сразу? - возразил я. Мурак снисходительно хмыкнул, перекинул отбивную енота на другое плечо и пошел дальше.
Гизак уже хотел новый нож.
- Где нож? - спросил он.
- Я могу сделать, только нужно принести материал. Он далеко отсюда.
- Нам нужны острые ножи! Мы сходим!
Племя уже умело делать корзины еще с того времени как, увидев мои тренировочные приспособления, все признали, что это - удобная вещь. На следующий день мы с собой взяли несколько самых прочных корзин и к вечеру вшестером притащили около ста килограммов руды.
Охотники возвращались мрачные и недовольные. Никогда они не ходили так много для того, чтобы добычей оказалась груда тяжелых грязных камней. Многие поранили задние лапы, хотя наши ступни и были покрыты толстой кожей. И все из-за Туюма. Но Гизак лучше меня сумел расписать такие прелести новых ножей, о которых я сам не подозревал.
На следующий день мне помогли вылепить из глины огромную бутыль. Я выравнивал стенки изнутри, и потом возникла небольшая проблема: как вытащить меня. Бутыль, судя по репликам снаружи, явно всем очень нравилась, и я услышал голос Мурака:
- Этот большой горшок годится чтобы сварить Трепача Туюма, и он уже там!
Я задрал голову вверх в поисках решения и увидел ветвь дерева над горлышком. Оставалось только привязать там веревку, чтобы вылезти.
Мы обожгли бутыль и соорудили два воздуходува из шкур. Потом наделали большое количество древесного угля и засыпали порцию в печь.
Распалив внутри костер, чтобы уголь занялся, мы загрузили бутыль слоями угля и разбитой руды и начали вдувать мехами воздух. Уголь с гулом разгорался. Этот завораживающий гул вызвал осторожное предположение у зрителей, что, может быть, Туюм и не трепло.
По мере проседания добавлялись новые слои. Когда из щели потек шлак я, открыв дырку, выпустил его. Густой ручеек огненной лавы потек по склону, изумляя притихших сородичей. Двое лохматых детенышей обрадовано скакали вокруг светящейся струи. Один потрогал пальцем и завизжал от боли.
Мужчины продолжали качать воздух, все чаще сменяясь. Наконец вся масса прогорела. Я нагнулся и заглянул в дыру. В печи все ярко сияло, и трудно было что-то разглядеть, только пышущим жаром жгло глаза. Тогда мы разбили глиняную стенку и с трудом выгребли палками тяжеленный блин раскаленного железа. Уложив его на огромный плоский камень, мы большими камнями принялись выбивать из него остатки шлака. Брызги разлетались, прожигали шерсть и впивались в кожу больнее, чем укусы пчел. Железо почти остыло, когда образовался большой лист.
Острыми камнями, как зубилом, я отделил несколько кусков. Один из них подровнял каменным молотом, потом принялся затачивать. Толпе наскучило смотреть на этот долгий процесс, и все нашли себе более интересные занятия. Только Гизак сидел рядом.
Потом я раскалил нож на костре и резким движением закалил в воде.
Я довольно удачно приделал деревянную ручку к лезвию. Осталось заточить его подходящими камнями. Первый нож был готов.
Одну из отрезанных железок я попробовал в качестве огнива и высек сноп искр при скользящем ударе по куску пирита. На березах нашлось много сухих грибных наростов, которые можно было использовать в качестве трута.
На вечернем костре я показал народу нож в действии. Это было всего лишь кричное железо, но, когда одного движения хватило, чтобы разрезать шкуру, раздалось дружное "У-у-у-у". И я вручил нож Гизаку под завистливое причмокивание соплеменников. Тот с азартом начал осваивать новую игрушку. Когда же его восторг достиг вершины, я продемонстрировал новый способ добычи огня. Такого счастливого Гизака я никогда не видел. Он, как ребенок, побежал к соседям, не упуская случая намекнуть на новое качество в товарообмене. И это выплеснуло наружу всю накапливаемую к нам зависть.
Главари шести соседских пещер долго сидели на корточках у речки, озабочено плевали в воду и потом направили Колапа для переговоров к Гизаку.
Мы мирно отдыхали у вечернего костра, жарили сегодняшнюю партию лягушек в углях и тушили в большом семейном горшке сурка и индейку с овощами, когда неуклюже ввалился Колап.
- О! - обрадовался Гизак, показывая старому другу место рядом с собой и гостеприимно протягивая прутик с жареной лягушкой.
Колап охотно взял прутик и аппетитно захрустел корочкой.
- Я не один, - заявил Колап, - я - от всех.
- А-а, - понял Гизак.
- Тебе, Гизак, сильно повезло, - наконец сказал Колап.
- Да, - подумав, ответил Гизак.
- Ты стал богатый, здоровый, а мы все так и живем.
- Да, - согласился Гизак.
- Но если будет большая беда, кто тебе поможет?
- Вы, - просто ответил Гизак.
- Да, - согласился Колап, - мы народ.
- Да, - Гизак протянул Колапу вторую жареную лягушку.
Тот снова захрустел, мучительно выстраивая очередной силлогизм.
- Но ты так богат, что мы кажемся как в беде. Ты понял?
Размышление затянулось на всю лягушку Колапа, и ему налили большую чашку компота.
- Ты научился делать луки и стрелять? - наконец спросил Гизак.
- Да.
- Ты научился делать горшки?
-Да.
- Ты не чешешься от блох?
- Нет.
- Значит, мы помогли?
Колап растеряно задумался, но потом сказал.
- Да, помогли. Народ радуется. Ты же и теперь будешь помогать?
- Буду. А что ты хочешь?
Колап не выдержал искушения и сказал прямо:
- Ножи.
- Тебе?
- Всем.
Я вскочил со своего места.
- Гизак, я отвечу!
Колап так удивился, что чуть не вылил компот себе на задние лапы.
- Разве он мужчина?! - спросил он брезгливо.
- Да, - с довольным оскалом ответил Гизак, - говори, Туюм.
- Закон такой, - проорал я, уважительно кивнув Шекилу, - помогают тому, кто сам не может что-то сделать.
Все задумались, поглядывая на нашего интерпретатора законов и сыто отрыгивая.
- Да, - нехотя кивнул Шекил.
- Ты, Колап, сам охотишься и тебе не нужно помогать дичью. Если я научу тебя, как делать ножи, ты сам их сможешь делать. А готовые ножи можно только покупать. Правильно?
- Правильно! - обрадовался Гизак.
- Научи! - согласился Колап.
- Хорошо. Тогда завтра утром все пойдем за тяжелыми камнями. А сегодня сделайте корзины. Наши женщины научат.
Сам же я принялся кроить себе рюкзак из прочной шкуры кабана, которую выпросил у Гизака.
Моя жизнь стала интереснее и приятнее. Наступила середина весны.
- Будет теплая ночь! - сказала однажды Шида таинственно, - А вчера я видела полную луну.
Я вспомнил про праздник, где у меня должен появиться первый волчий клык в косичке.
- Тебе нравится этот праздник?
- Да. Тебе будет трудно.
- Почему?
- Потому, что ты еще не совсем мужчина!
- Никто же не знает!
- Узнают. Тебя выберет другая женщина!
Я округлил глаза и подумал.
- А ты не можешь выбрать меня?
- Неа, - Шида мечтательно покачала головой, - я выберу другого.
Я вздохнул и не стал спрашивать кого.
Племя понемногу проникалось предстоящим.
Женщины пришивали себе кармашки к шкурам на бедрах. Мужчины строгали новыми ножами какие-то небольшие палочки. Когда я поинтересовался у Хрума, он неохоьно сказал, что это честь мужчины. Я пригляделся к той, что была у Хрума и настрогал себе штук десять таких же.
Гизак заметил это и обомлел. Потом он с яростью переломал все.
- Туюм!!! Так еще никто не поступал!
- Что?
- Ты настругал много чести Хрума!
Ундук захохотал, не в силах сдержаться.
А Гизак растопырил три кривых пальца у меня перед мордой.
- Вот сколько может быть чести у мужчины! - орал Гизак.
- Ундук! - попросил я, - Объясни мне!
- Каждый делает себе три чести. И они должны отличаться от всех других. Ты должен придумать свой узор.
- Что с этим будем потом делать?
- Ха! - Ундук посмотрел на меня как на запросившего слишком много, - Каждый сам узнает и сам придумывает как ему лучше побеждать.
Он четко сознавал, что информированность дает преимущество и не желал, чтобы я получил его.
- Ну, ладно, - сказал я, подправил заточку своего ножа, и не поленился, вырезал себе такие затейливые узоры, что все подходили смотреть и чесали пупки от зависти. Потом подошел к Гизаку узнать, все ли у меня готово.
В это время тот лихорадочно прикидывал количество имеющихся продырявленных клыков. Кажется, это была очень непростая задача. Он откладывал клык и, прикрыв глаза, называл его чьим-либо именем, стараясь никого не пропустить. Я уже давно знал число соплеменников и быстро отсчитал нужное количество. Гизак недоверчиво посмотрел на меня и начал перепроверять. С третьей попытки он убедился, что я оказался прав и радостно оскалился, открыв во мне новый талант.
Мужчины начали привязывать себе на животе с помощью волос палки чести, и я поступил так же. Если будет малое число волосинок, честь легко потерять, а если много - то, когда ее отрывают, будет больно. У многих в этом месте уже появлялась залысина.
На этот раз не было никакого супа и компота. Заранее зажарили на прочной палке высоко над костром убитого вчера кабана. Когда начало темнеть, Гизак с Мураком взяли вертело с кабаном на плечи, и мы все, перебрасываясь шутками, пошли в лес. Никто не брал оружия. Я тоже оставил свой лук. Только обвязал вокруг пояса пращу с заложенным камнем. Шекил же прихватил свою адскую струнную машинку со смычком, похожим на мой лук, щедро натертым сухой еловой смолой.
Довольно далеко, на ровной большой поляне у лесной речки собрался народ со всех пещер. Когда мы пришли, там уже громоздились три кучи веток для костров. Нашего кабана пристроили над ветками рядом с его собратом, зажаренным у соседей.
Луна еще не взошла, было темно. Без особых церемоний подожгли костры. Какого-то одного главного заводилы не было, а из пещерных лидеров сформировалось что-то вроде жюри.
- Что сейчас будет? - невинно спросил я у Ундука.
- Выберем вплетальщиц клыков года, - неохотно ответил он и отошел от меня во избежание дальнейших расспросов.
Мужчинам раздали по горсти круглых красных камешков, и они образовали широкий круг. Шекил что-то торжественно проорал, и заскрипел смычком. Его тут же поддержали другие музыканты. Я стиснул занывшие зубы, а женщины начали танцевать.
Мужчины принялись подергиваться в неприхотливом пещерном ритме и притопывать. Члены жюри, стоящие между тремя кострами, плотоядно присматривались к танцующим, не забывая профессионально проворачивать кабанов над кострами.
Мужчины в экстазе подзывали понравившихся женщин и совали им камешки в кармашки. Я понял процедуру и подозвал Шиду. Она не услышала. Какой-то горластый извивающийся юнец тоже подозвал ее.
- Шида!!! - заорал я.
Она посмотрела удивленно, но подтанцевала ко мне, и я вывалил ей всю свою горсть камней, сразу заполнив ее кармашек. Она ахнула, счастливо сверкнула мне глазами и упорхнула.
Танцы закончились, как только последний мужчина истратил свой последний камешек. Музыка оборвалась, и восхитительная тишина вернулась в лес. Усталые женщины расселись на траве вокруг поляны. Но не все. Несколько крепких самок торопливо привязали себе чуть выше пупков по три щепки чести и на равных подошли к самцам, отпуская чисто мужские шуточки и раздавая задорные затрещины.
Мои уши отдыхали недолго. Новый шквал скрежета оказался куда омерзительнее прежнего, выражая суровые ритмы боевого состоязания. Молодой самец, стоящий рядом, задышал чаше и напрягся. Народ на поляне начал рассредотачиваться, насторожено поглядывая друг на друга. Что-то должно было произойти, и я напряг
