устроишься.
Но тут же повернулся на другой бок и отрубился.
На вокзал я примчался почти к отходу поезда. Елена явно нервничала, ожидая меня, а, увидев, только сдержанно поздоровалась и никакой особой радости не выказала. Да и мне в такую рань улыбаться совсем не хотелось. Желудок завывал с непривычки от столь раннего завтрака, и глаза слипались.
Билеты у нас с ней оказались в бизнес-купе на двоих, но я сделал вид, что не удивлен такой роско-шью, хотя вагон "св" для нашей фирмы был явно накладен. Мне жутко хотелось спать, но даже в полудреме я думал о Юджине. На мои смс он не отвечал, и настроение поэтому находилось на полном нуле.
Продрал глаза я только к обеду, когда Елена разложила бутерброды и заказала чай. Мы поговорили о последнем нашем проекте, других тем не касались. По всему она явно приготовилась к длительной осаде, тем более что командировка наша планировалась почти на две недели. Ведь помимо переговоров с французами и заключения контракта со Статуправлением, Елене требовалось согласовать смету целевого финансирования на второе полугодие, а также сделать массу проходных текущих дел в столице, и часть их она решила повесить на меня.
После обеда я уткнулся в книжку, но Елена вдруг спросила:
-Так ты не помирился с женой?
Раньше меня забавляли ее попытки прогнуть какую-нибудь ситуацию под себя таким вот, бесцеремон-ным и почти императивным построением фразы, но сейчас я взорвался. Пора было поставить точку в вопросе с ней раз и навсегда.
-Лена… давай договоримся, что ты не будешь лезть в мои дела!
Она не смутилась и глаз не отвела. Тогда я решился:
-Мы расстались с женой… думаю, окончательно. Потому что я – гей и хочу жить как гей.
Я ждал чего угодно, только не того, что услышал от нее.
-Успокойся, пожалуйста. Я знаю.
-Знаешь?
-Ты бисексуал. Это вроде так называется.
-И что… жалеть меня будешь или презирать? Теперь всем расскажешь, и вы судом Линча судить меня станете?
-Зачем ты так? Мы современные люди, и лично я всегда к тебе хорошо относилась…. Не собираюсь я никому ничего рассказывать, хотя кое-кто и так знает.
-Вот как. И кто же?
-Изя знает, он сам намекал.
-Еще кто?
-Зоя определенно знает.
Я был удивлен и несколько обескуражен, но мне стало легче оттого, что теперь не нужно притворяться и можно вести себя естественно.
-Да,- произнесла Елена задумчиво,- трудно тебе без жены твоей будет, трудно…Я ей всегда завидовала.
-Ты очень красивая и умная женщина, неужели мужчины тебя не домогаются? Вот уж не поверю.
-Домогаются,- улыбнулась она грустно,- а я о тебе, дура, все думаю.
-Лена….- слов у меня не находилось, я ловил воздух ртом, как рыба, потому что вообще опасался с девушками затрагивать подобные темы еще с универа, слишком хорошо изучил их.
-Думаешь, я не ревновала тебя к этой профурсетке Ирке? И к жене твоей ревновала, но по-другому. Не такая тебе жена нужна.
-Лена, одумайся, какая жена?…- попытался я вразумить ее.
-Гею тоже нужна женщина,- уверенно заявила Елена,- тем более – такому, как ты.
-Ах, такому как я?! Мне – не нужна! Я люблю одного человека, и кроме него мне никто не нужен.
-Так и люби себе на здоровье. Это два разных вида любви. Вот твоя жена ушла, а почему? Не понимает, что гея нельзя ревновать к объекту его природной любви.
-А разве есть какая-то другая любовь?
-Конечно. Сколько угодно видов. Человек многомерен и способен одновременно любить самых разных людей, причем, совершенно по-разному.
-Я не способен. И это не Женька ушла, а я ей сказал, что мы расстаемся!
-Хочешь уверить меня, что разлюбил свою жену, поскольку она женщина?
Вопрос озадачил меня. Ведь я действительно не разлюбил Женьку, и это в самом деле просто была совсем другая любовь, нежели к Сереге, а уж тем более к Юджину.
-Да я люблю ее, но не хочу обманывать и не хочу отнимать у нее драгоценного времени для поиска другого человека, которому она будет необходима, и который будет любить ее именно так, как нужно.
-А как нужно?!- зло засмеялась Елена.- И что? Хочешь жить с мужиком? В нашем-то обществе?
-Да, хочу быть честным в своей любви и жить с любимым человеком.
-Трудно это все при нашей российской ментальности, если вообще возможно. Я имею в виду – по-человечески жить, не прятаться и не бояться быть подвергнутым унижениям и насилию со стороны гомофобов разного пошиба,- сказала Елена.
-А, кроме того, каждый из вас через какое-то время начнет тащить одеяло на себя. К тому же, не забы-вай о рутинном быте, способном разрушить самую горячую страсть. Ведь вы, мужики, бегуны на ко-роткие дистанции. И только женщина способна тянуть эту лямку бесконечно долго. Подумай об этом. Подумай о том, что существует та, которая способна не ревновать тебя к любовникам-мужикам, спо-собна четко разделять в своем сознании виды твоих влечений, ценить тебя таким, каков ты есть, забо-титься о тебе.
-Но я не люблю тебя, Лена!
-Любить не обязательно и даже совершенно не нужно. Достаточно уважения. Любимой женщине ты ведь не сможешь изменять, мучиться начнешь или еще того хуже – порешишь себя, не дай бог, из-за комплекса вины. Главное, чтобы она тебя любила без памяти и все тебе позволяла поэтому, и понимала тебя, и служила тебе душой и телом, и ребенка твоего воспитывала, пока ты свои сексуальные фантазии будешь реализовывать, да со своей самоидентичностью разбираться.
-Какого ребенка?! О чем ты говоришь! Что за бред, ты не в себе!
-Ты не сможешь без любящей женщины, пропадешь! Любовь ваша гейская год-два от силы может длиться, а что потом? Вешаться? Вены резать? Травиться таблетками?
-Да почему год-два? Живут и по двадцать лет, и счастливо живут!
-Где? В Англии или Голландии может, и живут. И у нас, конечно, живут. Один – за мужа, другой – за жену, гендерные роли играя, ломая себя, свою гордость через колено. Или старый – с молодым, или обеспеченный – с нищим. И фальшь между ними, корысть и мука. Нормальные человеческие отноше-ния в таком союзе скорее исключение, нежели правило. Возможно, и живут некоторые стабильно, только все равно изменяют друг другу, а потом разбегаются – либо помоложе партнеров себе находят, либо детей хотят и женятся для этого… Ты о будущем не забывай, годы ведь имеют свойство пробегать очень быстро. А я бы, пока вся эта канитель тянется в твоей жизни, ребенка тебе родила, и все бы у тебя было хорошо… и у меня все было бы хорошо…
-Ду-у-ра!!!- только и смог я выдохнуть.
-Что ты можешь понимать в том, как живут геи, когда любят, когда расставаться не хотят, когда не мыслят жизни без любимого?! Гордость ломать через колено? Какую гордость? Ни черта ты не смыс-лишь и не чувствуешь! И зачем тебе пидар?! Игрушку живую нашла или моде дурацкой западной сле-дуешь? Родить тебе что ли не от кого? На хрена тебе мои проблемы?
-Да не пидар с проблемами мне нужен, а ты!!!
Она забилась лицом в подушку, а я выскочил из купе.
17. В тамбуре стоял какой-то человек, но я все равно остался и прислонился к противоположному окну. Меня колотила мелкая дрожь. Мужчина посмотрел и предложил закурить. Я сказал, что не курю. Так мы и стояли с ним молча, каждый смотрел в свое окно на пробегающие пейзажи и, конечно, каждый видел их по-своему. И почему мне в голову лезут подобные мысли, да еще в такие моменты? Какое мне дело, как видит пробегающий за окнами пейзаж этот незнакомый мужик?
Лысый… Лысый… как ты там на своих студеных Соловках поживаешь?
Писал он мне на мэйл. Очень редко и в своем аскетическом стиле, но писал. Что работает ординатором под началом старшего коллеги, который натаскивает его в практической хирургии и многому уже научил в профессии. И что чрезвычайно трудно врачам вдали от цивилизации, тоже писал: жестко, кратко – без эвфемизмов. И про монахов тамошних с розовощекими послушниками, и про тайны лабиринтов, и про сам великий монастырь, и про иных поселенцев. И как-то без витиеватости все у него получалось, но предметно и ощутимо почти на физическом уровне – и срубы, заросшие мхом, и стены грубокаменные, и колодцы журавельные.
Когда я сообщил ему о своей женитьбе, он полгода молчал. Потом вдруг прислал эпистолу с по-здравлением каким-то кришнаитским и вновь пропал. Я накатал ему длинное послание о Гарике и о других своих связях. Думал, Лысый после этого вообще больше никогда мне не напишет, а он взял и позвонил. Со своей ироничной усмешкой:
-Слышь, малой, пора тебе вернуться к занятиям йогой. Не забыл еще, чему я учил тебя?
Как же я обрадовался его звонку, но Лысый предупредил, что для пламенной оды у меня есть всего две минуты, и чтобы я даже не пытался ему сам звонить. Запретил строго-настрого:
-Во-первых, могу быть в это время на операции, а во-вторых… смс присылай, если совсем скрутит. Сам тебя найду.
Про мое гейство мы так и не поговорили, но голос… уверенный, спокойный, насмешливый голос Лысого вернул меня в мои шестнадцать лет, так что слезы из глаз брызнули. А ведь как же намучился я с ним, когда по его системе пытался подавлять свою неуправляемую подростковую гиперсексуальность. Но держался до последнего, ибо Лысый нашел самое верное слово для запрета, пугавшее меня до глубины души – инфернальность.
И сразу вспомнилась девочка одна, которая в Лысого была тайно влюблена, но так и не призналась ему в этом. Мне все рассказала, и утешал я ее, как мог. А потом, сукин кот, переспал с ней, чего до сих пор простить себе не могу. Вроде сначала только пожалеть ее хотел, успокаивал… Какой же я козел… Таня ее звали. Думаю, и она себе не простила своей измены Лысому.
Об этом, да и о ней я никогда ему не рассказывал. Поступила на физмат и по слухам работает в ка-ком-то оборонном НИИ. Я помнил ее тонкое и совсем неаппетитное тельце: точь-в-точь общипан-ный цыпленок – бледная полупрозрачная кожа и один намек на грудь. Вряд ли Лысый повелся бы на нее. Его и не такие кадрили – без толку. Но глаза у нее были!.. Хотя чего уж там, вовсе не о глазах ее я тогда думал, а о Лысом. Все представлял, как бы он ее трахал, а вернее – меня…
Интересно, почему мне не вспоминаются мои успехи в учебе или какие-то приятные моменты? К примеру, моя золотая медаль или то, что компашка у нас в выпускном классе сложилась очень даже ничего. Правда, потом я от школьных друзей к Лысому переметнулся – карму чистить, потому что развратили меня приятели ужасно в смысле совместных мастурбаций и отношений с девчонками. Хотя последние и сами не особо парились насчет своей целомудренности, даже напротив.
Вот, опять какие-то постыдные постельные воспоминания, а ведь были и веселые пирушки, и похо-ды, и игры "Что, где, когда", где я, между прочим, не последним человеком в команде нашей числился. Некоторые ребята и сейчас порой пишут мне в контакте, зовут поучаствовать. Я ж всех любил… и меня все любили…
Мужчина напротив что-то напевал себе под нос, а поезд то тормозил, то набирал ход, то скрежетал железом, то плавно завывал. В окне мелькали сплошной стеной леса, леса, поляны, просеки, речушки, тропинки, переезды, покосившиеся домишки, новые срубы, дорогие коттеджи, турбазы, леса, леса, леса…
Перед самым отъездом я, конечно, слазил на заветный сайт. Там не было ничего интересного, зато Вике от Гарика пришло письмо.
В нем он признался девушке, что имел гомосексуальный опыт – по молодости, по
