тисках билась и дрожала недавно еще звучавшая свободно, хрупкая мелодия. Как ни горько и больно мне было, требовалось предоставить Дане пройти ее собственные ступени понимания и взращивания веры в душе. Только так могли разрушиться невидимые границы, до сих пор разделяющие нас.
Что ж, я выдержу эту разлуку, хотя сейчас расстаться с Даной казалось выше моих сил: звенящее счастье пронизывало наш уютный мир, но на самом его пике Дана испугалась поверить в него, как в невозможный дар судьбы.
Я взял отпуск на три дня, чтобы перед отъездом Даны не покидать ее ни на минуту. В преддверии разлуки мы плыли в захлестнувшем нас опьяняющем мареве, впитывая друг друга, словно губка – влагу. Эти волны накатывали все сильнее, и невозможно было представить, что Дана оторвется от меня даже и на краткий миг, не говоря уж о том сроке, на который предполагалось наше расставание.
В каком-то полусне я собирал ее чемодан, тщательно проверяя каждую деталь, ведь Дана по рассеянности могла забыть лекарства и фотографии, предметы гигиены и просто милые пустячки, дорогие сердцу, а мне хотелось, чтобы она непременно взяла все самое необходимое. Одна за другой вещицы эти задерживались в моих руках,– я пытался насытить их своим теплом. Никто и никогда не назвал бы меня сентиментальным, сейчас же самые обычные детали вызывали влажность моих глаз и комок в горле. Они как части нашей общей жизни уже проскользнули в мое сознание и прочно обосновались там: я помнил даже мельчайшие складки, изгибы и пуговки на одежде Даны, поскольку осязал их много раз, обнимая ее, а мелочи обычно сам собирал в ее сумочку, когда она спешила на работу. Моей душе не грозило их забыть, она впитала все это наравне с любовью.
Дорога от дома впервые показалась мне до обидного короткой. Как назло мы избежали пробок и без приключений прибыли в аэропорт к назначенному часу. Накануне я не спал всю ночь, но ощущал какую-то неестественную бодрость, Дана тоже была возбуждена. Однако людская суета сразу же захлестнула нас мутной волной. Нестерпимая обыденность роящейся толпы и равнодушный голос диктора наслаивались друг на друга и, топорно чужеродные чувству, соединявшему в единую энергетическую цепь наши руки, готовящиеся к разрыву, пытались его уничтожить. Мне хотелось убежать от этой холодной лавины звуков, в которой тонули последние крохи, связующие нас с домашним уютом. Я проталкивался к нужному выходу для регистрации, а Дана, следуя за мной, растерянно смотрела по сторонам, щурила глаза и озиралась в поисках малейшей зацепки.
Опытным взглядом я прикинул, какая из очередей на паспортный контроль короче, и почти втиснул Дану перед замешкавшимся мужчиной. В спешке мы не успели обняться, а на посланный мной воздушный поцелуй Дана ответила жалким потерянным взглядом.
Странное ощущение охватило меня, я не мог сдвинуться с места, точно пронзенный мощным световым лучом. Он пригвоздил меня к плоскости, начавшей изгибаться, и можно было наблюдать изменение положения окружающего так же, как видишь наклоняющуюся поверхность земли из окна самолета.
Все слилось в странный гул, закручиваясь вихрем, и с этими томительными звуками нарастало и нарастало оглушающее напряжение, некое незвучащее пульсирующее пространство, экспрессивная непрерывность, с коей не мог смириться мой разум, требующий в своем исполнительском порыве озвучить этот момент. Энергетический импульс во мне готовился нарушить паузу, организованной тактовой ритмике которой я непроизвольно подчинялся, но уже вплотную приблизилась светящаяся точка, где стало возможным подлинное и уникальное событие – сотворение прекрасной музыки.
В какое-то мгновенье реальность объемно проскользнула в мое сознание, и я увидел, что Дана спорит с кем-то из служащих аэропорта, кого-то толкает и спешит назад. Меня охватило волнение, как если бы предстояло спасать ее от погони,– тело напряглось каждым мускулом, готовясь к действию: к прыжку, борьбе, побегу. Господи, что-то забыла, подумал я и быстро огляделся, но чемодан мы сдали в багаж, а сумку Дана держала в руках.
Она что-то говорила на паспортном контроле; ее удерживали, она вырывалась. Я метнулся к стеклу терминала, разделявшему нас, достал мобильник и показал на него Дане. Но она будто не заметила моих маневров и упрямо продолжила спор с таможенниками. Время поджимало, самолет готовился вот-вот взлететь, впрочем, не это беспокоило меня,– я усиленно выискивал щель или лазейку, чтобы проникнуть за стеклянную стенку и освободить Дану. Но тут барьер открылся, Дана метнулась ко мне и прижалась к моей груди.
-Что случилось?- спросил я, хотя волнение мое мгновенно улеглось, ибо пауза медленно, но верно начала замещаться вожделенным объемом и звучностью. Шальной бег времени затормозился, стоило мне вдохнуть запах любимых волос Даны, а она подняла глаза с озорными искрами:
-Забыла спросить. Так ты не передумал взять меня на работу?
На миг я замер, но тут же деловито вырвал лист из блокнота и протянул ей:
-Пиши заявление и завтра утром без опозданий. Должность pr-менеджера, надеюсь, тебя устроит?
Счастье-время янтарными каплями падает мне в душу, наполняя ее густое горячее озеро и согревая мой мир. В нем теперь есть самое необходимое и дорогое – Дана. И все мои многочисленные, разнообразные я, бывшие раньше отдельными частями, раздробленными отражениями в кусочках зеркала на сверкающем шаре, объединились в целостное изображение – в того, кто живет, дышит, чувствует, все понимает. Дана открыла мне доступ к великому внутреннему знанию, вобравшему в себя великолепие телесных ощущений, ярчайших ароматов, звуков, красок, неугомонных смен настроений. В нем, взаимно обогатившись, переплелись многие уровни мышления; оно порождает новую энергию во мне и наполняет мое сердце любовью – единственной носительницей главного и всеобъемлющего смысла.
***
© Copyright: Марк Шувалов, 2009г-2011г.г.
