не желая, как представляется. Я даже не знаю, что там у них произошло: не понял причину конфликта. Хорошо помню только, на шум из комнаты в коридор выйдя, как разгневанный и “ощетинившийся всеми иглами” Сашка прилюдно кричал и материл перетрусившего Кирилла, обзывал его, покрасневшего и раздувшегося как помидор, самыми мерзкими и непотребными словами, которые воспроизводить не хочется. Униженный и оплёванный мальчиком-сопляком Родионов долго потом ходил по отделу - обтекал, чистил душу свою от полученного оскорбления…
После того памятного эпизода я твёрдо решил для себя не иметь с Сашкой никаких общих дел. Решил его стороной обходить, чтобы самому не попасть под раздачу…
8
Весной 1988-го года Щепин защитил наконец диссертацию в Бауманке: кончились его мучения и мытарства, унижения и траты денег на подкуп учёных дельцов. Он был необычайно гордым и важным после этого, став кандидатом технических наук: первый маленький шаг к большим научным и руководящим должностям им был сделан.
Ровно через год, весной 1989-го года, он сделал и другой важный шаг на пути к НИИАП-овскому Олимпу - вступил в партию. И этот его ловкий трюк с членством в КПСС в достаточно молодом возрасте был куда более поразительным, чем даже учёная степень, ибо вступить в партию советской интеллигенции было очень сложно: наши НИИАП-овские инженера десятилетиями стояли в очереди на партийный билет, ходили в статусе кандидатов. Им, кандидатам, не членам ещё, уже надо было и взносы регулярно платить, и на партсобраниях постоянно присутствовать, слушать весь тот агитационно-пропагандистский бред, что сыпался на головы коммунистов. Ну и показывать коллегам пример во всём, демонстрировать окружающим образцово-показательную жизнь свою и работу.
В нашем отделе, в секторе Щепина, между прочим, работал мужик на должности ведущего инженера, Женька Сёмин, Евгений Николаевич, двухметровая худющая и тупая “жердь”, которому в те годы было за 50-т уже, и который уже более 20-ти лет состоял кандидатом. Очень хотел человек членом партии стать, был убеждённым и фанатичным коммунистом не хуже героя одноимённого советского фильма. Но его не принимали - мурыжили и мурыжили: очередь! Вступил он в партию только в конце 1990-го года, когда оттуда все прохиндеи и ловкачи уже побежали массово и наперегонки, как известно. А Евгений Николаевич, наоборот, вступил. И хранил он свой партийный билет потом все 90-е годы бережно - всё ждал, дурачок, что советская власть вернётся.
А вот еврей и пройдоха-Щепин в партию пролез в 30-ть лет каким-то хитрым Макаром, растолкав всех русских кандидатов локтями, разбросав их в разные стороны. Потому что мода тогда такая на коммунистов была, и он понимал прекрасно, что без партбилета в кармане ему путь “наверх” заказан. Он и пролез в члены КПСС, используя крепкие еврейские связи…
Всего один год только в партии и про-состоял, промучился парень: взносы платил ежемесячно, и не маленькие, кис, дурел и скучал на собраниях регулярных, слушал тупые речи такого же тупого горе-парторга. Куда деваться-то?! - надо было! “Назвался груздём - полезай в кузов”... А потом случилось неожиданное и непредвиденное для всех советских коммунистов событие. На ХХVIII Съезде КПСС 12 июля 1990 года Борис Ельцин, науськанный своим окружением, ведшим его, как барана, к Власти, публично в зале пленарных заседаний встал и объявил о выходе из коммунистической партии. Потом подошёл к трибуне Президиума твёрдым широким шагом, трезвый и бодрый в тот знаменательный день, положил перед опешившим Горбачёвым свой партийный билет под вспышки сотен кино- и телекамер - и гордо вышел из зала вон с видом победителя.
И вслед за ним, как по команде свыше, дружно и массово принялись сдавать свои партбилеты парторгам и все советские евреи, держащие носы по ветру. Особо отличился здесь и прославился на всю страну Марк Захаров, видный сионист-русофоб и масон, а по совместительству известный эстет и деятель культуры, главным режиссёром столичного театра Ленинского комсомола проработавший 40-к лет и всем своим возвышением и карьерой, деньгами несчитанными и наградами обязанный именно членству в КПСС. И, тем не менее, он, советский Иуда-Искариот, или тот же генерал-перебежчик Власов, вслед за дебильным алкашом-Ельциным собрал журналистов в театре и под вспышки софитов и треск кино- и телекамер прилюдно СЖЁГ свой партийный билет!!! Понимай: выразил таким паскудным и омерзительным образом вскормившей его партии своё человеческое презрение, своё фи… Нет, как хотите, дорогие мои читатели и друзья, - но большей гадости и мерзости и придумать было нельзя: этим профессиональный лицедей-Захаров всех тогда переплюнул. И вот теперь именем этого оборотня-перевёртыша без совести и без чести назван популярный в Москве театр Ленинского комсомола. Ходишь мимо и диву даёшься, и думаешь с грустью: в какое же дикое, подлое и тошнотворное время мы теперь все живём! Какими же человеческими отбросами умудрились загадить-засорить либеральные власти страны и Москвы души и умы россиян, повесив таким вот отвратительным упырям доски на здания, поставив памятники, назвав улицы и театры. Ужас! ужас!...
Оборотистый Щепин, пробывший в партии чуть больше года, напомню, тоже быстренько избавился от своего парт’билета - и вздохнул свободно, поганец, героем себя почувствовал, отчаянным либералом-перестройщиком, идущим в ногу со временем, - не коммунистом. Одновременно с ним это сделали и все евреи нашего института: выбросили билеты в корзины с мусором и умыли руки, забыли про ненавистную им партию, одарившую их таким количеством добра за целую жизнь, таким количеством благ и денег. Бросали билеты и русские коммунисты: зачем скрывать? - но через одного, а может и реже: статистики у меня нет. Помню только одно, главное: массовым в русской среде, поголовным, тем паче, это явление не стало. Я, например, лично знал многих рабочих и инженеров-россиян, кто ещё долго потом свои партбилеты хранили, ходили на анти-ельцинские митинги все 90-е годы под руководством Ампилова и Зюганова, восставали против грабительских антинародных реформ, против приватизации и новой воровской жизни. Толку, правда, от тех протестов не было никакого, потому что Маятник Истории качнулся в другую сторону - в сторону капитализма…
9
Что касается меня лично, - то меня Щепин не поспешным выходом из компартии поразил, в которую он пролез каким-то непостижимым образом, без-совестно растолкав локтями тех, кто давно уже стоял в очереди. Он был евреем, скажу ещё раз, - и потому с молодых лет был приучен так жить: агрессивно и безжалостно бороться за место под солнцем, как и держать нос по ветру. Поразил он меня тем, что к концу 80-х годов, когда горбачёвская перестройка была в самом разгаре, он вдруг занялся благотворительностью. Это Сашка-то, сугубый и законченный индивидуалист и эгоист, патологический русофоб и жадина, за копейку удавиться готовый, а нас, гоев-коллег, в упор не видевший никогда, не считавший нас за людей, за ровню. И вдруг он с другом Молостовым, таким же патологическим жадиной, эгоистом и русофобом, стал бегать по Филиалу целыми днями и собирать деньги с русских парней и девчат - якобы на помощь бастующим шахтёрам. Именно русских сотрудников они оба трясли, “опускали на бабки”: к филиальским евреям они с подобною просьбой почему-то не обращались…
Напомню читателям, что в конце 80-х мiровое еврейство с Ротшильдами и Соросом во главе задалось целью разрушить Советский Союз и прибрать к рукам его несметные богатства: природные и накопленные за 70-т лет. Для этого и был поставлен в Кремль пустазвон-Горбачёв, призванный по максимум расшатать скрепы Советской Державы. А потом мiровые финансовые воротилы планировали привести в Кремль алкаша и дебила Ельцина, чтобы его руками разрушить СССР через Беловежский сговор.
Беловежье, однако, было заключительным актам развала и дележа. А до этого надо было максимально дискредитировать через СМИ и агентов влияния иудушку-Горбачёва и его политику. Для дискредитации, помимо прочего, закулисные дяди привезли в Москву и шахтёров из Донбасса, посадили их на Горбатом мосту перед Домом Советов, если кто помнит ещё. И они в течение двух недель сидели и стучали касками об асфальт в центре столицы как дятлы те же - привлекали внимание мiровой прессы к своему якобы бедственному положению; ну и попутно они, бунтари, требовали увеличения зарплаты. Всё это был чистый спектакль, рассчитанный на обывателя, которым рвавшиеся к власти евреи нагнетали нервозность в стране и накаляли обстановку. А главное - провоцировали на холостой выстрел будущих организаторов ГКЧП, который входил в план развала страны и был лукавым иудеям только на руку (подробнее читайте об этом в моём романе «Немеркнущая звезда»).
Я не могу определённо сказать, что наш пройдоха-Щепин был как-то причастен к этому глобальному плану Сиона. Скорее всего - нет, если судить по его дальнейшей жизни и судьбе, совсем даже не выдающейся. Мне кажется, я даже уверен в том, что он просто решил воспользоваться обстановкой и набить себе карман под шумок лёгкими деньгами. Обычная еврейская практика, тысячелетняя.
А теперь расскажу, как он это делал. Летом это было, как сейчас помню, в 89-м году. Я сидел за своим рабочим столом у окна в первой по счёту комнате: на этаже их было 11-ть. Комната наша была большая, просторная, очень светлая из-за огромных окон. В ней сидели и работали восемь человек, сотрудников сектора. Трое из них, включая меня, были мужчинами, а остальные - женщины. И старые, и молодые - всякие.
Я сидел и напряжённо думал о чём-то, при этом машинально смотрел в окно, залитое июньским солнцем. И не услышал, как в нашу комнату Щепин зашёл ближе к обеду и сразу же ко мне направился, минуя всех остальных присутствующих.
- Привет, Сань, - легонько хлопнул он меня по плечу, останавливаясь сбоку. - Как дела?
- Нормально, - от неожиданности ответил я испуганно, поворачивая голову налево, в сторону Сашки, удивлённо тараща глаза по поводу его визита; раньше-то он никогда ко мне не приходил: не было случая.
- Слушай, Сань, - начал Щепин с места и в карьер, без вступления и раскачки. - Не хочешь в благотворительности поучаствовать, бастующим шахтёрам деньгами помочь? А то они, бедные, там сутками на мосту торчат голодные и холодные, безденежные и без-приютные, за наши интересы с правительством бьются. А мы тут в тепле и светле сидим - и в ус не дуем, не обращаем на них внимания. Нам хорошо - и ладно. А на остальных нам плевать - эгоистам законченным. Вот потому мы так и живём уже столько веков - хуже и беднее чем в Африке. Нельзя так, Сань, нельзя! Согласись! Добром такое равнодушие наше не кончится.
- А мне-то что делать, не понял? от меня-то что нужно? - спросил в свою очередь я, продолжая с удивлением глядеть на Щепина и как бы заново открывать его для себя как человека.
- Я же сказал уже: деньгами шахтёрам помочь. Мы с Молостовым фонд помощи на предприятии организовали: бегаем по отделам и собираем деньги. Поэтому, если хочешь и можешь шахтёрам помочь - помоги. Любой сумме будем рады.
- Ладно, помогу, - тихо ответил я, оборачиваясь назад и ещё плохо чего соображая: так это всё неожиданно
