так думал, то начинал терять самого себя в этих жизнях потому, что во всех воплощениях переживания оказывались одинаковыми, и я просто повторялся много раз в несколько разном антураже. Мало того, становилось очевидно, что я повторяюсь не только в своих воплощениях, а любые другие люди - тоже как бы я, но при других обстоятельствах. Все люди, жившие, живущие и те, кто будет жить были мной, но только каждый в свое время и на своем месте. Я с любопытством посмотрел на того себя, который был сейчас Ундуком и лишь отсутствие сверхжизни ограничивало его понимание и отличало от меня.
Вдалеке жалобно провыли первые волки.
Ундук наугад метнул камень, и в темноте замелькали горящие точки глаз. Они подбирались все ближе, и камни уже не пугали их. Только костер мешал им. Я пошел за новой порцией дров, и среди огромной кучи сухих веток мне попалась одна прямая, примерно с дюйм толщиной. Тут же в голову пришло сделать лук. Недолго думая, я скрутил длинную сухую кишку, и получилась подходящая тетива. Моих сил не хватило натянуть ее, и я попросил помощи у Ундука.
Потом начал поджигать прямые смолистые камышины, собранные пучками для растопки и пускать их в горящие глаза. На пятый раз из темноты раздался испуганный визг. Моим товарищам это понравилось, и некоторое время мы развлекались, стреляя по очереди. Когда в камышовую дырочку закладывался камешек, то она летела особенно сильно.
Ундук вспомнил что-то и уважительно спросил:
- Слушай, Туюм, а как ты так врать научился?
Сначала я не понял.
- Про что врать?
- Про то, что ты рассказываешь всем.
- А я не вру, я все это как во сне сам видел.
- Гизак говорит всем, что ты такой потому, что он в тебя вложил слишком много своей силы.
- Ага..., наверное, - я пожал плечами.
Тут закричала моя мать. Мы рванулись посмотреть, что случилось, но Гизак уже стоял у входа в нишу.
- Идите! - резко сказал он, - Волки залезут! Огня больше сделайте!
Ундук с Каридом бросились к костру.
Из полумрака появилась мать Шиды, которая, как я слышал, обычно принимала роды.
- Воды согреть? - спросил я ее.
- Она спросонья непонимающе посмотрела на меня, нетерпеливо махнула лапой, и Гизак пропустил ее.
"Ну и черт с вами. Что-то рановато она, вроде бы..." - подумал я и вернулся к костру. Я не знал, будет ли лучше, если ребенка искупают и решил не вмешиваться.
Мать громко орала почти все время, но, как всегда, никто не вылез из своих нор.
Под утро мы пошли высыпаться, и когда я проснулся, то узнал, что родился мальчик. Гордый Гизак устроил большой праздничный суп с большим праздничным компотом.
Я проснулся от вкусного запаха. Это было очень кстати, и мы наелись досыта.
Когда народ отвалился кто где вокруг костра, довольно отрыгивая, но без желания говорить или внимать говорящим, Гизак вдруг вскочил, загораясь идеей, и воздел было лапы c намерением сказать слово. Но вдруг он покосился на меня, хрюкнул и резко опустил лапы, громко хлопнув по ляжкам. И затем он посмел заговорить с опущенными лапами, что было невиданным вызовом традиции. Все очень ясно это заметили, но никто не посмел прервать и упрекнуть его. Так мое вмешательство покончило с обязательным поднятием лап, что, возможно, было серьезной потерей для регламента. Хотя пока что это оставалось привилегией только для меня и для Гизака, а любой другой не рисковал проявить немалую отвагу, чтобы заговорить без лап.
- Я снова сделал это! Я вложил еще больше силы! - он многозначительно посмотрел на меня, - Он будет еще лучше и еще ловчее Туюма! Его имя будет Тизил! Вот! - Гизак откинулся на еще не остывший от его зада камень.
Все почтительно молчали, громко отрыгивая. Мне стало одиноко и соответственно обидно. Никогда не слышал у народа имя Тизил, Гизак его явно сам придумал. Эти звуки на нашем языке означали "Лучший". Кстати, мое имя означает "Ловкий плевок" или "Хитрый плевок", - сложности перевода.
- Гизак, - наконец сказал я, также не поднимая лап - если народу бывает так трудно со мной одним, что будет, когда нас станет двое?
- Он будет правильный, и все будет хорошо! - жестко махнул лапой Гизак.
Все согласно закивали, искренне возжелав правильного сына Гизака.
- И он будет варить вам такие же вкусные компоты? - коварно спросил я, заметив, что Хрум полез за добавкой.
Хрум замер и я почувствовал, что вселил сомнения в народ.
- Он будет лечить вас, рассказывать интересные истории и есть из горшков, которые придумал я? - на этот раз уже мне пришлось слегка придавить собственную совесть.
Повисло характерное для тупиковых политических споров нехорошее молчание.
- Смотрите! - вдруг сказал Ундук.
Он потянулся, взял мой лук, вложил приготовленную для волков камышину и на редкость удачным выстрелом попал в горшок в лапах Хрума, в который тот так и не налил добавочный компот. Горшок разлетелся вдребезги, и все подскочили.
- Он придумал это, чтобы отбиваться от волков! - крикнул обрадованный Ундук, превращаясь в моего союзника.
Этого оказалось достаточно. Про назревающий конфликт все моментально забыли и полезли смотреть лук. У племени появилась новая игрушка. Ундук показывал всем как нужно стрелять, а я лихорадочно думал, что же делать, чтобы племя не воспринимало меня как чужого.
Мимо меня неторопливо прошла чуть оскаленная Шида с загадочным выражением на мордочке. Она как бы невзначай вернулась и, проходя, потерлась шкурой о меня.
- Пойдешь? - негромко спросила она.
Я в некотором ошеломлении смотрел на нее, и она уже собиралась фыркнуть.
- Да. Ты иди, я возьму огонь и догоню.
- Зачем огонь?
- Мы же идем в пещеру!
- Зачем далеко?
Я вздохнул.
Мы вошли в темный ход, ведущий в глубину, и продвинулись на ощупь совсем немного, когда она охватила меня лапками и прижалась, чуть подрагивая.
Мне это все не очень нравилось.
- Шида, подожди!
- Что?
- Ты не хотела поговорить со мной, с тех пор как мы вернулись из пещеры?
- Нет.
- Ладно... - одной лапой я нервно расчесывал ее гриву пальцами, а другой чесал ее за ухом.
- Ну? - она нетерпеливо укусила меня.
- Что?
- Ты делал мне хорошо, делай!
- Шида, это неправильно...
- Что?
- Мы не должны это делать только для того, чтобы доставить удовольствие.
- А для чего? - она чуть отодвинулась от меня.
Я понял, что я веду себя как дурак. Мне очень не хотелось огорчать ее, и я смутно надеялся, что, может быть, она будет тем, кого я в состоянии осчастливить и таким образом выполнить свою жизненную задачу. Так что я сделал все, как она хотела.
Снег давно сошел, и сезонная скука осталась позади. Теперь все с утра торопились уйти в интересные места и на охоту, с надеждой оказаться удачливее других.
Я заразился идеей научиться делать хороший охотничий лук в местных условиях. Тут мне не нужно было изобретать ничего особенно нового - такой опыт у меня был в веках, только выискал подходящие ветки и добился нужных свойств после обработки. Чтобы вернуть навыки точной стрельбы тоже не потребовалось слишком много времени, и вскоре первый сурок, пронзенный камышовой стрелой с каменным осколком, был принесен в пещеру. Я не был еще мужчиной, и мою добычу восприняли как детскую шалость.
- Ты только распугаешь всех ленивых сурков в округе! - озабочено проворчал Медил.
Народ воспринимал лук как развлечение, и некоторые по вечерам из интереса брали мой пострелять. Для серьезной охоты их точность стрельбы была удручающе недостаточна.
Шиде очень нравилось стрелять из лука и у нее неплохо получалось. Как ни странно, этим увлекся и Зидан.
Взрослые близко меня к себе не подпускали, чтобы не распугивал дичь. Но Хрум часто брал меня и Карида с собой и учил нужным повадкам.
Однажды ночью Гизак разбудил меня, нетерпеливо пихая ногой в бок.
- Тизил заболел! - прорычал он угрожающе.
- Пойдем посмотрим! - слегка холодея от предчувствий возможных последствий для меня, предложил я.
Гизак сильно колебался.
- Нет! - прошипел он злобно, - Ты хочешь, чтобы он умер!
У меня округлились глаза, и минуту я молча смотрел на отца.
- Ну..., - я уселся на камень, - если ты так считаешь, лечи его сам.
- Если он умрет, я отправлю тебя провожать его в Мир За Горами! Такой закон! - он явно плохо владел собой.
- А если ты ошибаешься? Если Тизил заболел сам, и я тут ни при чем?
Гизак это понимал, но его смятение только возрастало.
- Можно мне просто посмотреть его?
- Нет!
- А зачем тогда ты меня разбудил?
- Чтобы предупредить.
- Слушай, Гизак, раз я такой плохой, может быть мне нужно уйти от вас? Колап хотел взять меня...
Гизак задумался.
- Ты не плохой. Но я обещал, что Тизил будет лучше, а он заболел.
- Зачем ты обещал? Разве можно знать это заранее?
- Я знаю.
- Похоже, что ты ошибся.
Гизак злобно оскалился и ушел.
Я лег на свою охапку сухой перевязанной травы и попытался обдумать положение, но по-детски сильно хотелось спать.
Утром, когда я проснулся, в пещере было необычно тихо. Из-за самых плохих предчувствий вставать очень не хотелось. У костра шла какая-то перебранка.
Я сел. Ундук и Карид хмуро сидели рядом и встревожено переглядывались.
Донесся голос отца.
- Он еще не был таким сильным!
- Если это сделал он, то ты должен отправить его в Мир За Горами, - явственно прошипел Шекил.
- А если не он? - спросил отец.
- Тогда ты слишком наврал народу. Ты сказал, что он будет очень сильным.
У костра повисло молчание. Высказывались слишком сложные мысли.
Ундук посмотрел на меня.
- Тебя прибьют сейчас, - тихо сказал он.
- Ага, - ответил я.
- Ты еще можешь свалить в пещеру, - подсказал Ундук.
- Не хочу, - тяжело вздохнул я.
- Я не наврал! - донеслось рычание отца.
- Сваливай, ленивый сурок! - прошипел мне Ундук и сам исчез из нашей ниши. Карид поспешно последовал за ним.
Да, я мог убежать через проход в пещеру Колапа, но если тот не отдаст меня Гизаку, то между соседями начнется вражда.
Снаружи вдруг раздался женский визг. В тот же момент проход в нишу загородила фигура отца. В его лапах была тяжелая охотничья палка с камнем на конце. Я смотрел прямо ему в глаза, и он на мгновение замер. Женский визг повторился.
- Не надо! - это был плачущий голос Шиды.
Такой отчаяной отваги я от нее не ожидал. Именно это окончательно смирило меня с неизбежностью. Спасибо, Шида, значит, я не безразличен тебе…
Отец с ревом протиснулся в проход, я потянулся к наставнику, готовясь держать очередной ответ. Отец шагнул ко мне и со страшной силой замахнулся палкой, как будто перед ним был мамонт. И вся сила этого замаха пришлась на свисающий позади сталактит, который с музыкально чистым звуком обломился почему-то не в месте удара, а у основания, и это массивное основание низверглось на голову отцу.
Я все еще тянулся к наставнику и ясно почувствовал посланный мне заряд любви с небольшим укором за то, что снова пришлось вмешаться.
Очнувшись от шока, я бросился к отцу и осмотрел его голову. Крепкий череп был цел, на шее часто пульсировала артерия.
Я отошел и поднял глаза. Из прохода ниши на меня с ужасом смотрел народ. Шида растолкала всех и бросилась ко мне. Я не удержал ее вес, и мы, в обнимку повалились на шкуры. Я вскочил и помог ей подняться.
Отец зашевелился, тихо прорычал что-то, привстал и, сморщившись от боли, схватился обеими лапами за череп. Потом он увидел меня и содрогнулся, позабыв про боль.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, потом отец поник, повернулся и вышел, расшвыривая
