макулатуру. В нашем НИИ на Филях дерьма тоже много, да, согласен - спорить не стану! Блатоты и у нас хватает! Куда ж без неё?! Но мы хоть какую-то пользу ещё даём, работая на Оборонку, на Космос тот же. А вот какая польза от вас? - большой-пребольшой вопрос! - от чистоплюев-теоретиков долбаных! Сидите и ковыряетесь в носу все дни напролёт, работу сами себе придумываете от скуки, которую что делай, что не делай - итог один: нулевой! Зато ходите по Москве индюками важными, мудачьё поганое, рассказываете всем встречным и поперечным сказки про себя и свой обалденно-важный и нужный труд на благо якобы мiрового знания и прогресса. Да ещё штампуете год за годом одну сплошную псевдонаучную галиматью, которую, кроме вас самих, никто в стране не знает и не читает. Которая на растопку пойдёт в итоге деревенских печек…
После такой тирады пламенной, чрезвычайно агрессивной и жёсткой, больше похожей на оскорбление хозяина квартиры, на пощёчину даже, продолжать беседовать дальше было уже ни к чему, элементарно глупо и пошло было бы. Я, всё это оценив и поняв за секунду, быстро поднялся с дивана поэтому и, не говоря ни слова, направился в коридор, чтобы побыстрей одеться и выскочить на улицу из душной и враждебной квартиры. Побагровевший Котович нехотя поднялся и пошёл за мной, при этом не говоря ни слова, не останавливая меня. Продолжать общение дальше и у него желание как-то быстро пропало…
- Саш! А ты уже уходишь что ли? - выйдя из кухни в коридор, удивлённо спросила меня Ирка, глядя, как я одеваюсь. Из-за её спины выглядывала дочь.
- Да, надо домой ехать, Ир! - быстро ответил я, шнуруя ботинки и натягивая на себя куртку. - Время много уже, а мне до Строгино от вас два часа по времени пилить! А завтра на работу.
- Ой! А как же пирог и чай, который мы для тебя приготовили?!
- Нет-нет! Всё! Хватит! - коротко и холодно отрезал я, одевшийся, с прищуром посмотрев на Дунаеву и при этом берясь уже за ручку входной двери. - Пирог сами кушайте, у вас семья большая. Спасибо тебе, Ир, за угощение, за рыбу. Всё было очень вкусно. Правда! А я поехал. Пока.
После этого я резко дёрнул на себя входную старую дверь, скрипучую и рассохшуюся, и пулей выскочил в коридор тёмный и холодный, не оборачиваясь назад и даже забыв попрощаться с хозяином, руку ему пожать. Семья Котовичей жила на втором этаже, как я уже сообщал в начале, так что через пару-тройку секунд я был уже на улице, где с превеликим удовольствием, с блаженным восторгом почти подставил голову и грудь освежающему осеннему ветру. Там я широко раскрыл рот по привычке и принялся жадно в себя вдыхать целебный столичный воздух, чтобы, вволю напившись им, стряхнуть с себя наконец навалившееся наваждение. Настроение у меня в те минуты было такое, признаюсь честно, будто я в отхожую яму сдуру попал, оставшуюся неубранной от общественного туалета, и весь там с головы и до ног перепачкался. И от этого так мерзко было на душе - гадливо, тягостно и противно…
14
Это гадливое и тягостное настроение сохранялось во мне до самого дома, когда меня наизнанку всего выворачивало как при высокой температуре. Я ехал и всё никак не мог понять для себя: что вдруг такое случилось сегодня, и отчего мне так плохо, так меня всю дорогу лихорадит-трясёт?! Вроде бы планировал встретиться изначально с друзьями задушевными, пусть и бывшим, которых хорошо помнил и знал по прошлым годам, о которых хранил в сердце и памяти тёплые и светлые воспоминания, а попал… Попал к двум “индюкам” напыщенным и гонористым, вообразившим о себе Бог знает что. Эти “индюки” встретили и разговаривали со мной как с бомжом, как с человеком без роду и племени, без семьи, жилья и работы! С чего?! Что вдруг такое произошло за прошедшие 15 лет, что эти пигмеи духовные и телесные вдруг почувствовали себя великанами в моём присутствии, хозяевами жизни и положения?! Они что, оба поднялись так высоко по служебной и социальной лестнице?! Профессиональная торгашка Дунаева к Борису Ельцину в команду попала что ли и большими делами ворочает там, а сам Котович президентом РАН заделался? Нет, какой там!!! Как были полные ничтожества оба - так и остались ими, такими же и помрут. И я в бомжа не превратился, слава Богу, дожив до 40-ка лет. Скорее наоборот даже. И аспирантуру закончил уже, пусть и не мехматовскую, престижную, и диссертацию написал. И работаю уже много лет в элитном теоретическом отделе, на котором весь наш институт держится, у начальства на хорошем счету. Мало того, меня на какую-то крутую должность по слухам уже готовят. Если и не в Филиале, который собираются закрывать, так в самом Главном здании на Калужской, где тоже людей не хватает, где выпускники МГУ на вес золота ценятся. Да, мне это уже не надо всё в данном случае: я космос собираюсь бросать и переключаться на литературу. И - тем не менее.
Поэтому мне и непонятно было совсем, дико даже видеть и слышать такое к себе высокомерно-презрительное отношение. И от кого? От четы Котовичей, которых я раньше знал и помнил как дурачков-простачков никчёмных, пигмеев жалких, ничтожных, смотревших на меня все годы общения снизу вверх. В прямом и переносном смысле… А теперь эти жалкие лилипуты вообразили себя Гулливерами оба. Сам Коля Котович, прежде всего, бульбаш недоделанный, недоучившийся математик. А вслед за ним - и Дунаева Ирка, даже и она, дурочка пустоголовая и неграмотная, бывшая продавщица ГУМа, два на два не умевшая правильно умножать, как думается, писавшая с ужасающими грамматическими ошибками, а теперь вдруг вообразившая себя барыней. С чего?!
Работой в “ящике” меня уколола, зараза, сразу же! Так всё и было написано на её идиотском лице: что, мол, муж-то её ненаглядный в академическом институте теперь трудится, науку двигает вперёд смело, раздвигает и ширит естественнонаучные горизонты якобы. Красава и молодец! Умница мой дорогой! А ты, мол, Санёк, в каком-то сраном “ящике” прозябаешь, где наукою и не пахнет совсем, где одни дебилы и неудачники отираются, убивают время. Значит Коля-то мой по жизни тебя обошёл, значит он умнее и талантливее...
«…Да ничего это не значит, Ирочка, ни-че-го! - ехал и ярился я до самого дома, желваками грозно поигрывая и опасно щуря глаза. - Твоего Колю в этот академический институт Володька Четвериков запихнул, чего ты, понятное дело, не знаешь: про такие вещи супруг твой молчит и до смерти молчать будет. И именно запихнул, лично за него поручился перед начальством, - иначе бы твоего муженька туда и на порог не пустили, и на пушечный выстрел… Так все и всегда, и везде устраиваются - исключительно по блату и по знакомству. Ты же большая уже девочка, москвичка к тому же, должна жизнь правильно понимать, что подобное кумовство и делячество практикуется повсюду: в ФСБ, МВД, Министерстве обороны, Администрации президента и в Кабинете министров. Есть у тебя в тех организациях связи - всё: будешь работать там и ходить гоголем по Москве, презрительно и свысока на всех поглядывать. Нет - извини-подвинься, ищи себе другую контору, а у нас-де всё занято. Я и в “ящик” свой теперешний так попал: друг у меня университетский там работал. А иначе меня туда не взяли бы ни за что, не смотря на мой престижный диплом. И Колю бы твоего к нам не взяли без личного моего поручительства, которого ты умником-разумником считаешь. Да без связей и блата дворником в ЖЭК не устроишься. Так-то вот!…»
«Я, кстати, получал на работе вдвое больше в прошлые до-перестроечные годы, чем твой недоделанный Николай. Потому туда и пошёл - исключительно из-за высоких заработков и богатого соц’пакета. А захоти я в Академию наук устроиться - устроился бы и туда: у меня и там есть товарищи, которые меня бы порекомендовали... Но только не хотелось мне всю жизнь штаны протирать за копейки, без-платно гонять порожняк. Деньги, как ни крути, - вещь крайне нужная и полезная для тихой и спокойной жизни семьи. Без денег семьи несчастные… А про науку я вообще молчу: её нигде и близко нет к твоему сведению, где государство и чиновничество всем заправляют и диктуют моду и условия. Чистой наукой, творчеством люди-подвижники занимаются у себя дома, как правило, в полном покое и тишине, и без надсмотрщиков-командиров. Это если им есть на что жить. В научно-исследовательских же институтах - любых! - тебе этого никто и никогда не позволит сделать. Там ты будешь заниматься тем исключительно, на что укажет начальство, что начальству важно и выгодно, за что государство будет платить бабло. Нравится тебе это, не нравится - всем плевать! Делай, что говорят - или же иди на х…р! И потом начальство же и будет слизывать результаты твоего труда. А ты будешь всю жизнь сосать лапу и тихо сопли жевать. Или питаться объедками в лучшем случае, крохами с барского стола, когда твои руководители-дармоеды будут на твоих прозрениях греть руки… Вот такая она штуковина - наука. Вещь коварная, подлая и без-пощадная, если про неё всю правду знать, всю подноготную, а не быть в сорок лет идиоткой полной…»
«Да, девочка, хорошо же тебя Коля в бараний рог скрутил. Скрутил так, что тебе теперь не вздохнуть, не выдохнуть, как говорится! Это он отыгрывается за те прошлые четыре года, наверное, когда ты его мордой по земле возила, когда брезгливо отпихивала от себя чуть ли ни каждый день, закатывала истерики... А теперь всё с ног на голову перевернулось у вас как в тех же песочных часах, и наступило его время. Теперь ты уже сидишь тупой и покорной овцой и комедию передо мной разыгрываешь. Рассказываешь про какую-то якобы страстную любовь к мужу, к его родителям и сестре. Уверяешь, как тебе повезло в жизни!... Извини, но я не верю тебе! Совсем-совсем. Ни грамма я тебе, подруга моя, не верю! Потому что прекрасно знаю и помню вашу историю, помню тебя в те годы, вечно “голодную” и чумовую, с кашею в голове. Я думаю, я уверен даже, что ты, вынужденно выскочив замуж однажды, наступив на своё естество и грубо растоптав его, после этого упорно стараешься внушить всем, и самой себе в первую очередь, какие-то неземные чувства к мужу, которых нет, не было никогда и быть не может. Любовь - это такая штука волшебная и неземная, Ирочка, которая или приходит сразу и окутывает тебя с головой, или не приходит вовсе. Её у Бога заслужить, вымолить надобно как награду великую, как Дар. Она не даётся лишь бы кому и случайно. Тем паче - сирым и убогим… Но… “не обманывать себя человеку - не жить ему на земле”, - тут умница-Тургенев абсолютно прав. Потому что правда - она тяжела и глаза колет. Не всем её тяжесть и пугающая острота под силу…»
«…А Колян молодец! Красава-парень! А по виду-то и не скажешь, по виду он - настоящее чмо, игра или ошибка природы. Я всегда и считал его по этой причине за чудака-неудачника, за лузера, за пигмея. А этот лузер и пигмей вон чего вытворяет, какие выкидывает фортеля!... Это ж надо так бабу скрутить, перед собою на брюхе заставить ползать, прилюдно кланяться и унижаться. Отыгрывается, подлец, за прошлые страстные годы, от души отыгрывается! Могу представить, как он в постели себя с ней ведёт: баба под ним, по всему видать, бешеной селёдкой крутится и как в бане потеет… Да-а-а, дела! Век живи, век удивляйся… Много я знаю семей, у многих товарищей бывших бывал в гостях и домашнюю обстановку видел. Но чтобы так жена
