которые работали, руководствуясь принципом: non finito. Взять того же Леонардо да Винчи, чьи лучшие работы остались незаконченными. То, что незакончено, можно делать лучше, творить. Или почему Лев Толстой многократно переделывал свою «Войну и мир». Опять же по этой причине. По этой примете можно узнать гения. Между тем законченные работы мастеров оставляют странное впечатление о себе. Они кажутся, если не представляются какими-то пресными, не живыми. Далеко ходить, отходить от вышеупомянутой эпохи не надо. Тот же Рафаэль Санти это показывает своей сикстинской мадонной, которая намного уступает мадонне Боттичелли. У Боттичелли еще живой образ, а у Рафаэля он уже мертвый, стилизованный.
Мыслитель нужен только тому, кто сам не мыслит, но занимается интерпретацией того, что помыслили другие. Так и
