для меня было. Обернулся и увидел, как бабы из нашей комнаты дружно уставились в мою сторону, ожидая моей реакции: пошлю я Щепина, не пошлю; пожадничаю или раскошелюсь.
Я не послал, разумеется: выставляться крохобором-жлобом перед ними было мне не с руки, зарабатывать репутации в коллективе махрового эгоиста и скряги. Скрепя сердцем полез в сумку за кошельком, намереваясь отдать Щепину рубль, максимум трёшку. Когда доставал кошелёк - думал про себя: «Шахтёры какие-то из Донецка! Кто их сюда звал, и на кой ляд они в Москву примчались?! Зарплату им маленькую платят, видите ли! Получают рублей 400-500 в месяц, в два раза больше, чем я. А я им помогать ещё должен. И Сашка Щепин, хитрюга: в комнате ко мне подошёл, битком набитой бабами, - не в курилке. В курилке мне было бы легче его послать с его фондом. А теперь вот попробуй пошли: на весь отдел ославишься…»
Думая так, я достал и открыл кошелёк, и с ужасом увидел там лишь один червонец. Ни рублей, ни трёшек в кошельке не было… Делать было нечего, отказываться было уже нельзя; как нельзя было просить у Сашки и сдачу.
Я нехотя достал червонец и протянул его Щепину: - На-а-а, возьми, - сказал, побледнев.
Сашка опешил от неожиданности: - Многовато будет. Поменьше нет?
- Бери, бери! Помогай шахтёрам, - скривившись в улыбке, ответил я. Ответил и подумал с грустью, что обедать сегодня мне будет уже не на что. На червонец-то в то время я полторы недели обедать ходил: обед в нашей столовой в то время стоил 70-80 копеек. Хороший куш Щепин с меня сорвал, подлец хитрожопый, без-совестный, - и ушёл, собой чрезвычайно довольный…
Он ушёл, а ко мне через минуту тихо подошла Валентина Подгорская, нашего сектора старший инженер, давно работавшая на предприятии, сидевшая от меня через стол и всё, естественно, видевшая и слышавшая.
- Саш! Ты совсем обалдел что ли?! - стала с жаром шептать она мне в самое ухо, боясь, что её услышат бабы-еврейки и Щепину передадут. - Этому аферисту десять рублей подарил. Зачем?! Он уже несколько дней по отделу бегает и нас поодиночке отлавливает и трясёт - на бабло раскручивает. Решил под шумок своё материальное состояние улучшить, пользуясь всеобщей неразберихой.
- Он же для шахтёров деньги собирает, - ещё больше бледнея, тихо возразил я.
- Да какие шахтёры?! - окстись! - возмутилась Подгорская. - Нельзя же быть таким наивным дурачком-простачком, Саш, имея диплом МГУ в кармане. Этих шахтёров засланных там поят и кормят и без него - и хорошо, как говорят, кормят. А он решил на пару с Молостовым свой карман под это дело набить посредством какого-то левого фонда, который они сами же, наверняка, и организовали. Чтобы Щепин кому-то там помогал?! - я тебя умоляю! Плохо ты его знаешь! Он всю жизнь под себя гребёт, сволота, и весь мiр ненавидит: он скорее удавится! Ступай и возьми у него эти деньги назад немедленно, пока ещё не поздно это, - на себя их лучше потрать. Завтра он тебе их уже не отдаст! Скажет - нету…
Но я никуда не пошёл, естественно. Идти - и требовать свой червонец назад у Щепина, откровенно давать задний ход, становиться прохвостом было выше моих сил. Я был не так воспитан. Проглотив обиду, занял рубль у друзей на обед - тем всё дело тогда и кончилось… Но про благотворительные фонды с тех пор я спокойно слышать уже не могу, тот давнишний эпизод вспоминая. Знаю, что их организовывают с начала 90-х годов такие же вот оборотистые дельцы-евреи, как Щепин, прикрываясь больными детьми и какими-нибудь катастрофами и трагедиями человеческими. Организовывают, приглашают известных актёров в качестве ширмы, которые ежедневную рекламу фондам делают через СМИ, платят этим шутам гороховым копейки за работу. Сами же миллионы тихой сапой гребут - и живут в России-матушке припеваючи…
10
После провала ГКЧП в августе 1991-го года я решил уволиться из института. Мне до чёртиков надоели тот всеобщий бардак и морально-нравственное разложение, что с головой захлестнули и пожирали изнутри наше и без того пустое, никчёмное, откровенно-паразитическое предприятие. Скопив некоторое количество денег, достаточное для тихого житья-бытья в советское время, я вознамерился год-другой посидеть дома и написать что-нибудь стоящее - чтобы заявить о себе как о новом русском писателе, закрепиться на новом поприще понадёжнее, а заодно - в сердцах и умах людей. Заниматься литературой по праздникам и вечерам, то есть урывками и ущипками, мне до чёртиков надоело: страсть к писательскому ремеслу давно уже овладевала мной настойчиво и властно. А к математике страсть охладевала, увы, к ней самой и её практическим применениям.
Однако посидеть спокойно за письменным столом в домашней тиши и уюте мне тогда не удалось, к великому сожалению. После провала путча в стране началась форменная вакханалия: галопирующая инфляция и почти ежедневный рост цен на товары первой необходимости быстренько обнулили все мои накопленные про запас денежки. Не на что стало жить. Меня это повергло в ужас, ясное дело, поломало все мои намеченные литературные и житейские планы, и я начал срочно обзванивать и объезжать своих университетских товарищей, чтобы они помогли мне трудоустроиться и переждать-пересидеть беду… Но и этого не случилось в итоге: такая вот грустная была история, - потому как товарищи мои горемычные, кандидаты и доктора наук, объятые чемоданным настроением, готовились увольняться и уезжать за границу - спину перед капиталистами гнуть. Кто в Европу намылился, кто - в США, чувствуя, что их родная страна, Россия, накануне грандиозного шухера. Трудоустроить к себе они меня могли и даже согласны были - но не советовали этого делать. Говорили, что долго я на грошовых академических заработках не протяну, которые неизвестно ещё - будут ли.
И тогда я, от отчаяния и безысходности, пошёл торговать жвачкой с одним моим филиальским дружком-прощелыгой: он меня и трудоустроил. Восемь месяцев я простоял-промучился на улицах и площадях Москвы с разложенным на столе заморским товаром - как заправский купец-коробейник втюхивал москвичам и гостям столицы душистую и диковинную тогда пищевую резинку, пиво баночное, пенное и ароматное, и американские сигареты. Зарплату домой сумками таскал, буквально, питался ежедневно красной икрой и другими деликатесами - но и уставал страшно физически и морально, работая через день по 12 часов. Про литературу я в то время и не вспоминал - не до неё уже было. Лежал на домашней кровати пластом весь выходной - копил для следующего торгового дня силы… И получается, что я уволился из Филиала зря, потому что ничего я за восемь вольных месяцев не написал и не прочитал совершенно...
И в мае 1992 года я решил вернуться назад оплёванным и униженным Тотошей, в свой покинутый институт на Филях, до чёртиков надоедливый и постылый, - когда мои силы физические и душевные меня окончательно покинули. Не родился я торгашом, увы и ах, а родился кабинетным работником, домоседом.
В Филиале в это время молодёжи почти не осталось - разве что совсем никудышная и ни на что не годная “плесень”: дебилы полные, чмошники, трутни и лежебоки, блатота так называемая, не способная “ни украсть, ни постоять на атасе”. Все бойкие и толковые парни и девушки один за другим уволились сразу же после меня - бросились хапать и торговать; пардон - приватизировать, рвать на куски и переправлять за рубеж бывшую социалистическую собственность, полученную в наследство от отцов и дедов... Не было в отделе и Сашки Щепина, который, плюнув на диссертацию и учёное звание кандидата наук, на карьеру научно-исследовательскую, престижную ещё совсем недавно и высокооплачиваемую, уволился вместе со всеми, организовав всё с тем же Молостовым какое-то ООО по продаже в России компьютеров. И говорят, прекрасно себя на новом месте чувствовал первое время, доволен был новым занятием.
Я, когда слышал такое, только диву давался и думал, сидя в опустевшей комнате и растерянно смотря в окно, как же диковинно устроены всё-таки наши меньшие братья-евреи. За ними в жизни не угонишься ни за что: социальная мобильность их поражает. Нас, великорусских тяжёлых на подъём насельников Святой Руси, прямо-таки оторопь берёт от их стремительных переодеваний и переобуваний в воздухе, от смены кумиров и взглядов, приоритетов и профессий. Ведь столько сил, помнится, Сашкою было потрачено на диссертацию, да и денег тех же, если вспомнить его прошлое нытьё. И вот диссертация была им успешно защищена, учёная степень получена. Казалось бы, расправляй крылья, парень, и ясным соколом лети ввысь - пиши докторскую, становись учёным-теоретиком, светилом космической отрасли. Силы и возможности для этого есть, да и здоровьем Бог не обидел… И Сашка бы так и сделал, наверное, зная его характер и психологию, буром наверх попёр, к большим должностям, деньгам и славе! - если бы не Ельцин Борис Николаевич, дебил, кутилка и баламут, который, захватив Кремль со своей воровской командой гопников, позволил народу на первых порах безнаказанно и обильно грабить страну, территориально обкромсанную со всех сторон Мать-Россию… И ошалевший от радости Сашка, забыв про диссертацию и науку, с головою бросился в этот узаконенный новой властью грабёж, стараясь крепко вписаться в новую воровскую жизнь и как можно туже набить карманы. Будто и не было МВТУ, аспирантуры за его плечами и 15-ти лет инженерной работы в НИИАПе; будто никогда не состоял он в коммунистической партии, по щелчку убеждённым демократом став, ярым сторонником алкаша и ворюги-Ельцина. Парадокс, да и только!!! Мы, православные русские люди, напомню ещё раз, так жить не можем и не хотим в основной массе своей. Не так нас Творец-Создатель устроил...
И тут непременно надо сказать, в дополнение, что исключением в своём сверх-оборотистом поведении Щепин не был. Я знал много молодых евреев в приснопамятные 90-е годы, проявлявших настоящие чудеса перевоплощения и лицедейства. Евреев, из “великих учёных”, “художников” и “музыкантов”, “великих преподавателей” школ, техникумов и институтов, какими они себя в советские годы все дружно позиционировали и рекламировали в жизни и быту, быстро становившихся заправскими и первостатейными торгашами, которым пробы было поставить некуда, с которыми невозможно было тягаться в торговом ремесле. Я смотрел на них на всех со стороны - и только диву давался, думая про себя:
«А чего же это они раньше-то в торговлю не шли, где у них так лихо и складно всё получается? чего сидели и протирали штаны в каких-то левых конторах, пошлый театр устраивали, морочили себе и людям головы?»
Единоверец и едино-кровник Щепина, Березовский Борис Абрамович, - тот, как известно, даже и докторскую диссертацию, непонятно как защищённую, забросил ко всем чертям и сделался олигархом - расхитителем госсобственности, понимай, - и казначеем семьи Ельцина по совместительству. Если б не перестройка, он бы, вероятно, советским академиком стал и гремел в СССР точно так же, как гремел в 90-е годы в России, но уже на ином, воровском поприще…
Щепин, как мне теперь представляется на досуге, сильно завидовал пройдохе и ловкачу Борису Абрамовичу, тайно ровнялся на него, может быть и молился даже, и очень хотел повторить его славный в бизнесе путь. Но… увы, не
