Дни растворялись во времени, как крупинки сахара в чашке горячего чая: Васильку двадцать третьего сентября 1970 года стукнуло-таки три года – не помер он в лютом русском холоде и голоде вместе с пожилой кормилицей. Надо радоваться тому факту, что сердце продолжает качать кровь, а в лёгкие попадает воздух, в желудок тоже что-то да попадает.
Система поздравила его сообщением, что в связи с этим знаменательным событием, Васильку даётся разовый бонус в десять лечебных единиц. Причём эти единицы не отобразятся в основном баре, а отправятся прямиком в отдельное особое бонусное хранилище. Что сказать? Это в его жизненных условиях настоящий царский подарок. Оперативный резерв на самый крайний случай. Ведь эти единицы настоящее чудо: всего три-четыре единицы и можно срастить сложный перелом.
Пока Василёк не мог понять, по каким критериям Система определяет стоимость лечения: некоторые, даже смертельные болезни она оценивает всего в несколько единиц, зато, например, пластическую операцию на лице оценивает по конским ценам. Любые бактериальные заражения, даже чуму, она оценивает очень дёшево. А вот вирусные в два раза дороже: за обычную ОРВИ отдай три-четыре единицы. Где логика? Пока же логика ускользала, словно насекомое в амазонских болотах — вот крылатая тварь рядом, но, поди поймай.
Тимофеевна, оказывается, помнила, что в этот день Васильку исполнилось три года. Случился ему и подарок: естественно, это оказалась еда. Сегодня Василька кормили картошкой с тушёнкой и сладкими булочками с изюмом. Не забыли убогого ребёнка и соседи. Ему в этот день досталась даже шоколадная конфета. Для Василька это интересная новость: оказывается, в России умеют делать очень вкусные шоколадные конфеты. Ещё у Тимофеевны появились две банки молочной сгущёнки, которые она прибрала подальше, на чёрный день.
Когда Василёк научился уверенно ходить, он стал, в меру своих сил, пытаться помогать по хозяйству. То курочкам нарвёт травы и бросит её к ним в загончик, то соберёт упавшие с деревьев фрукты, то аккуратно сложит дрова для печки. Простая работа и забота о ком-то помогает сосредоточиться и отвлечься от дурных мыслей. Ставишь перед собой небольшую задачу, а потом выполняешь её. На что-то великое мы пока не покушаемся.
Смотрите, умилялась Тимофеевна, дурак дураком, а что-то соображает. Единственно, что её расстраивало, это то, что каждый день после ежедневного купания Василёк впадал в болезненную прострацию и ни на что не реагировал некоторое время. Это дебильный ребёнок не забывал треть единиц вкладывать в здоровье своей кормилицы.
К концу лета в основном баре попаданца красовалось уже семь волшебных единичек, и Василёк мог уже понимать основную канву речи местных аборигенов. Местные аборигены продолжали замечать произошедшую с Тимофеевной перемену в лучшую сторону. С чего бы это? Начались пересуды и расспросы. Тимофеевна всем отвечала, что сама не знает, отчего так, но предполагает, что это из-за ежедневной вечерней молитвы. Ещё она пьёт освящённую воду. Какую такую воду? Да, каждый вечер перед сном, она наливает воду из своего дворового колодца вот в эту керамическую кружку с рисунком коровки. Естественно, воду надо кипятить. Потом после молитвы опускает в воду свой маленький серебряный крестик и, благословляясь, потребляет-то водичку. Пить такую воду надо с благими мыслями в голове. После этого самочувствие улучшается. Да, это и понятно. Ведь Господь он всё видит, вот и помогает, как может. Соседки ахали. Интересовались – а грешникам Господь помогает? Да, с чего это Господь сподобится помогать грешникам!? Ну, разве, что раскаявшимся.
Теперь Васильку пришлось изворачиваться, ибо к Тимофеевне намылились приходить вечерком страждущие и болящие соседки. Здесь у них сейчас бородатые времена: теперь бормотали молитвы перед иконами уже по двое, а то и по три жителя поселения. Они, что - действительно в Бога веруют? Василёк опять пересмотрел график своего лечения: пришлось его удлинить во времени. Теперь он решил пятьдесят процентов единиц тратить на Тимофеевну и соседей. Логика подсказывала, что благодарные соседи не оставят его семью голодать, а может, при случае, отвадят от деревни медведей, которых, почему-то всё не наблюдалось. Вымерли они что ли? Причём в этом начинании его стимулировала и Система, сообщив, что за каждых новых пятерых пациентов одного биологического вида ему начислят бонусные единицы в особое бонусное хранилище. Это уже не шутки. Пока же у него в пациентах числилось, кроме него самого и кормилицы, два человека – ближайшие соседки, это один биологический вид, и одна кошка, это другой вид. До бонуса надо лечить ещё три человека, или четыре кошки. Но лечебные единицы не резиновые. Однако в любом положении должны обнаруживаться свои плюсы.
Мысленно отвесив себе подзатыльник, Василёк установил для себя жёсткие правила: лечить только праведников, грешников не лечить. Как отличить праведника от грешника? Очень просто. Праведник никогда не придёт на молитву к Тимофеевне с пустыми руками, а грешник запросто придёт пустой. Васильку надо хорошо питаться, у него трудное детство, недостаток витамин. Поэтому щедрый гость мог получить целых полторы единицы, а то и две, а скаредный односельчанин фиг что получит, потому что он грешник и не кается.
По вечерам, если приходила щедрая (читай праведная) соседка со свёртком спонсорской помощи, то Василёк пробирался ближе к молящимся. Его никто не прогонял, ибо совершенно безвредное существо этот убогий Василёк, как пустое место.
«Убогий», взвесив степень праведности и грешности односельчанина, включал диагностику и исследовал потенциального пациента. Н-да, каких только болезней у этих людей не обнаруживалось: у некоторых так целые букет из болячек. Оценив степень щедрости пациента, Василёк направлял в больную точку волшебную единичку, но не сразу, а как только пациент выпивал освящённую серебряным крестиком воду. Мистика в нашем деле всё. Даже настоящие врачи используют при лечении плацебо, а мы волшебной силой не гнушаемся.
Положительный эффект наступал молниеносно, отчего пациенты впадали в когнитивный диссонанс. Интересное дело получается: таблетки не помогают, а тут пробормотал молитву, выпил воду, и сразу такое облегчение. За это не жалко отдать целую банку тушёнки и кулёк пряников. И ничего, что пряники немного жестковаты: убогий Василёк их сгрызёт, всё равно дурень не понимает, что ест.
Осчастливив, таким образом, ещё три человека женского пола, Василёк получил от системы очередной обещанный бонус. Теперь в специальном бонусном хранилище красовалось целых тринадцать единиц, которые можно потратить на что-то важное без болезненного впадения в прострацию.
Соседки повадились приходить чуть ли не каждый вечер. Таким образом, совместное предприятие бывшего уругвайского профессора и русской крестьянки, стало приносить некоторые дивиденды. Правда случались и некоторые проколы. Диагност намечал оптимальную схему лечения, а пациентке надо пролечить совсем другую болячку, что по её мнению, главнее. Тогда Тимофеевна пожимала плечами: а кому собственно пациентка собирается предъявить претензию, Господу богу? А ты не греши.
Пациентка начинала вспоминать свои прегрешения в последнее время. Грехов вроде и не водилось ... в смысле особо серьёзных. Не считать же за грех всякую мелочь … ведь со Степаном-трактористом с Пути Ильича только три раза и встречалась. Ну, ладно, пять раз. Вот же, Господи, какой ты всё-таки злопамятный. Что ж теперь раз десять ходить к Тимофеевне, отмаливать грехи?
С приходом осень сама Тимофеевна загрузилась домашними делами по самую маковку: урожай сам не уберётся и в погреб не спустится. Односельчане, в большинстве своём, также не ленились, ибо хорошо знали - как потопаешь, так и полопаешь. Поэтому сеансы лечения они перенесли на поздний срок.
В конце сентября температура воздуха стала опускаться до десяти-пятнадцати градусов по Цельсию. Василёк, ёжась в своих тряпках, считал, что это уже наступила русская зима. Ведь холодно! Он даже мысленно не мог представить, что зимой температура может опуститься и до минус тридцати градусов по Цельсию. Это же Антарктида с пингвинами. Моя одежда в стиле «лохмотья» не спасёт меня от холода. Как сказал мой хороший знакомый поэт Орасио Феррер: «…меня свобода ценит, одетого в лохмотья…» Три раза «ха»: Орасио никогда не ходил в лохмотьях, а мне приходится одеваться в тряпьё.
Постепенно, как столб, вставал вопрос о тёплой одежде для ущербного дитяти. Сейчас Василёк щеголял в тряпках, которые, если смотреть на него сбоку, то имели вид чуть красивее, чем на огородном чучеле; если же смотреть на него в анфас, то одежда Василька выглядела страшнее, чем на пугале. Тимофеевне опять пришлось бросить клич соседям. Те откликнулись и стали жертвовать для убого дитяти всё, что не жалко, но от всего сердца. Поэтому у Василька теперь скопилась куча одежды, которую раньше носили уже много лет. В основном одежда с девочек, но убогому сойдёт. Тимофеевне, которая оказалась ни разу не кутюрье, приходилось всё это ушивать, подгонять, перелицовывать. Васильку же глубоко начхать, как его одевают: он всё равно не разбирался в русской моде, да и не хотел в ней разбираться. Он хотел разбираться в русском языке, но с этим делом не вытанцовывалось. Язык оказался неимоверно сложным. Для его изучения необходимо постоянное общение с носителями этого языка, а под боком только один носитель, это Тимофеевна, но она вечно занята и почти не общается с Васильком. Другие носители языка не имели желания общаться с убогим: свои проблемы надо решать, а не с убогим валандаться.
[justify] Язык надо срочно изучить, прежде всего, для правильного понимания умения «Лéкарство». Причём, язык надо знать очень хорошо. Василёк однажды попытался открыть в этом умении приложение с теоретическими исследованиями. Пожалуйста, сказала программа, и открыла для просмотра несколько десятков тысяч объёмных томов по медицине. Вся информация великолепно систематизирована, но написана на русском языке и частично на латыни. Читай – не хочу. Такой же дикий объём предлагался по ветеринарии, ибо другие биологические виды тоже надо