коллективных без-сознательных и их непримиримой вражде и борьбе между собой. Юм, правда, делил мiр на национальную и интернациональную составляющие. Но сути-то это не меняет: это один и тот же вопрос, рассмотренный с разных ракурсов…
Напрягшийся Воронин, что-то усиленно посоображав, попытался мне возразить, но я перебил его.
- Послушай, Сань, ещё вот что - в дополнение к нашему разговору, - как можно спокойнее и добрее сказал я ему, стараясь получше донести свою мысль до человека. - Я когда в Университете учился - в стройотряд каждый год ездил на летних каникулах в Смоленскую область: физически работать очень любил на свежем воздухе, любил помогать русским крестьянам их нелёгкую сельскую жизнь улучшать. Жили-то он совсем бедно и худо: жалко их было мне… Так вот, в нашем ССО «VITA» 25-ть человек народа ежегодно было, ездило в деревню на заработки. Все - студенты-мехматовцы, красавцы писаные и отличники, все - одного социального статуса и положения. Казалось бы: чего нам было делить?! Ан-нет - делили. Не сильно, нет - но, тем не менее… Не успевали, бывало, приехать в деревню Сыр-Липки и койки в общаге занять - сразу же разбивались на группы по симпатиям и духовному родству и потом начинали тихо, но планомерно друг против друга интриговать и враждовать, командиру бегать сплетничать по вечерам, перед мастером лебезить и кланяться, кто хозяйничал на объекте. А всё потому, что работу полегче каждый хотел себе поиметь, а, вернувшись в Москву осенью, получить за стройотряд побольше денежек: чтобы командир у кого-то урвал, а жополизу заплатил. А чтобы это легче и вернее происходило - мы, стройотрядовцы, и сбивались в небольшие группы, согласно симпатий и антипатий - и ловчили по-тихому, кто как мог, интриговали. Что было - то было: чего теперь-то скрывать! Вот плохие мы были или нет тогда? - ответь, - мерзавцы или просто обычные молодые люди, живущие по законам естества и социума?
-…Не знаю, старик, не знаю, - ответил Сашка расстроенно и рассерженно, которому сильно не нравился наш начавшийся разговор. - Куда-то ты не туда завернул, в другую совсем сторону. Я тебе про себя хотел рассказать, пожаловаться на 22-й отдел и на мои напряжённые отношения с сослуживцами, а ты зачем-то свой стройотряд вспомнил.
- Да ладно, Сань, Бог с ним совсем, со стройотрядом этим. Зря я действительно в воспоминания ударился. Давай лучше чаю с тобой попьём и про плохое забудем. Жизнь и так тяжела. Зачем усугублять её тягостными разговорами…
6
После этого я начал заваривать чай, а Сашка пошёл в туалет мыть руки и кружку: он был чистюлей, как я заметил. Когда он вернулся, чай был готов. Я отлил ему из банки часть заваренного напитка, и мы принялись чаёвничать.
Сделав несколько глотков, я спросил его про жену и мать, что он имел в виду, когда обозвал их обеих вампиршами.
- Что имел в виду - то и сказал, - расстроенно ответил Воронин. - Вампирши они и есть. Причём, обе. Жена из меня кровь сосёт каждый день, а к матушке приезжаю в гости – и та начинает меня пилить. Не знаю, куда деваться.
- А вы с матерью отдельно живёте?
- Да-а-а, отдельно сейчас. Сначала-то я с родителями вместе жил, естественно. В Давыдково мы жили, на Кременчугской улице, в двухкомнатной квартире. Но потом я женился на 4-м курсе, молодую жену в дом привёл: она у меня иногородняя, с Урала. Ну и сразу же начались проблемы. Не смогла моя Веруня с моими родителями жить; особенно - с матушкой. На ножах мои женщины с первого дня были: искры на кухне сыпались каждый вечер от их “задушевных” бесед, а потом “дымить” начинало… Ну и пришлось разменять квартиру и разъехаться, чтобы дело не доводить до греха и до кровавого исхода, не приведи Господи… Разменяли в итоге, разъехались. Родители в однушку переселились в хрущёвскую 5-этажку там же в Давыдково, а мы с супругой в однокомнатную переехали на Славянский Бульвар. Дочка у нас через год родилась на новом месте.
- Это вы свою двушку на две однокомнатных разменяли в Москве? - удивился я. - Молодцы-ы-ы! Удачно вы размен провернули! Обычно двушка на однушку и комнату в коммуналке меняется. Я хорошо это знаю: сам менялся уже не раз.
- Да не сказать что удачно, старик, - безрадостно махнул рукою Воронин. - Обе квартиры наши на первом этаже, сырые и холодные, тёмные. В обеих окна на проезжую часть выходят. Летом шумно очень, когда открываешь форточки, выхлопными газами пахнет, так что свежим воздухом не подышишь. Старая-то наша квартира на 4-м этаже была, в добротном кирпичном доме. Сухая была и тёплая, просторная, светлая, и окна её во двор выходили, на зелёный сквер. Круглый год было тихо и солнечно, окружающая атмосфера почти идеальная. Мы окна летом распахивали настежь - и ничего, никакой гари и дыма не чувствовали. Красота!... А теперь - тоска смертельная, и одни сплошные расстройства. Жена Вера меня из-за жилья постоянно пилит и ноет, запилила уже: одни опилки скоро от меня и останутся. Давай меняться, говорит, давай переезжать, давай покупать новую! Чего сидеть и ждать у моря погоды?! Наша дочь, говорит, из-за этой постоянной гари и сырости больной вырастет, хроническим астматиком скоро станет или туберкулёзником - инвалидом на всю жизнь. А что я могу сделать? как решить вопрос? Я ж не волшебник...
-…До прихода Ельцина-то, старик, у нас с женой хоть какая-то перспектива была, и мы в целом нормально жили - без крупной ругани, без скандалов. Я в те годы с Байконура не вылезал, меня не было дома годами. С семьёй из-за этого редко виделся, скучал по ним, а они по мне. Но зато зарабатывал хорошие деньги, больше всех инженеров в отделе. Мне из-за этого, помнится, все завидовали, даже и старики, ведущие инженера отдела. Зарабатывал я тогда столько, что на кооперативную квартиру накопил, смог в конце 80-х годов встать на очередь… Мы, помнится, так эту квартиру ждали с женой и дочкой, рассчитывали вскорости переехать, планы строили на новую жизнь, мебель даже ходили подыскивали… А тут вдруг буйный и полоумный реформатор-Ельцин со своей воровской камарильей мягкотелого Горбачёва в Кремле сменил - и всю страну перевернул вверх дном, зараза такая, всех до копейки ограбил, превратил в нищету, в рабов без-правных... Все наши планы полетели к чёртовой матери из-за этого. Гайдар с Чубайсом обнулили наши счета, а кооперативы строительные распустили. И остались мы с женой и дочуркой у разбитого корыта, фактически: без квартиры новой, без планов радужных и сбережений. Жизнь нам надо было с чистого листа начинать - нищими и голодными…
-…Вот тогда-то проблемы у меня и начались - и с женой, и с матушкой, которым конца не предвидится. Денег у меня теперь нет, жилья фактически нет, перспективы нет. И что делать, куда грести, как из теперешнего дерьма выбираться? - не знаю, не ведаю, не представляю даже. Жена Вера каждый день истерики дома закатывает, видеть меня не может уже, не может даже спокойно находиться рядом: гонит меня на кухню прочь, когда сама в комнате, а когда заходит на кухню готовить - наоборот. И спрятаться нам друг от друга негде, чтобы не раздражаться, не мозолить глаза, не бередить душевные раны. В тесной однушке не спрячешься. А хорошую квартиру, просторную у нас отняли новые власти, взяли себе задарма. И на Байконур теперь не уедешь, как раньше: никому не нужен теперь Байконур, дикие казахи его на металлолом растащат. А Филиал доживает последние дни, или годы, если с запасом брать, и надо новую искать работу. А как и какую? - не знаю, опять-таки. Тут впору волком начинать выть, или, повторюсь, лезть в петлю. Тут уже скоро у меня самого истерика начнётся, а что говорить про жену. Она - женщина, слабый пол. Её защищать и поддерживать надобно, духовно и морально подпитывать… Я это и пытаюсь делать, старик, изо всех сил стараюсь её успокоить и приободрить. Но только чем больше я около неё кручусь, - тем сильнее и агрессивнее она от меня шарахается, считает мямлей, пустышкой и неудачником. С кулаками уже на меня бросается каждый вечер, лютой ненавистью ненавидит и спать заставляет отдельно. Так с ней отдельно уже несколько лет и спим: она с дочкой ночует в комнате на кровати, а я валяюсь один на кухне как не нужный никому холостяк, похотью и пессимизмом маюсь. Холодный, голодный как бомж, злой как собака. При живой и здоровой жене онанизмом приходится заниматься в 37 лет, представляешь, чтобы не разорвало от наплывов чувств, от вожделения… Пытаюсь Веруне своей это всё объяснить: что нельзя так жить, не по-человечески это, законного мужа доводить до такого критического состояния. Но она прямо визжать начинает до обморока, слёзы фонтаном из глаз и трясучка по всему телу: с ней случается очередная долгоиграющая истерика. Она, Вера, своими ежевечерними “концертами” меня вымотала уже, всю кровь из меня выпила. Впору и впрямь нам с ней развестись от греха подальше, чтобы с ума не сойти и не попасть в дурку, - да однушку нашу не поделишь уже, не разъедешься, как раньше. Да и люблю я её, её и дочку Машеньку. Не хочу, не смогу с ними взять и расстаться - умру без них, загнусь под забором в два счёта. Они ж мне обе - родные души! Как без них?!…
-…А может тебе к матушке переехать на время, Сань, - попробовал я посоветовать тогда Воронову, проникшись жалостью к нему и его незавидному положению. - Разъедитесь на какое-то время, друг от друга отдохнёте, напряжение и усталость сбросите, успокоитесь в одиночестве и тишине, душевные силы накопите. Глядишь, и прежняя страсть вернётся, когда накопленный негатив уйдёт. В тесноте жить очень тяжело: это я по себе знаю. Я же шесть лет в общаге прожил, когда пять человек жили рядом, и каждый со своим характером и закидонами. Мне твоя ситуация очень хорошо понятна и знакома.
- Да что ты говоришь, старик?! Какая мать?! С матерью у меня отношения ещё хуже, ещё напряжённее! Та из меня тоже постоянно кровь сосёт своими попрёками и нытьём, когда я к ней иногда приезжаю.
- А почему? - удивился я. - С матерью-то ты чего не поделил?
- Жену и квартиру, - быстрый ответ последовал, давно вертевшийся у Воронина на уме, как мне тогда показалось. - Матушка меня до сих пор пилит, поедом ест, что я на “иногородней дуре” женился - на “без-приданнице”, как она говорит, у которой-де нет ничего: ни жилья, ни денег, ни связей. Она считает, что я такой же дурачок, как и она, жена моя Вера, что только одни дураки-де по любви женятся. Умные же люди женятся по расчёту, - по её твёрдому убеждению, - и потом в шоколаде живут и как сыры в масле катаются. А я, мол, “голую простушку” взял, “паразитку-захватчицу” - и теперь мучаюсь. И сам, дескать, мучаюсь, и родителей заставляю мучиться на старости лет, идиот, дубина стоеросовая. Отличную квартиру, мол, заставил их с отцом разменять из-за гадины-Верки, заставил переехать в гнилую хрущёвку, где одни уголовники и алкаши живут, которые им с первого дня не дают покоя.
-…Там, старик, и вправду соседи гнилые попались и сверху, и сбоку. Пьянки-гулянки каждый Божий день, драки и поножовщина. Короче, сплошной криминал: одних там сажают в тюрьму, другие из тюрьмы выходят и начинают куражиться. Мне матушку очень жалко: хреновое им жильё досталось с отцом, свинью я им подложил, безусловно, большую по молодости и неопытности. Отец из-за этого и умер, наверное. Так мне, увы и ах, теперь кажется, такие мысли во мне сидят и
