Возвращение

исключительно и сугубо к работе, а в интонациях и словосочетаниях, подразумевающих и усиленно намекающих на непроизносимое вслух. Но после нашего первоначального объяснения я прекрасно понимал все ее отчаянные зашифрованные месседжи. И мне не было ее жаль, хотя она даже подурнела от усилий как-то достучаться до меня. Но откликнуться на ее призывы или просто проявить к ней малейшее сочувствие значило признать ее правоту, а то и вовсе сдаться ей без боя. Слишком жесткие тиски она мне готовила. Стоило зазеваться, я мог угодить в западню, как бывало со мной не раз и не два раньше, когда я проникался чувствами девушек, жалел их и оказывался с ними в одной постели при том, что не испытывал не только мало-мальской похоти, а вообще ощущал нечто подобное отвращению.
    Однако, несмотря на наше противоборство, дела по фирме мы сделали, контракт подписали, целевое финансирование получили, научную базу для методик опросов утвердили. Даже бюллетень свой из печати забрали и разослали по инстанциям. Все как в лучших домах и самых солидных социологических фирмах, занимающихся настоящими масштабными исследованиями. Так что домой возвращались удовлетворенные своей работой, хотя и в полном отчуждении друг к другу.
 
    Меня никто не встречал, но мы и не договаривались с Юджином. Серега мог приехать, но не приехал, был как всегда очень занят. В поезде я долго думал и решил, что позвоню ему после того, как встречусь с Юджем. Все ведь могло случиться, и Юдж мог в последний момент от меня отказаться. Рисковать я не хотел, страх одиночества то и дело окатывал меня ледяным душем. Именно он вновь и вновь возвращал мою память в не столь уж давнее студенческое прошлое. Потому и сидел я все вечера в гостинице в интернете – все на Гарика любовался и стихи его читал.

    Простившись на вокзале с Еленой, я заскочил в супермаркет, прикупил еды и уже мечтал о ванной, чтобы чистым, в отутюженной одежде, ехать к Юджину. Но дома меня ждал сюрприз. Войдя, я сразу увидел сидящего в кресле тестя. Голова моя самопроизвольно вжалась в плечи, поскольку ничего хо-рошего визит Женькиного отца в ее отсутствие предвещать не мог.
    Оставив сумку в прихожей, я все же заглянул в комнату, поздоровался и застыл, не в силах сделать ни шага в комнату. Постарался быть максимально вежливым, но получилось заискивающе и ужасно противно.
-Вернулся?- спросил он и кивнул:
-Проходи, разговор есть. Серьезный. Надеюсь, в обморок не хлопнешься?
Голос звучал вроде бы дружелюбно, но я все равно опасливо сел поодаль от тестя.
-Как съездил?
-Спасибо, хорошо. Все запланированное сделали: контракт удачный подписали и финансирование по-лучили на следующий год.
-Я смотрю, тебя ценят. Ты там кем – переводчиком?
-Нет. В основном специалистом сектора по работе с интервьюерами.
-Специалист? Тоже нормально. Только зарплата маловата.
-У нас все не слишком много получают. Специфика гуманитарная. Но сейчас, наверно, будет больше. Оклады повысят, контракт как-никак денежный.
-Контракт…м-да. Ладно, хорошо, я рад, что ты нормально устроился, нашел, так сказать, свое призва-ние. Но, давай, поговорим о другом. Женя не звонила тебе?
-Нет,- ответил я, внутренне сжавшись.
Он взглянул на меня и задержался – сначала на лице, потом спустился ниже…Я боялся даже вздохнуть посильнее.
-И не позвонит. А мне бороться с ней…нет, не могу…
Мы помолчали. Тесть поглядывал на меня исподлобья. К своему удивлению я заметил, что он нервни-чает. Руки его выдавали: он то расслаблял пальцы на подлокотнике кресла, то сжимал их.
-У меня ведь по молодости-глупости тоже с одним парнем было…- вдруг сказал он. Глаза мои расши-рились от ужаса, а сердце похолодело. Но тесть ничего не замечал, потому что смотрел куда-то в сторону, в окно.
-Так вот, кончилось все это плохо. Жена не перенесла моего предательства – вены себе вскрыла. Жень -ке тогда всего годик исполнился. Не спасли… Всю жизнь простить себе не могу.
Его, по всей видимости, воспоминания накрыли, а я сидел в полном оцепенении. Но вдруг он встрепе-нулся, словно опомнился, и взглянул на меня:
-Я тебя сразу вычислил. Гены что ли мои в Женьке сработали, раз на тебя ее прямиком вывели. За ней ведь уйма парней бегала, а она тебя избрала. Пытался я хоть как-то ее убеждать – не открытым текстом, конечно. Все о твоей инфантильности твердил ей. Но она ни в какую… Только судьбу матери не дам ей повторить – сам себя лучше порешу.
    Он встал и подошел ко мне почти вплотную. Я, дрожа всем телом, медленно попытался подняться вдоль его мощного торса, как стебель вьюна по дереву.
-Ты мне скажи, вы что с ней решили?- спросил тесть, нависая надо мной всей своей массой и проникая в меня темным шоколадом глубокого взгляда.
-Мы?....Мы договорились быть честными друг с другом, и я…как только понял, что вот-вот сорвусь… Я не хотел и не хочу причинять ей боль, не хочу лгать…но она даже не выслушала до конца, ушла…
-Да, знаю. А ты в курсе, что она беременна?
От этих слов я чуть не упал. Он успел меня подхватить за плечи и с силой усадил.
-Так, обстановка ясна. Ты ничего не знаешь, она говорить тебе не захотела, а я между вами встрянул. Но и ты пойми меня, дочь она моя – единственная! И тебя я не придушил только потому, что видел – любит она тебя без памяти. И ты вроде тоже ее любил. Любил или нет?
-И сейчас люблю,- едва смог я произнести пересохшими губами,- но я гей… и права не имею жизнь ей ломать. Однако теперь…на все готов ради нее и ребенка, раз уж так получилось…
-Еще бы ты не был готов! Ребенок-то твой. Но Женька…что с ней делать, не знаю. Сама она ни за что тебя не примет – это точно. 
-Вы только скажите, где мне найти ее – я умолю, уговорю…
Он взглянул на меня внимательно:
-Может, и умолишь… Сейчас-то у тебя кто есть? Она ж не просто так от тебя ушла.
-Был, но теперь я абсолютно свободен и в ее полном распоряжении,- поспешил я его успокоить.
-Значит, говоришь, гей… В наше время это по-другому называлось, не так романтично и намного гру-бее. Ну да ладно, гей, так гей. Хотя, наверно, бисексуал все-таки, раз с женщинами можешь. По мне это двуличие – и нашим, и вашим. Раз гей, так и будь геем, нечего бабам мозги морочить. Все равно ж к мужику в итоге сбежал…
Я опустил голову.

20. Закрыв за тестем дверь, я без сил опустился по стене и какое-то время сидел в тупом оцепенении. Представить детеныша в животе у Женьки никак не получалось, она стояла перед глазами такой, какой я впервые ее увидел – совершенно непонятным существом, похожим скорее на мальчика. В памяти тут же возникли ее губы, которые бесстыдно прикасались к моему члену…
    Не знаю, кого я трахал в своих фантазиях, когда исступленно мастурбировал на полу в прихожей,– образы Женьки и Юджина слились в моем мозгу. Они представали мне то поочередно, то каким-то единым двуполым существом, которого я желал все время по-разному.
 
    Как только мне стало известно положение Женьки, все иные планы рухнули. Глянув на сумку с ве-щами, я мотнул головой, чтобы избавиться от наваждения – ведь ехать предстояло теперь совсем в другую сторону.
    После принятия ванной чувство оглушенности несколько отступило, и теперь я раздумывал строго и печально о том, что всем когда-то приходится становиться взрослыми. Даже детеныш из некоей аморфной массы уже начал выкругливаться крепеньким тельцем перед моим мысленным взором, дрыгать маленькими ножками и поглядывать на меня внимательными глазками. В животе ёкала льдинка и подгоняла меня – нужно было ехать к Женьке. Звонки Сереге и Юджину откладывались на неопределенное время.
    И вдруг, как всегда некстати, объявилась маман.
-Ну, слава богу, застала тебя, а то у моего сотового зарядка села. Сейчас буду тебя кормить, ты ж с дороги!
Она без умолку тараторила и раскладывала на стол продукты. А я разглядывал ее и пытался предста-вить прогуливающейся с коляской в парке среди таких же новоявленных бабушек. Но получалось пло-хо, слишком маман не подходила для этой роли. Однако ж она часто заговаривала о ребенке и явно расстраивалась тем, что я отмалчиваюсь. Может, поэтому и Женьку недолюбливала.
-Мам…- прервал я ее и взял за руку, чему она крайне удивилась, ведь между нами были не приняты какие-либо нежности.
-Хотел тебе сказать…посоветоваться…
-Что такое?- тревожно взглянула она на меня и схватилась свободной рукой за сердце.
-Только не волнуйся…
Бессильно опустившись на стул, она смотрела на меня совершенно беспомощным взглядом, и на секунду я почувствовал, что теряю опору под ногами, но тут же взял себя в руки и сказал:
-Да успокойся! Все хорошо, даже замечательно. Женя беременна. Пал Петрович сказал. Он совсем недавно уехал от меня.
В памяти тут же возникли темные глаза тестя и его близкое дыхание, так что сердце замерло от сладкого ужаса. А лицо маман между тем несколько исказилось и стало похоже на лицо маленькой девочки – также скуксилось, и губы задрожали.
-Ты чего это, чего?- забеспокоился я, с удивлением понимая, что она вот-вот заплачет.
-Ты что, не рада? Или все-таки рада? А кто всегда хотел внуков…
Маман закрыла рот рукой и закивала, не в силах, видимо, произнести ни слова. Я засмеялся, она глот-нула ртом воздуха, ойкнула и тоже засмеялась, но тут же испуганно спросила:
-А как же… ведь я все время ее обижала, и она до сих пор не вернулась…
-Об этом я и хотел с тобой посоветоваться. Пал Петрович дал адрес, где ее можно найти. Но мы с ней вроде как поссорились, и теперь мне необходимо как-то уговорить ее.
    Маман сделала странное движение губами, потом плечами, словно на место их поставила, а потом взглянула на меня со своим привычным полупрезрительным выражением:
-Доверять тебе столь ответственное предприятие никак нельзя. Говорить с ней буду я.
-Хорошо, но я тоже должен… после тебя…
От взгляда маман я почувствовал дискомфорт, даже заелозил, словно она могла прочесть на мне все, что я от нее скрывал.
-Трудный предстоит разговор. Ты понимаешь это?- строго спросила она.
Я чуть в осадок не выпал. Никак не ожидал от нее таких слов. Она вечно пыталась меня воспитывать, но сейчас было нечто новое, я впервые ощутил в ней союзника, а не противоборствующую сторону.
Сев напротив, я вытянулся в струнку и ответил с воодушевлением:
-Конечно, понимаю! И ты сделаешь это намного лучше меня, но я должен рассказать тебе кое-что о себе…
Она вздрогнула и отвернулась, а потом сказала с какой-то тоской в голосе:
-Не нужно ничего рассказывать, я и так все знаю.
-Что именно?- опешил я.
Маман поежилась, встала и вновь занялась продуктами, упорно отводя от меня взгляд.
-Это твои дела, я запретила себе встревать. Мне всегда было трудно понять такое, но…ты мой сын, и я приняла тебя таким. Одному богу известно, чего мне это стоило.
Я медленно сполз со стула, и заметил это, только когда ощутил прохладу пола сквозь джинсы.
-Ты всегда знала?!
-Да. Во-первых, мы не просто так расстались с твоим отцом, а во-вторых…Я слишком хорошо помню вашего учителя литературы, которому пришлось из-за тебя уволиться, хотя мы, родители, даже к директору ходили с протестом и в комитет по образованию писали – думали, что молодого талантли-вого педагога начальство несправедливо замордовало.
Я сидел с раскрытым ртом. Маман рассердилась:
-Только не делай круглых глаз, не терплю