приближаясь к человеку вплотную, начинаешь видеть иным зрением.
На глаза наворачиваются слезы, когда я смотрю на свою пташку и слушаю ее восторженные бредни, будто это мой ребенок, которого я взрастил и воспитал. Мог ли ты раньше представить меня таким сентиментальным? И причина подобных изменений вовсе не моя временная инвалидность. Напротив, признаюсь: я был близок к тому, чтобы озлобиться и возненавидеть мир, а такое с моим жестким характером вполне могло случиться. Как же теперь я вознагражден. Впрочем, любовь всему придает смысл. Только в порожденных ею состояниях человек способен видеть истину. И мое стремление к достоверности – есть стремление к любви, открывающей мне уникальную возможность восполняться тем, чем я не могу стать сам. Именно поэтому меня влечет желание воссоединиться с возлюбленной, обрести ее мир. Но им нельзя овладеть также просто, как ее телом, ибо весь предваряющий данное соединение труд осуществляется лишь в душе и не может быть заменен никакой, даже самой напряженной, работой ума".
Мне предстояло встретить Лену, срочно вылетевшую в Москву по делам мужа. Я много рассказывал Дане о проблемах друга, и она предложила привлечь для спасения его фирмы Климова. Того самого возмутителя спокойствия, благодаря которому я осознал, как дорога мне Дана. Она взялась с ним поговорить, а это означало, что дело непременно сладится: он слишком ее уважал.
Мало того, Дана поехала со мной в аэропорт, что было ее первым шагом к обнародованию нашего союза, но даже теперь она не позволяла мне на людях взять себя хотя бы за руку. Я не спорил, однако ее упорство болезненно покалывало меня. Оставалось надеяться, что время и привычка сгладят ее сомнения. Главное, мы были вместе.
Между тем Лена с нескрываемым интересом приглядывалась к моей жене. Она и раньше недоумевала: почему я не влюблен в ту, что по всему предназначена мне. Сергей намекал об этом в письмах, и меня так и подмывало рассказать ему, насколько Лена в своих подозрениях была близка к истине. А с ней самой произошла разительная метаморфоза и не потому, что лицо ее несколько осунулось. Я помнил девочку-подростка с ребяческой задиристостью, теперь же передо мной стояла женщина, юная и по-прежнему в чем-то наивная, но уже отринувшая детские иллюзии и познавшая нечто из иной жизни. Мне даже казалось, что я улавливаю отблески взглядов Сергея в ее глазах, точно она являлась живым зеркалом, отражавшим его мысли…
***43
Мне пришлось оставить мужа и лететь в Россию. Я не позволила бы Сереже напрягаться, ведь это могло отрицательно сказаться на результатах лечения. А он все чаще хмурился, получая информацию о своей фирме. Оказалось, что мои бывшие начальники во главе с Евгением Ивановичем когда-то очень "дружили" с ним, ведь он по договору с их фирмой без предоплаты поставил на приличную сумму одному из муниципальных учреждений города оргтехнику. Средства, полученные от заказчика, Евгений Иванович с партнером тут же вложил в выгодный проект, разработанный, кстати, мною, а погашение долга за оборудование Сергею притормозил.
После аварии, когда потребовались деньги на операцию, отец Сергея неоднократно звонил Евгению Ивановичу, но ответы получал изворотливые и явно лживые, поэтому даже хотел нанять коллекторов. Впрочем, те бы заломили немалую сумму, так что, в конце концов, он нанял юриста и выставил официальную претензию руководству "Этны". Однако ее владельцы вместо оплаты долга пытались в спешном порядке выводить активы из оборота, мало того, пошли дальше в своей подленькой игре: анонимно сообщили по телефону доверия в налоговые органы о неких махинациях в фирме Сергея, чтобы на длительный период нудной проверки вывести его из борьбы.
Но они забыли о существовании той, кому были прекрасно известны бухгалтерские уловки самой "Этны". При желании я вполне могла бы их "утопить", однако для начала требовалось изучить дела Сергея, чтобы грамотно защитить его бизнес от краха и "вытащить" любыми путями средства, которые задолжала Сергею "Этна".
С жаром убеждала я мужа в необходимости действовать и обещала, что противники наши заплатят неустойку, равно как и сумму упущенной выгоды. Но Сергей согласился опустить меня только после долгих раздумий, ибо очень не хотел вмешивать дела бизнеса в наше единение. Я горела злым весельем, правила этой игры были мне хорошо известны, правда, жизнь с Сергеем все изменила, и роль жены больше не казалась мне отказом от себя и творческого роста, напротив, стала восприниматься мной как заслуженная награда, ценность которой доступна лишь посвященным.
Странным мне казалось все произошедшее, ведь Евгений Иванович не был по природе злым человеком, напротив, обычно проявлял чуткость и внимание к другим. Но видно все меняется, к тому же на него свалились проблемы родителей. Уехав в Канаду, они как иммигранты попали там в очень сложную ситуацию, и Евгений Иванович, стараясь помочь родным, легко отодвинул в сторону порядочность. Правда, я и сама ради мужа придушила бы всякого: остальные люди по сравнению с ним как бы сделались для меня меньше ростом и потеряли свою значимость. Однако даже в стремлении оградить Сергея от тягот бизнеса, я ощущала себя под его защитой. Он хранил меня от инородных воздействий, спокойным взглядом останавливая на скаку любые страсти.
Восстановление после операции шло медленно, но в каждом слове Сергея, в каждом его жесте чувствовались мужское начало и проницательный ум, подчинение которым являлось большой привилегией для меня. Бизнес со своими атрибутами остался где-то за границей нашей теперешней жизни. И все же мне предстояло оторваться от чистого домашнего мира, чтобы забыть о своем женском предназначении, а вернее, напротив – вспомнить о нем получше. Я готовилась защищать любимого, как волчица – до последнего вздоха. Карьера, амбиции, прежние интересы поблекли рядом с одной основополагающей целью: обеспечить средствами свою маленькую семью, события в которой только и имели теперь для меня значение, не сравнимое ни с чем иным. Честолюбие мое растворилось, заменившись желанием служить единственному существу на свете.
Странно было вспоминать себя прежнюю – упрямую и глупую – свою неправильную, искаженную копию, симулякр, подобный оригиналу лишь снаружи. Мы оба изменились с момента нашей встречи, и все же ядро, объединявшее нас, осталось прежним. Хотя, находясь в общем пространстве, каждый взращивал свои собственные мысли. Меня, к примеру, несколько пугала отрешенная уверенность Сергея в том, что он должен искупить какую-то несуществующую вину. Я не понимала, как можно так проникнуться держанием своего одиночества, поскольку никогда не принимала ни конфуцианства, ни восточных учений о дао. Мыслимо ли в обычной жизни занять позицию пассивного наблюдателя, правда, возлюбленный убеждал меня, что я не права и не вполне понимаю, о каком недеянии идет речь. Впрочем, отрицание того или иного мировоззрения никак не влияло на мое ощущение психофизического родства с Сергеем, и какие бы точки зрения ни отстаивал каждый из нас, разорвать нашу связь было уже невозможно. Нечто совершенно автономное от сферы разума, какая-то особая сущность обесценивала все рассудочные построения – на ее фоне любые попытки обращать кого-либо, даже друг друга, в свою веру выглядели смехотворными. Каждый из нас оставался собой притом, что вместе мы составляли какое-то третье существо, ничуть не тяготившееся двумя своими такими разными половинами.
В Москве я встретилась с Ромой и приняла у него дела. Вот кто вызывал во мне сложные чувства, среди которых основным была ревность. Даже наличие Ксении ничего не меняло – инстинкт подсказывал мне опасаться рыжего ангела. Он также испытывал рядом со мной напряжение, но покорно, без вопросов выполнял мои указания, бегал по делам, отвечал на звонки. И постепенно, наблюдая его новую жизнь, ураган, в который его ввергала Ксюха, я успокоилась. Особенно, когда случайно обнаружила их страстно целующимися в укромном уголке. Поэтичный нежный мальчик всем своим видом вдруг выказал моему цепкому взгляду истинно мужское неуправляемое желание, которое невозможно имитировать. А для меня не существует ничего более убедительного, так что я совершенно изменила к нему отношение, перестав воспринимать его существом какого-то третьего пола...
***44
При появлении Ксюхи жизнь моя кардинально изменилась. Это неугомонное создание всюду имело свой интерес и всюду находило радость, волнения и наслаждения от самых на первый взгляд неприемлемых для этого вещей. Она втягивала меня в какие-то невообразимые сферы существования. Дошло до того, что сразу в двух литературных объединениях я сделался завсегдатаем и признанным экспертом-любителем в вопросах поэзии, поскольку одно издательство готовило первую книжку моих стихов к печати. Ксения вынуждала меня общаться с невероятным количеством людей искусства, в круги которых проникала, используя связи отца. Все это она считала необходимым для взращивания моей уверенности в собственных силах и таланте. Даже Сергей признавал, что раньше ошибался на ее счет, и мне необходима как раз такая подруга. Он полюбил беседовать с ней по телефону, хотя я подозревал, что инициатором их дружбы явилась Лена: слишком уж быстро они сошлись. Конечно, Лену к этому толкал инстинкт самосохранения, она пыталась оградить от меня Сережу, в чем самым действенным инструментом оказалась именно Ксения. Я не обижался на жену друга, однако с тайной тоской вспоминал своего кумира, принадлежавшего теперь ей.
Между тем, наружность мою Ксения привела в соответствие с собственными вкусами: строгий костюм и галстук перестали казаться неуместными на мне,– она изменила оттенок моих волос и прическу. Да и можно ли было сопротивляться этой чернокудрой хулиганке, которая всем заявила, что мы поженимся, не дожидаясь, когда я осмелюсь затронуть данную тему. Впрочем, вряд ли я сделал бы это сам, несмотря на изменения, коснувшиеся не только моего внешнего облика.
Более всего беспокоило меня то, что я готов был принять белое за черное и все – в угоду желанию получать от нее любовь и нежность. Так и зомбируют людей, делая из них преступников и камикадзе, ведь даже откровенное зло человек совершает только в уверенности, что творит добро и справедливость. Сознание мое искривилось в сторону Ксюхи, и оставалось лишь надеяться на природную доброту, здравый смысл и совестливость моей подружки, определявшей теперь линию моего поведения.
Правда, семейная жизнь и сама по себе вынуждала меня решать множество житейских проблем в не свойственных мне раньше сферах, хотя я по обыкновению желал вникнуть в тонкости. Но Ксения неизменно прерывала этот процесс в самом зачатке, зная по опыту, что я могу увязнуть в начале действия, на подходах к нему, так внимание мое увлекалось в сторону. И тактика моей женушки имела успех, по крайней мере, я научился пресекать очередное непроизвольное рассматривание полосок на троллейбусном билетике, вместо того, чтобы сосредоточиться и не проехать свою
